Неточные совпадения
На запад пятиглавый Бешту синеет, как «последняя
туча рассеянной бури»;
на север подымается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю эту часть небосклона;
на восток смотреть веселее: внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок, шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа, — а там, дальше, амфитеатром громоздятся горы все синее и туманнее, а
на краю
горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльбрусом…
К вечеру они опять стали расходиться: одни побледнели, подлиннели и бежали
на горизонт; другие, над самой головой, превратились в белую прозрачную чешую; одна только черная большая
туча остановилась
на востоке.
С холма, через кустарник, видно было поле, поблескивала ртуть реки,
на горизонте вспухала синяя
туча, по невидимой дороге клубилась пыль.
Сильный дождь лил недолго.
Туча частью вылилась, частью пронеслась, и
на мокрую землю падали уже последние прямые, частые, мелкие капли. Солнце опять выглянуло, всё заблестело, а
на востоке загнулась над
горизонтом не высокая, но яркая с выступающим фиолетовым цветом, прерывающаяся только в одном конце радуга.
Между тем гроза стала удаляться, но молнии еще долго вспыхивали
на небе, отражаясь широким пламенем
на горизонте, и тогда особенно отчетливо можно было рассмотреть контуры отдаленных гор и тяжелые дождевые
тучи, сыпавшие дождем вперемежку со снегом.
Погода все эти дни стояла хмурая; несколько раз начинал моросить дождь; отдаленные горы были задернуты не то туманом, не то какою-то мглою. По небу, покрытому
тучами,
на восточном
горизонте протянулись светлые полосы, и это давало надежду, что погода разгуляется.
Следующий день был 15 августа. Все поднялись рано, с зарей.
На восточном
горизонте темной полосой все еще лежали
тучи. По моим расчетам, А.И. Мерзляков с другой частью отряда не мог уйти далеко. Наводнение должно было задержать его где-нибудь около реки Билимбе. Для того чтобы соединиться с ним, следовало переправиться
на правый берег реки. Сделать это надо было как можно скорее, потому что ниже в реке воды будет больше и переправа труднее.
Кругом, насколько хватал глаз, все небо было покрыто
тучами; только
на крайнем западном
горизонте виднелась узенькая полоска вечерней зари.
Обыкновенно такие ливни непродолжительны, но в Уссурийском крае бывает иначе. Часто именно затяжные дожди начинаются грозой. Та к было и теперь. Гроза прошла, но солнце не появлялось. Кругом, вплоть до самого
горизонта, небо покрылось слоистыми
тучами, сыпавшими
на землю мелкий и частый дождь. Торопиться теперь к фанзам не имело смысла. Это поняли и люди и лошади.
Тетушка задержала нас до пятого часа. Напрасно отпрашивалась матушка, ссылаясь, что лошади давно уже стоят у крыльца; напрасно указывала она
на черную полосу, выглянувшую
на краю
горизонта и обещавшую черную
тучу прямо навстречу нам. Анфиса Порфирьевна упорно стояла
на своем. После обеда, который подавался чрезвычайно медлительно, последовал кофей; потом надо было по-родственному побеседовать — наелись, напились, да сейчас уж и ехать! — потом посидеть
на дорожку, потом Богу помолиться, перецеловаться…
Это оно стояло впереди, как
туча, издали поблескивая своими молниями,
на горизонте общества, вышедшего из крепостного строя и остановленного
на пути к всестороннему раскрепощению…
Уже с самого начала
на дне этого чувства лежало зернышко чего-то другого, и теперь это «другое» расстилалось над ним, как стелется грозовая
туча по
горизонту.
Солнце склонилось
на запад к
горизонту, по низине легла длинная тень,
на востоке лежала тяжелая
туча, даль терялась в вечерней дымке, и только кое-где косые лучи выхватывали у синих теней то белую стену мазаной хатки, то загоревшееся рубином оконце, то живую искорку
на кресте дальней колокольни.
