Неточные совпадения
Такое поведение, конечно, больше всего нравилось Анфусе Гавриловне, ужасно стеснявшейся сначала перед женихом за пьяного мужа, а теперь жених-то в одну руку с ней все делал и даже сам укладывал спать окончательно захмелевшего
тестя. Другим ужасом для Анфусы Гавриловны был сын Лиодор, от которого она прямо откупалась: даст
денег, и Лиодор пропадет
на день,
на два. Когда он показывался где-нибудь
на дворе, девушки сбивались, как овечье стадо, в одну комнату и запирались
на ключ.
Тут никто не может ни
на кого положиться: каждую минуту вы можете ждать, что приятель ваш похвалится тем, как он ловко обсчитал или обворовал вас; компаньон в выгодной спекуляции — легко может забрать в руки все
деньги и документы и засадить своего товарища в яму за долги;
тесть надует зятя приданым; жених обочтет и обидит сваху; невеста-дочь проведет отца и мать, жена обманет мужа.
Ну, конечно-с, тут разговаривать нечего: хочь и ругнул его
тесть, может и чести коснулся, а
деньги все-таки отдал.
На другой же день Иван Петрович, как ни в чем не бывало. И долго от нас таился, да уж после, за пуншиком, всю историю рассказал, как она была.
Кисельников. У меня
тесть деловой человек, я отдам ему
деньги на его обороты, он мне будет проценты платить.
Погуляев. А ты
на мои
деньги тестю рому купил. Чудак ты этакой!
Кисельников. Коли
тесть даст
денег, так оживит. Вот он теперь несостоятельным объявился. А какой он несостоятельный. Ничего не бывало. Я вижу, что ему хочется сделку сделать. Я к нему приставал; с тобой, говорит, поплачусь. А что это такое «поплачусь»?.. Все ли он заплатит или только часть? Да уж хоть бы половину дал или хоть и меньше, все бы мы сколько-нибудь времени без нужды пожили; можно бы и Лизаньке
на приданое что-нибудь отложить.
На всякий случай Патап Максимыч отложил, сколько надо,
денег ради умягчения консисторских сердец,
на случай, ежели б свибловский поп Сушило подал заявление, что, дескать, повенчанный им в церкви купец Василий Борисов купно со своим
тестем, торгующим по свидетельству первого рода крестьянином Патапом Максимовым Чапуриным, главнейшим коноводом зловредного раскола, окрестили новорожденного младенца в доме означенного Чапурина в не дозволенной правительством моленной при действии тайно проживающего при городецкой часовне беглого священника Иоанна Бенажавского.
Благодаря сильной протекции этих двух братьев и
деньгам тестя-банкира, имевшего крупные денежные связи, грамота
на баронство фон Зайниц досталась не так трудно, как тому первому Зайницу, о котором врал шведский пастор.
— Один подлец дворянский заседатель. Он подписал
на революцию сто рублей и
на этом основании захотел всеми командовать. Мы его высвистали, и отец час тому назад выгнал его, каналью. Даже
деньги его выбросили из кассы, и мы их сейчас спустим. Хочешь, пойдем с нами в цукерню: я угощу тебя сладким
тестом и глинтвейном.
Мой
тесть собирал их, рылся со своим адвокатом в архивах и, несмотря
на свою скупость, не жалел
денег.
Баранщиков позволил, чтобы добрый старик все это
на него надел, а сам захватил с собою два паспорта и запрятал их под платье.
Тесть и жена заметили это и полюбопытствовали, чтό это за листы, а Баранщиков солгал им, что «это русские
деньги, которые он хочет разменять». Потом он явился к визирю и получил от него похвалу и 60 левков (36 р.) жалованья; а к
тестю и к жене назад уже не вернулся.