Неточные совпадения
Но тут встретилось новое затруднение: груды мусора убывали в виду всех, так что скоро нечего было валить в реку. Принялись за последнюю груду,
на которую Угрюм-Бурчеев надеялся, как
на каменную гору. Река задумалась, забуровила
дно, но через мгновение потекла веселее прежнего.
Напротив того, бывали другие, хотя и не то чтобы очень глупые — таких не бывало, — а такие, которые делали
дела средние, то есть секли и взыскивали недоимки, но так как они при этом всегда приговаривали что-нибудь любезное, то имена их не только были занесены
на скрижали, [Скрижа́ли (церковно-славянск.) —
каменные доски,
на которых, по библейскому преданию, были написаны заповеди Моисея.] но даже послужили предметом самых разнообразных устных легенд.
Красавина. Из диких лесов, говорят.
Днем под
Каменным мостом живут, а ночью ходят по Москве, железные когти у них надеты
на руки и все
на ходулях; по семи аршин ходули, а атаман в турецком платье.
Длиной он футов сорок, а вниз опускался сплошной
каменной стеной, футов
на семьдесят, и упирался в
дно оврага.
Между деревьями, в самом
деле как
на картинке, жались хижины, окруженные
каменным забором из кораллов, сложенных так плотно, что любая пушка задумалась бы перед этой крепостью: и это только чтоб оградить какую-нибудь хижину.
Кругом теснились скалы, выглядывая одна из-за другой, как будто вставали
на цыпочки. Площадка была
на полугоре; вниз шли тоже скалы, обросшие густою зеленью и кустами и уставленные прихотливо разбросанными каменьями.
На дне живописного оврага тек большой ручей, через который строился
каменный мост.
Я не унывал нисколько, отчасти потому, что мне казалось невероятным, чтобы цепи — канаты двух, наконец, трех и даже четырех якорей не выдержали, а главное — берег близко. Он, а не рифы, был для меня «
каменной стеной»,
на которую я бесконечно и возлагал все упование. Это совершенно усыпляло всякий страх и даже подозрение опасности, когда она была очевидна. И я смотрел
на всю эту «опасную» двухдневную минуту как
на дело, до меня нисколько не касающееся.
Мы пока кончили водяное странствие. Сегодня сделали последнюю станцию. Я опять целый
день любовался
на трех станциях природной
каменной набережной из плитняка. Ежели б такая была в Петербурге или в другой столице, искусству нечего было бы прибавлять, разве чугунную решетку. Река, разливаясь, оставляет по себе след, кладя слоями легкие заметки. Особенно хороши эти заметки
на глинистом берегу. Глина крепка, и слои — как ступени: издали весь берег похож
на деревянную лестницу.
Тронет, и уж тронула. Американцы, или люди Соединенных Штатов, как их называют японцы, за два
дня до нас ушли отсюда, оставив здесь больных матросов да двух офицеров, а с ними бумагу, в которой уведомляют суда других наций, что они взяли эти острова под свое покровительство против ига японцев,
на которых имеют какую-то претензию, и потому просят других не распоряжаться. Они выстроили и сарай для склада
каменного угля, и после этого человек Соединенных Штатов, коммодор Перри, отплыл в Японию.
Как произошли осыпи? Кажется, будто здесь были землетрясения и целые утесы распались
на обломки.
На самом
деле это работа медленная, вековая и незаметная для глаза. Сначала в
каменной породе появляются трещины; они увеличиваются в размерах, сила сцепления уступает силе тяжести, один за другим камни обрываются, падают, и мало-помалу
на месте прежней скалы получается осыпь. Обломки скатываются вниз до тех пор, пока какое-либо препятствие их не задержит.
— Если бы мне удалось отсюда выйти, я бы все кинул. Покаюсь: пойду в пещеры, надену
на тело жесткую власяницу,
день и ночь буду молиться Богу. Не только скоромного, не возьму рыбы в рот! не постелю одежды, когда стану спать! и все буду молиться, все молиться! И когда не снимет с меня милосердие Божие хотя сотой доли грехов, закопаюсь по шею в землю или замуруюсь в
каменную стену; не возьму ни пищи, ни пития и умру; а все добро свое отдам чернецам, чтобы сорок
дней и сорок ночей правили по мне панихиду.
Рядом с воротами стояло низенькое
каменное здание без окон, с одной дверью
на двор. Это — морг. Его звали «часовня». Он редко пустовал. То и
дело сюда привозили трупы, поднятые
на улице, или жертвы преступлений. Их отправляли для судебно-медицинского вскрытия в анатомический театр или, по заключению судебных властей, отдавали родственникам для похорон. Бесприютных и беспаспортных отпевали тут же и везли
на дрогах, в дощатых гробах
на кладбище.