При каждой вспышке молнии я видел
тучи на небе, каждое дерево в отдельности, видел одновременно ближние и дальние предметы и
горизонт, где тоже поминутно вспыхивали молнии и были горы, похожие
на облака, и облака, похожие
на горы. Потоки воды, падающей с неба, освещаемые бледноголубыми вспышками атмосферного электричества, казались неподвижными стеклянными нитями, соединявшими небо и землю.
Опять шел Ромашов домой, чувствуя себя одиноким, тоскующим, потерявшимся в каком-то чужом, темном и враждебном месте. Опять горела
на западе в сизых нагроможденных тяжелых
тучах красно-янтарная заря, и опять Ромашову чудился далеко за чертой
горизонта, за домами и полями, прекрасный фантастический город с жизнью, полной красоты, изящества и счастья.
Блеск и свет этого края неба был резко противоположен лиловой тяжелой
туче, которая залегла перед нами над молодым березняком, видневшимся
на горизонте.
Погасла последняя багровая, узенькая, как щель, полоска, рдевшая
на самом краю
горизонта, между сизой
тучей и землей.
Тучи набирались, надумывались, тихо развертывались и охватывали кольцом равнину,
на которой зной царил все-таки во всей томительной силе; а солнце, начавшее склоняться к
горизонту, пронизывало косыми лучами всю эту причудливую мглистую панораму, усиливая в ней смену света и теней, придавая какую-то фантастическую жизнь молчаливому движению в горячем небе…
Тарантас встряхнулся, заболтал колокольчик, лошадиные спины заскакали живее. Между тем
на небе, казалось, действительно что-то надумано.
На горизонте все потемнело, солнце низко купалось в
тучах, красное, чуть видное, зенит угасал, и туманы взбирались все смелее и выше. Шептали березы, шуршали тощие хлеба, где-то в листве каркала одинокая ворона.
Нью-йоркские газеты обмолвились о ней лишь краткими и довольно сухими извлечениями фактического свойства, так как в это время
на поверхности политической жизни страны появился один из крупных вопросов, поднявших из глубины взволнованного общества все принципы американской политики… нечто вроде бури, точно вихрем унесшей и портреты «дикаря», и веселое личико мисс Лиззи, устроившей родителям сюрприз, и многое множество других знаменитостей, которые, как мотыльки, летают
на солнышке газетного дня, пока их не развеет появление
на горизонте первой
тучи.
Когда небо покрыто
тучами, они живописно белеют
на темном
горизонте.
На горизонте огромное зарево отражалось неровным трепетанием в Ползущих по небу
тучах.
Тучи, собиравшиеся несколько суток
на горизонте, заволновались заодно с рекой.
Заря между тем, чуть-чуть занимавшаяся
на горизонте, не предвещала ничего особенно печального: напротив того, небо, в котором начинали тухнуть звезды, было чистоты и ясности необыкновенной; слегка зарумяненное восходом, оно приветливо улыбалось и спешило, казалось, освободиться от
туч, которые, как последние морщинки
на повеселевшем челе, убегали к востоку длинными, постепенно бледнеющими полосками.
Между далью и правым
горизонтом мигнула молния, и так ярко, что осветила часть степи и место, где ясное небо граничило с чернотой. Страшная
туча надвигалась не спеша, сплошной массой;
на ее краю висели большие черные лохмотья; точно такие же лохмотья, давя друг друга, громоздились
на правом и
на левом
горизонте. Этот оборванный, разлохмаченный вид
тучи придавал ей какое-то пьяное, озорническое выражение. Явственно и не глухо проворчал гром. Егорушка перекрестился и стал быстро надевать пальто.
Между тем черная
туча взмывала
на западе и мало-помалу охватывала край
горизонта; ее нельзя было не приметить, но все думали: авось пройдет стороной или авось успеем переехать.
Чтобы ускорить переезд, поднялись вверх только с полверсты, опять сели в весла и, перекрестившись, пустились
на перебой поперек реки; но лишь только мы добрались до середины, как
туча с неимоверной скоростью обхватила весь
горизонт, почерневшее небо еще чернее отразилось в воде, стало темно, и страшная гроза разразилась молнией, громом и внезапной неистовой бурей.
