Неточные совпадения
Воз был увязан. Иван спрыгнул и повел за повод добрую, сытую лошадь. Баба вскинула на воз грабли и бодрым шагом, размахивая руками, пошла к собравшимся хороводом бабам. Иван, выехав на дорогу, вступил в обоз
с другими возами. Бабы
с граблями на плечах, блестя яркими
цветами и треща звонкими, веселыми голосами, шли позади возов. Один грубый, дикий бабий голос затянул песню и допел ее до повторенья, и дружно, в раз, подхватили опять
с начала ту же песню полсотни разных, грубых и тонких, здоровых голосов.
А Петрушка между тем вынес на коридор панталоны и фрак брусничного
цвета с искрой, который, растопыривши на деревянную вешалку,
начал бить хлыстом и щеткой, напустивши пыли на весь коридор.
Но вот из-за кулис, под яростный грохот и вой оркестра, выскочило десятка три искусно раздетых девиц, в такт задорной музыки они
начали выбрасывать из ворохов кружев и разноцветных лент голые ноги; каждая из них была похожа на огромный махровый
цветок, ноги их трепетали, как пестики в лепестках, девицы носились по сцене
с такой быстротой, что, казалось, у всех одно и то же ярко накрашенное, соблазнительно улыбающееся лицо и что их гоняет по сцене бешеный ветер.
— Скажи, Марфенька, —
начал он однажды, сидя
с нею в сумерки на дерновом диване, под акациями, — не скучно тебе здесь? Не надоели тебе: бабушка, Тит Никоныч, сад,
цветы, песенки, книжки
с веселым окончанием!..
Впрочем, если заговоришь вот хоть
с этим американским кэптеном, в синей куртке, который наступает на вас
с сжатыми кулаками,
с стиснутыми зубами и
с зверским взглядом своих глаз,
цвета морской воды, он сейчас разожмет кулаки и
начнет говорить, разумеется, о том, откуда идет, куда, чем торгует, что выгоднее, привозить или вывозить и т. п.
Да еще бегали по песку — сначала я думал — пауки или стоножки, а это оказались раки всевозможных
цветов, форм и величин,
начиная от крошечных,
с паука, до обыкновенных: розовые, фиолетовые, синие —
с раковинами, в которых они прятались, и без раковин; они сновали взад и вперед по взморью, круглые, длинные, всякие.
Потом стал расставлять перед каждым маленькие тарелки, маленькие ножи, маленькие вилки и
с таким же проворством
начал носить десерт: прекрупный янтарного
цвета виноград и к нему большую хрустальную чашку
с водой, груши, гранаты, фиги и арбузы.
Виктор лениво протянул руку, взял, небрежно понюхал
цветы и
начал вертеть их в пальцах,
с задумчивой важностью посматривая вверх.
Надо было торопиться. Через 2 км долина вдруг стала суживаться.
Начали попадаться глинистые сланцы — верный признак, что Сихотэ-Алинь был недалеко. Здесь река протекает по узкому ложу. Шум у подножия береговых обрывов указывал, что дно реки загромождено камнями. Всюду пенились каскады; они чередовались
с глубокими водоемами, наполненными прозрачной водой, которая в массе имела красивый изумрудный
цвет.
Лудевую фанзу мы прошли мимо и направились к Сихотэ-Алиню. Хмурившаяся
с утра погода стала понемногу разъясняться. Туман, окутавший горы,
начал клубиться и подыматься кверху; тяжелая завеса туч разорвалась, выглянуло солнышко, и улыбнулась природа. Сразу все оживилось; со стороны фанзы донеслось пение петухов, засуетились птицы в лесу, на
цветах снова появились насекомые.
Цветы завяли; листья
начинают падать
с деревьев; картина становится уныла.
К утру канцелярия
начала наполняться; явился писарь, который продолжал быть пьяным
с вчерашнего дня, — фигура чахоточная, рыжая, в прыщах,
с животно-развратным выражением в лице. Он был во фраке кирпичного
цвета, прескверно сшитом, нечистом, лоснящемся. Вслед за ним пришел другой, в унтер-офицерской шинели, чрезвычайно развязный. Он тотчас обратился ко мне
с вопросом...
Гарибальди обнял и поцеловал старика. Тогда старик, перебиваясь и путаясь,
с страшной быстротой народного итальянского языка,
начал рассказывать Гарибальди свои похождения и заключил свою речь удивительным
цветком южного красноречия...
У Галактиона сильно билось сердце, когда «Первинка»
начала подходить к пристани, и он скомандовал: «Стоп, машина!» На пристани уже собралась кучка любопытных. Впереди других стоял Стабровский
с Устенькой. Они первые вошли на пароход, и Устенька, заалевшись, подала Галактиону букет из живых
цветов!
