Неточные совпадения
Почти не оставалось сил у русского
народа для свободной творческой жизни, вся кровь шла
на укрепление и
защиту государства.
Войска эти могли понадобиться и
на то, чтобы в случае возмущения
народа в Пруссии (Николай везде видел готовность к возмущению) выдвинуть их в
защиту престола шурина, как он выдвинул войско в
защиту Австрии против венгров.
Около Думы
народ. Идет заседание. Пробрались в зал. Речь о войне, о помощи раненым. Какой-то выхоленный, жирный, так пудов
на восемь, гласный, нервно поправляя золотое пенсне, возбужденно, с привизгом, предлагает желающим «добровольно положить живот свой за веру, царя и отечество», в
защиту угнетенных славян, и сулит за это земные блага и царство небесное, указывая рукой прямой путь в небесное царство через правую от его руки дверь,
на которой написано: «Прием добровольцев».
Под навесом среди площади, сделанным для
защиты от дождя и снега, колыхался
народ, ищущий поденной работы, а между ним сновали «мартышки» и «стрелки». Под последним названием известны нищие, а «мартышками» зовут барышников. Эти — грабители бедняка-хитровака, обувающие, по местному выражению, «из сапог в лапти», скупают все, что имеет какую-либо ценность, меняют лучшее платье
на худшее или дают «сменку до седьмого колена», а то и прямо обирают, чуть не насильно отнимая платье у неопытного продавца.
С трудом прокладывая себе дорогу чрез волнующееся море народных масс, государь продолжал один, без свиты, оставленной далеко позади, медленным шагом ехать вперед. У Чернышева моста он
на минуту остановил коня и огляделся. Впереди было море огня, позади море огня. Над головою свистала буря и сыпался огненный дождь искр и пепла — и среди всего этого хаоса и разрушенья раздавались тяжкие стоны, рыданья, вопли о помощи, о
защите и могучее, восторженное, ни
на единый миг не смолкавшее «ура » всего
народа.
Толпа этого
народа несколько раз собиралась у станций Царскосельской железной дороги и ждала государя, а когда государь выходил
на крыльцо, она становилась
на колени и кричала «ура!», вопя в то же время о хлебе и
защите.
И ваш великодушный государь двинет эти полки
на защиту нашего маленького славянского
народа…
— Вот, увидели Его и еще отраднее
на душе стало… Действительно, отраднее и легче. Ведь от него зависит теперь наша слава и честь… и
защита, и оплот несчастных сербов. И если суждено пасть Белграду, то маленький
народ может быть спокоен: он все-таки будет отомщен.
А так как всем
народам мы внушали то же самое, то они, постоянно чувствуя себя в опасности от своих соседей, всегда готовятся к
защите и озлобляются друг
на друга.
Видения мои сбываются:
народ волнуется, шумит, толкует об открытии заговора, о бегстве царя Петра Алексеевича с матерью и молодою супругою в Троицкий монастырь; войско, под предводительством Лефорта [Лефорт Франц Яковлевич (1656–1699) — швейцарец, с 1678 г. состоявший
на службе в русской армии; играл активную роль в создании Преображенского и Семеновского «потешных» полков, впоследствии участвовал во всех военных походах начального периода правления Петра I.] и Гордона, собирается в поход; сзывают верных Петру к
защите его, проклинают Шакловитого [Шакловитый Федор Леонтьевич — управляющий Стрелецким приказом, сообщник царевны Софьи Алексеевны; казнен Петром I в 1689 г.], раздаются угрозы Софии.
Одушевление государем
народа и воззвание к нему для
защиты отечества — то самое (
на сколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление
народа, которое было главною причиной торжества России, было представлено государю и принято им, как предлог для оставления армии.