Во всех трех окнах ярко блеснула молния, и вслед за этим раздался оглушительный, раскатистый удар грома, сначала глухой, а потом грохочущий и с треском, и такой сильный, что зазвенели в окнах стекла. Лаевский встал, подошел к окну и припал лбом к стеклу.
На дворе была сильная, красивая гроза.
На горизонте молнии белыми лентами непрерывно бросались из
туч в море и освещали
на далекое пространство высокие черные волны. И справа, и слева, и, вероятно, также над домом сверкали молнии.
Но вот летняя теплая
туча засинела
на юго-западном крае
горизонта, брызнули дождевые капли… гром… и полился дождь…
…Впереди лодки, далеко
на горизонте, из черной воды моря поднялся огромный огненно-голубой меч, поднялся, рассек тьму ночи, скользнул своим острием по
тучам в небе и лег
на грудь моря широкой, голубой полосой.
День между тем зримо клонился к вечеру; солнце село; золотистые хребты
туч, бледнея
на дальнем
горизонте, давали знать, что скоро и совсем наступят сумерки.
Белый господский дом и церковь, расположенные
на горе, вдруг ярко засияли посреди темных, покрытых еще густою тенью дерев и избушек; в свою очередь сверкнуло за ними дальнее озеро; с каждою минутой выскакивали из мрака новые предметы: то ветряная мельница с быстро вращающимися крыльями, то клочок озими, который как бы мгновенно загорался; правда, слева все еще клубились сизые хребты
туч и местами косая полоса ливня сливала сумрачное небо с отдаленным
горизонтом; но вот и там мало-помалу начало светлеть…
Но после полудня
тучи стали разбираться по краям, солнце выплыло
на чистое небо, и только
на одном краю погромыхивало, и по тяжелой
туче, стоявшей над
горизонтом и сливавшейся с пылью
на полях, изредка до земли прорезались бледные зигзаги молнии.
Мы грустно разговаривали, применяя к будущей судьбе Гоголя мрачные
тучи, потемнившие солнце; но не более как через полчаса мы были поражены внезапною переменою
горизонта: сильный северо-западный ветер рвал
на клочки и разгонял черные
тучи, в четверть часа небо совершенно прояснилось, солнце явилось во всем блеске своих лучей и великолепно склонялось к западу.
На половине дороги, вдруг откуда ни взялись, потянулись с северо-востока черные, страшные
тучи и очень быстро и густо заволокли половину неба и весь край западного
горизонта; сделалось очень темно, и какое-то зловещее чувство налегло
на нас.
Взглянув
на горизонт, я понял причину этой торопливости: далеко за окраинами города, за шляхом и полями — с утра лежала большая
туча.
Но жена не слышит, подавленная сном. Не дождавшись её ответа, Тихон Павлович встал, оделся и, сопровождаемый её храпом, вышел из комнаты
на крыльцо, постоял
на нём с минуту и отправился в сад. Уже светало. Восток бледнел, алая полоса зари лежала
на краю сизой
тучи, неподвижно застывшей
на горизонте. Клёны и липы тихонько качали вершинами; роса падала невидимыми глазом каплями; где-то далеко трещал коростель, а за прудом в роще грустно посвистывал скворец. Свежо… И скворцу, должно быть, холодно…
Впереди дороги,
на горизонте, собиралась
туча: тёмно-сизые, лохматые облака сползались в тяжёлую, почти чёрную массу, и она двигалась навстречу мельнику, бросая от себя
на землю густую тень.
…Снеговая белая
туча, огромная как небо, обтянула весь
горизонт и последний свет красной, погорелой вечерней зари быстро задернула густою пеленою. Вдруг настала ночь… наступил буран со всей яростью, со всеми своими ужасами. Разыгрался пустынный ветер
на приволье, взрыл снеговые степи, как пух лебяжий, вскинул их до небес… Все одел белый мрак, непроницаемый, как мрак самой темной осенней ночи!