Нередко помышляли мы вытти из судна и шествовать по
каменной гряде к берегу, но пребывание одного из наших сопутников
на камне уже несколько часов и скрытие другого из виду представляло нам опасность перехода более, может быть, нежели она была в самом
деле.
Идет она
на высокое крыльцо его палат
каменных; набежала к ней прислуга и челядь дворовая, подняли шум и крик; прибежали сестрицы любезные и, увидамши ее, диву дались красоте ее девичьей и ее наряду царскому, королевскому; подхватили ее под руки белые и повели к батюшке родимому; а батюшка нездоров лежит, нездоров и нерадошен,
день и ночь ее вспоминаючи, горючими слезами обливаючись; и не вспомнился он от радости, увидамши свою дочь милую, хорошую, пригожую, меньшую, любимую, и дивился красоте ее девичьей, ее наряду царскому, королевскому.
Призадумался честной купец и, подумав мало ли, много ли времени, говорит ей таковые слова: «Хорошо, дочь моя милая, хорошая и пригожая, достану я тебе таковой хрустальный тувалет; а и есть он у дочери короля персидского, молодой королевишны, красоты несказанной, неописанной и негаданной: и схоронен тот тувалет в терему
каменном, высокиим, и стоит он
на горе
каменной, вышина той горы в триста сажен, за семью дверьми железными, за семью замками немецкими, и ведут к тому терему ступеней три тысячи, и
на каждой ступени стоит по воину персидскому и
день и ночь, с саблею наголо булатного, и ключи от тех дверей железныих носит королевишна
на поясе.
Это был
каменный флигель, в котором
на одной половине жил писарь и производились
дела приказские, а другая была предназначена для приезда чиновников. Вихров прошел в последнее отделение. Вскоре к нему явился и голова, мужик лет тридцати пяти, красавец из себя, но довольно уже полный, в тонкого сукна кафтане, обшитом золотым позументом.
— Я знаю это возражение, — отвечал я, — все столоначальники опираются
на него, как
на каменную стену; но ведь
дело совсем не так просто, как ты его рисуешь. Тут целая система со множеством подробностей, со сложной обстановкой…
Большов. Уж ты скажи, дочка: ступай, мол, ты, старый черт, в яму! Да, в яму! В острог его, старого дурака. И за
дело! — Не гонись за большим, будь доволен тем, что есть. А за большим погонишься, и последнее отнимут, оберут тебя дочиста. И придется тебе бежать
на Каменный мост да бросаться в Москву-реку. Да и оттедова тебя за язык вытянут да в острог посадят.
Иные, пригорюнившись и опершись щекой
на руку, сидели
на каменной ступеньке придела и по временам испускали громкие и тяжкие вздохи, бог знает, о грехах ли своих, или о домашних
делах.
Рассмотревши
дело и убедившись в справедливости всего вышеизложенного, начальство не только не отрешило доброго помпадура от должности, но даже опубликовало его поступки и поставило их в пример прочим. «Да ведомо будет всем и каждому, — сказано было в изданном по сему случаю документе, — что лучше одного помпадура доброго, нежели семь тысяч злых иметь,
на основании того общепризнанного правила, что даже малый
каменный дом все-таки лучше, нежели большая
каменная болезнь».
Двумя грязными двориками, имевшими вид какого-то
дна не вовсе просохнувшего озера, надобно было дойти до маленькой двери, едва заметной в колоссальной стене; оттуда вела сырая, темная,
каменная, с изломанными ступенями, бесконечная лестница,
на которую отворялись, при каждой площадке, две-три двери; в самом верху,
на финском небе, как выражаются петербургские остряки, нанимала комнатку немка-старуха; у нее паралич отнял обе ноги, и она полутрупом лежала четвертый год у печки, вязала чулки по будням и читала Лютеров перевод Библии по праздникам.
Рабочие, находившиеся
на самой верхушке печи, продолжали без отдыха забрасывать в нее руду и
каменный уголь, которые то и
дело подымались наверх в железных вагонетках.
На их обязанности лежало беспрерывно, и
днем и ночью, подбрасывать
каменный уголь в топочные отверстия.
Закладка
каменных работ и открытие кампании новой домны произошли через четыре
дня после приезда Квашнина. Предполагалось отпраздновать оба эти события с возможно большим торжеством, почему
на соседние металлургические заводы: Крутогорский, Воронинский и Львовский, были заранее разосланы печатные приглашения.
