Неточные совпадения
Через год после
того, как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил в вагоне, по дороге из Вены в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами, в каждой земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни,
бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения, жил для этого и в городах и в селах, ходил пешком из деревни в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу, в немецкие провинции Австрии, теперь едет в Баварию, оттуда в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за
тем же проедет в Англию и
на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и
на испанцев, и
на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а
те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится в Россию, потому что, кажется, в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
И по себе сужу: проработал я полвека московским хроникером и бытописателем, а мне и
на ум не приходило хоть словом обмолвиться о банях, хотя я знал немало о них, знал
бытовые особенности отдельных бань; встречался там с интереснейшими москвичами всех слоев, которых не раз описывал при другой обстановке. А ведь в Москве было шестьдесят самых разнохарактерных, каждая по-своему, бань, и, кроме
того, все они имели постоянное население, свое собственное, сознававшее себя настоящими москвичами.
Оглядываясь
на свое прошлое теперь, через много лет, я ищу: какая самая яркая
бытовая, чисто московская фигура среди московских редакторов газет конца прошлого века? Редактор «Московских ведомостей» М.Н. Катков? — Вечная
тема для либеральных остряков, убежденный слуга правительства. Сменивший его С.А. Петровский? — О нем только говорили как о счастливом игроке
на бирже.
Безграмотный редактор приучил читать свою безграмотную газету, приохотил к чтению охотнорядца, извозчика. Он — единственная
бытовая фигура в газетном мире, выходец из народа,
на котором теперь, издали, невольно останавливается глаз
на фоне газет
того времени.
Высоким внутренним инстинктом почуял он присутствие мысли в каждом предмете; постигнул сам собой истинное значение слова «историческая живопись»; постигнул, почему простую головку, простой портрет Рафаэля, Леонардо да Винчи, Тициана, Корреджио можно назвать историческою живописью и почему огромная картина исторического содержания всё-таки будет tableau de genre [Жанровая,
то есть
бытовая картина (франц.).], несмотря
на все притязанья художника
на историческую живопись.
— Пожалуйте… Поглядите, коли желательно. И сразу между ними вышел
бытовой разговор, точно будто он в самом деле был заезжий барин, изучающий кустарные промыслы Поволжья, и пряничный фабрикант стал ему, все с
той же доброй и ласковой усмешкой, отвечать
на его расспросы, повел его в избу, где только что закрыли печь, и в сарайчик, где лежали формы и доски с пряниками, только что вышедшими из печи.
Та требовательность, какую мы тогда предъявляли, объяснялась, вероятно, двумя мотивами: художественной ценой первых пьес Островского и
тем, что он в эти годы,
то есть к началу 70-х годов, стал как бы уходить от новых течений русской жизни, а трактование купцов
на старый сатирический манер уже приелось. В Москве его еще любили, а в Петербурге ни одна его
бытовая пьеса не добивалась крупного успеха.
Но как драматург (
то есть по моей первой, по дебютам, специальности) я написал всего одну вещь из
бытовой деревенской жизни:"В мире жить — мирское творить". Я ее напечатал у себя в журнале. Комитет не пропустил ее
на императорские сцены, и она шла только в провинции, но я ее никогда сам
на сцене не видал.
Самой интересной для меня силой труппы явился в
тот сезон только что приглашенный из провинции
на бытовое амплуа в комедии и драме Павел Васильев, меньшой брат Сергея — московского.
Оперетка к
той зиме обновилась музыкой Штрауса, который вошел в полное обладание своего таланта и сделался из бального композитора настоящим"maestro"для оперетки, стоящей даже
на рубеже комической оперы. Такие его вещи, как"Летучая мышь"и"Цыганский барон", и рядом с вещами Оффенбаха представляют собою и
бытовую и музыкальную ценность.
И
тот Фюрст-театр, который тогда составлял центральное место веселящегося Пратера, играл исключительно
бытовой репертуар
на местном диалекте.
Сергея Васильева я только тогда и увидел в такой
бытовой роли, как Бородкин. Позднее, когда приезжал студентом домой,
на ярмарочном театре привелось видеть его только в водевилях; а потом он ослеп к
тому времени, когда я начал ставить пьесы.
Кавалерова и тогда уже считалась старухой не
на одной сцене, а и в жизни; по виду и тону в своих
бытовых ролях свах и
тому подобного люда напоминала наших дворовых и мещанок, какие хаживали к нашей дворне. Тон у ней был удивительно правдивый и типичный. Тактеперь уже разучаются играть комические лица. Пропала наивность, непосредственность; гораздо больше подделки и условности, которые мешают художественной цельности лица.
Роль Вихорева, несложная по авторскому замыслу и тону выполнения, выходила у него с
тем чувством меры, которая еще более помогала удивительному ансамблю этой, по времени первой
на московской сцене, комедии создателя нашего
бытового театра.
Его общество, хотя и не представляло для меня ничего выдающегося в высшем интеллигентном смысле, но давало вкус к
той бытовой жизни, которая там,
на родине, шла своим чередом и от которой я ушел
на такой долгий срок.
Бородкин врезался мне в память
на долгие годы и так восхищал меня обликом, тоном, мимикой и всей повадкой Васильева, что я в Дерпте, когда начал играть как любитель, создавал это лицо прямо по Васильеву. Это был единственный в своем роде
бытовой актер, способный
на самое разнообразное творчество лиц из всяких слоев общества: и комик и почти трагик, если верить
тем, кто его видал в ямщике Михаиле из драмы А.Потехина «Чужое добро впрок не идет».
Родился ли он драматургом — по преимуществу? Такой вопрос может показаться странным, но я его ставил еще в 70-х годах, в моем цикле лекций"Островский и его сверстники", где и указывал впервые
на то, что создатель нашего
бытового театра обладает скорее эпическим талантом. К сильному (как немцы говорят,"драстическому") действию он был мало склонен. Поэтому большинство его пьес так полны разговоров, где много таланта в смысле яркой психики действующих лиц, но мало движения.
Сейчас мы все сидим
на лекции «
Бытовой». Пока я, Саня и Ольга ведем запись, Борис повторяет роль из
той пьески, которую мы будем репетировать перед «маэстро» нынче в школьном театре. Мы уже давно репетируем одноактные пьесы, драматические этюды и отрывки. С будущего года,
на третьем курсе, пойдут другие, серьезные, трудные для нас, таких еще молодых и неопытных.