В воздухе было что-то давящее, плавало что-то смутное, серое, неопределенное.
На горизонте собирались какие-то зловещие, свинцовые
тучи.
Прошли эти секунды, корвет приподнялся и пошел тише. Шквал понесся дальше с той же быстротой, и
туча и дождевой столб уже кажутся маленьким серым пятнышком
на противоположной стороне
горизонта.
Замечание Степана Ильича о том, что в море нельзя точно рассчитывать, оправдалось
на другой же день. Часов в десять утра почти внезапно стих ветер. Весь
горизонт справа обложило, и там нависли тяжелые грозные
тучи, изредка прорезываемые молнией. Сделалось вдруг необыкновенно душно в воздухе. Паруса повисли и шлепались. Глупыши, петрели и штормовки стремительно неслись в одном и том же направлении, противоположном
тучам. Это внезапное затишье имело в себе что-то жуткое.
Оно быстро увеличивается, раздувается в громадную черную
тучу, тяжело нависшую над
горизонтом. Вода там сереет.
Туча эта поднимается выше и выше, отрывается от
горизонта, сливается с океаном широким серым дождевым столбом, освещенным лучами солнца, и стремительно несется
на корвет. Солнце скрылось. Вода почернела. В воздухе душно. Вокруг потемнело, точно наступили сумерки.
Снег все становился белее и ярче, так что ломило глаза, глядя
на него. Оранжевые, красноватые полосы выше и выше, ярче и ярче расходились вверх по небу; даже красный круг солнца завиднелся
на горизонте сквозь сизые
тучи; лазурь стала блестящее и темнее. По дороге около станицы след был ясный, отчетливый, желтоватый, кой-где были ухабы; в морозном, сжатом воздухе чувствительна была какая-то приятная легкость и прохлада.
Помню, как ярко и жарко пекло солнце сухую, рассыпчатую под ногами землю, как играло оно
на зеркале пруда, как бились у берегов крупные карпии, в середине зыбили гладь пруда стайки рыбок, как высоко в небе вился ястреб, стоя над утятами, которые, бурля и плескаясь, через тростник выплывали
на середину; как грозовые белые кудрявые
тучи сбирались
на горизонте, как грязь, вытащенная неводом у берега, понемногу расходилась и как, проходя по плотине, я снова услыхал удары валька, разносящиеся по пруду.
Устанавливая походную метеорологическую станцию, я обратил внимание
на быстрое падение барометра. Надо было ожидать сильного шквала, признаки которого были уже налицо.
Тучи спустились совсем низко и, казалось, бежали над самой водой.
Горизонт исчез, море приняло грязножелтую окраску, волны пенились и неистово бились о берег, вздымая водяную пыль. Вдруг завеса
туч разом разорвалась.
На короткое время показался неясный диск солнца.
Я ехал в вагоне, высунувшись из окна, смотрел, как по ночному небу тянулись
тучи, как
на горизонте вспыхивали зарницы, и улыбался в темноту.
Стояла середина сентября. День был тихий, облачный и жаркий.
На горизонте со всех сторон неподвижно синели
тучи, в воздухе томило. Сергей с утра выглядел странным. В глазах был необычайный, уже знакомый Токареву блеск, он дышал тяжело, смотрел угрюмо и с отвращением.
А
тучи тем временем сгущались
на политическом
горизонте. Разразилась история в Эмсе с депешей, которую Бисмарк обработал по-своему, после исторического диалога французского посла с Вильгельмом I, тогда еще просто прусским королем.
Мы подошли к окну. От самой стены дома до карниза начиналось ровное огненно-красное небо, без
туч, без звезд, без солнца, и уходило за
горизонт. А внизу под ним лежало такое же ровное темно-красное поле, и было покрыто оно трупами. Все трупы были голы и ногами обращены к нам, так что мы видели только ступни ног и треугольники подбородков. И было тихо, — очевидно, все умерли, и
на бесконечном поле не было забытых.