Наконец Неглинка из ключевой речки сделалась местом отброса всех нечистот столицы и уже заражала окружающий воздух. За то ее лишили этого воздуха и заключили в темницу. По руслу ее,
на протяжении трех верст, от так называемой Самотеки до впадения в Москву-реку, настлали в два ряда деревянный пол, утвержденный
на глубоко вбитых в
дно сваях, и покрыли речку толстым
каменным сводом.
Но гостей надо было принять, и
день их приезда настал:
день этот был погожий и светлый; дом княгини сиял, по обыкновению, полной чашей, и в нем ни
на волос не было заметно движение сверх обыкновенного; только к столу было что нужно прибавлено, да Патрикей, сходив утром в
каменную палатку, достал оттуда две большие серебряные передачи, круглое золоченое блюдо с чернью под желе, поднос с кариденами (queridons) да пятнадцать мест конфектного сервиза.
В тот же
день сводчик и ходатай по разного рода
делам Григорий Мартынович Грохов сидел за письменным столом в своем грязном и темноватом кабинете, перед окнами которого вплоть до самого неба вытягивалась нештукатуренная, грязная
каменная стена; а внизу
на улице кричали, стучали и перебранивались беспрестанно едущие и везущие всевозможные товары ломовые извозчики. Это было в одном из переулков между Варваркой и Ильинкой.
Потом
дни через два отец свозил меня поудить и в Малую и в Большую Урему; он ездил со мной и в Антошкин враг, где
на самой вершине горы бил сильный родник и падал вниз пылью и пеной; и к Колоде, где родник бежал по нарочно подставленным липовым колодам; и в Мордовский враг, где ключ вырывался из
каменной трещины у подошвы горы; и в Липовый, и в Потаенный колок, и
на пчельник, между ними находившийся, состоящий из множества ульев.
За околицей Арефа остановился и долго смотрел
на белые стены Прокопьевского монастыря,
на его высокую
каменную колокольню и ряды низких монастырских построек. Его опять охватило такое горе, что лучше бы, кажется, утопиться в Яровой, чем ехать к двоеданам. Служняя слобода вся спала, и только в Дивьей обители слабо мигал одинокий огонек,
день и ночь горевший в келье безыменной затворницы.
Припоминая бурные
дни жизни
на ярмарке, Пётр Артамонов ощущал жуткое недоумение, почти страх; не верилось, что всё, что воскрешала память, он видел наяву и сам кипел в огромном,
каменном котле, полном грохота, рёва музыки, песен, криков, пьяного восторга и сокрушающего душу тоскливого воя безумных людей.
Иногда, уставая от забот о
деле, он чувствовал себя в холодном облаке какой-то особенной, тревожной скуки, и в эти часы фабрика казалась ему
каменным, но живым зверем, зверь приник, прижался к земле, бросив
на неё тени, точно крылья, подняв хвост трубою, морда у него тупая, страшная,
днём окна светятся, как ледяные зубы, зимними вечерами они железные и докрасна раскалены от ярости.
Положим, что все это совершенно справедливо и что всегда бывает именно так; но квинт-эссенция вещи обыкновенно не похожа бывает
на самую вещь: теин — не чай, алкоголь — не вино; по правилу, приведенному выше, в самом
деле поступают «сочинители», дающие нам вместо людей квинт-эссенцию героизма и злобы в виде чудовищ порока и
каменных героев.
У
каменных колодцев, где беспрерывно тонкой струйкой бежит и лепечет вода, подолгу, часами, судачат о своих маленьких хозяйских
делах худые, темнолицые, большеглазые, длинноносые гречанки, так странно и трогательно похожие
на изображение богородицы
на старинных византийских иконах.
То ли
дело все понимать, все сознавать, все невозможности и
каменные стены; не примиряться ни с одной из этих невозможностей и
каменных стен, если вам мерзит примиряться; дойти путем самых неизбежных логических комбинаций до самых отвратительных заключений
на вечную тему о том, что даже и в каменной-то стене как будто чем-то сам виноват, хотя опять-таки до ясности очевидно, что вовсе не виноват, и вследствие этого, молча и бессильно скрежеща зубами, сладострастно замереть в инерции, мечтая о том, что даже и злиться, выходит, тебе не
на кого; что предмета не находится, а может быть, и никогда не найдется, что тут подмена, подтасовка, шулерство, что тут просто бурда, — неизвестно что и неизвестно кто, но, несмотря
на все эти неизвестности и подтасовки, у вас все-таки болит, и чем больше вам неизвестно, тем больше болит!
Он даже придумал, что с ней говорить; он расскажет ей, что видел сон, а именно: будто бы он живет в Москве,
на такой-то улице, в таком-то доме, а против этого дома другой, большой желтый
каменный дом; вот он смотрит
на него; вдруг выходит девушка, чудная, прекрасная девушка; ему очень хотелось к ней подойти, но он не решался и только каждый
день все смотрел
на эту девушку; потом вдруг не стал ее видеть.
Страшно медленно, скучно и тяжело, точно длинный сон, тянулся для Буланина этот первый
день гимназической жизни. Были минуты, когда ему начинало казаться, что не пять или шесть часов, а по крайней мере полмесяца прошло с того грустного момента, как он вместе с матерью взбирался по широким
каменным ступеням парадного крыльца и с трепетом вступил в огромные стеклянные двери,
на которых медь блестела с холодной и внушительной яркостью…
Оборотясь рыжею крысою, он вскочил
на самое
дно в липовый напол, сдвинул
каменный гнеток, который лежал
на решете, и съел все колбасы, но зато назад никак не мог выскочить из высокой кади.
Мы не будем слушать их скучных толков о запутанном
деле, а останемся в гостиной; две старушки, какой-то камергер и молодой человек обыкновенной наружности играли в вист; княгиня Вера и другая молодая дама сидели
на канапе возле камина, слушая Печорина, который, придвинув свои кресла к камину, где сверкали остатки
каменных угольев, рассказывал им одно из своих похождений во время Польской кампании.
Они казались маленькими, как черви,
на фоне темно-коричневой горы, изуродованной их руками, и, как черви, суетливо копошились среди груд щебня и кусков дерева в облаках
каменной пыли, в тридцатиградусном зное южного
дня.
Однажды в конце сентября, ясным
днем, ротмистр Аристид Кувалда сидел, по обыкновению, в своем кресле у дверей ночлежки и, глядя
на возведенное купцом Петунниковым
каменное здание рядом с трактиром Вавилова, думал.
Уж
на что Домна, кажись, не больно ее жалует, а третя
дня, как запели девки песни да зачали расплетать ей косу, так и та благим матом завыла, да и всех-то нас нешто слеза прошибла, а ей одной нипочем — словно, право,
каменное сердце у человека тогда было.
Я не
каменный какой, чтоб
на такие женины
дела сквозь пальцы смотреть!
Тот всегда выходит вместе с тобой
на дело; идет по улице и вдруг начинает в нос бормотать, таинственно: «Направо
каменный особняк, Шпехт Арнольд Карлович, архитектор; непременно лично; будет сначала ругать скверными словами; не смущайся, уговаривай его, как верблюда; пятерка».
— По сердцу, ну да! — возразил Петр. — Пропащее твое
дело, как я посмотрю
на тебя! А ты бы дослужился до больших чинов, невесту бы взял богатую, в вотчину бы свою приехал в карете осьмериком, усадьбу бы сейчас всю
каменную выстроил, дурака бы Сеньку своего в лисью шубу нарядил.
Наконец всем уже невтерпеж стало, и стали ребята говорить: ночью как-никак едем!
Днем невозможно, потому что кордонные могут увидеть, ну а ночью-то от людей безопасно, а бог авось помилует, не потопит. А ветер-то все гуляет по проливу, волна так и ходит; белые зайцы по гребню играют, старички (птица такая вроде чайки) над морем летают, криком кричат, ровно черти.
Каменный берег весь стоном стонет, море
на берег лезет.
Леонид Федорович. И испытаем. Да и не он один. Медиумов бездна. Мы только не знаем их. Вот
на днях одна больная старушка передвинула
каменную стену.
— Для службы-то, ваше превосходительство, очень уж полезен, — отвечал тот
на это тоном глубокого сожаления, — у нас тоже
дело денежное: вот, бывало, и предместник вашего превосходительства, как за
каменной стеной, за ним спокойно почивать изволили.
Две ночи, благодарение Богу, были теплые; я даже чувствовал, лежа
на скамейке, как от
каменных плит тротуара, нагревшихся за
день, исходит сухой жар.
На другой
день проходил он к вечеру дикое и пустынное место и, казалось, еще не отдыхал; шаги сделались тише, дыхание тяжелее; в темноте можно было разглядеть массу еще темнейшую, которая грубо и тяжело вырезывалась
на небосклоне; увидев ее, юноша собрал последние силы, удвоил шаги и вскоре подошел к
каменной ограде — вороты были заперты.
Дороднов. Да что об
деле! Я
на тебя, как
на каменную стену. Видишь, я тебя не забыл; вот где отыскал.