Журавль весь светло-пепельного сизого
цвета; передняя часть его головы покрыта черными перышками, а задняя, совершенно голая, поросла темно-красными бородавочками и кажется пятном малинового
цвета; от глаз идут беловатые полоски, исчезающие в темно-серых перьях позади затылка, глаза небольшие, серо-каштановые и светлые, хвост короткий: из него,
начиная с половины спины, торчат вверх пушистые, мягкие, довольно длинные, красиво загибающиеся перья; ноги и три передние пальца покрыты жесткою, как будто истрескавшеюся, черною кожею.
Начиная с зоба и до хвостика брюшко у него ярко-белое, шейка серо-пестрая, спина до хвоста темного
цвета с мелкими беленькими крапинками, крылья еще темнее, и крайние их половинки уже без крапинок, которые, впрочем, не заметны издали, и куличок кажется почти черным, когда летит мимо или бежит по берегу.
Степной кустарник, реже и менее подвергающийся огню, потому что почва около него бывает сырее: вишенник, бобовник (дикий персик) и чилизник (полевая акация)
начинают цвести и распространять острый и приятный запах; особенно роскошно и благовонно
цветет бобовник: густо обрастая иногда огромное пространство по отлогим горным скатам, он заливает их сплошным розовым
цветом, [Плоды дикого персика состоят из небольших бобов,
с серебряный пятачок в окружности, сердцеобразной фигуры.
Селезень красив необыкновенно; голова и половина шеи у него точно из зеленого бархата
с золотым отливом; потом идет кругом шеи белая узенькая лента;
начиная от нее грудь или зоб темно-багряный; брюхо серо-беловатое
с какими-то узорными и очень красивыми оттенками; в хвосте нижние перышки белые, короткие и твердые; косички зеленоватые и завиваются колечками; лапки бледно-красноватые, нос желто-зеленого
цвета.
Пером они довольно красивы: все пестрые или пегие,
с весьма разнообразными оттенками, которые состоят из
цветов: голубовато-сизого серого, темного и немного рыжеватого, перемешанных неправильно на ярко-белом основании; иные подорожники бывают почти чисто-белые; в марте, к весне, они
начинают сереть и, вероятно, летом делаются совсем серыми, но где проводят лето и где выводят детей — не знаю.
— Потому оно, брат, —
начал вдруг Рогожин, уложив князя на левую лучшую подушку и протянувшись сам
с правой стороны, не раздеваясь и закинув обе руки за голову, — ноне жарко, и, известно, дух… Окна я отворять боюсь; а есть у матери горшки
с цветами, много
цветов, и прекрасный от них такой дух; думал перенести, да Пафнутьевна догадается, потому она любопытная.
С четверга на Страстной
начали красить яйца: в красном и синем сандале, в се́рпухе и луковых перьях; яйца выходили красные, синие, желтые и бледно-розового рыжеватого
цвета.
Но до чтения ли, до письма ли было тут, когда душистые черемухи зацветают, когда пучок на березах лопается, когда черные кусты смородины опушаются беловатым пухом распускающихся сморщенных листочков, когда все скаты гор покрываются подснежными тюльпанами, называемыми сон, лилового, голубого, желтоватого и белого
цвета, когда полезут везде из земли свернутые в трубочки травы и завернутые в них головки
цветов; когда жаворонки
с утра до вечера висят в воздухе над самым двором, рассыпаясь в своих журчащих, однообразных, замирающих в небе песнях, которые хватали меня за сердце, которых я заслушивался до слез; когда божьи коровки и все букашки выползают на божий свет, крапивные и желтые бабочки замелькают, шмели и пчелы зажужжат; когда в воде движенье, на земле шум, в воздухе трепет, когда и луч солнца дрожит, пробиваясь сквозь влажную атмосферу, полную жизненных
начал…
Катишь почти знала, что она не хороша собой, но она полагала, что у нее бюст был очень хорош, и потому она любила на себя смотреть во весь рост… перед этим трюмо теперь она сняла
с себя все платье и, оставшись в одном только белье и корсете, стала примеривать себе на голову
цветы, и при этом так и этак поводила головой, делала глазки, улыбалась, зачем-то поднимала руками грудь свою вверх; затем вдруг вытянулась, как солдат, и, ударив себя по лядвее рукою,
начала маршировать перед зеркалом и даже приговаривала при этом: «Раз, два, раз, два!» Вообще в ней были некоторые солдатские наклонности.
Павла покоробило даже при этих словах. Сам он был в настоящие минуты слишком счастлив, — будущность рисовалась ему в слишком светлых и приятных
цветах, — чтобы сочувствовать озлобленным мыслям и сетованиям Дрозденко; так что он, больше из приличия, просидел у него
с полчаса, а потом встал и
начал прощаться.
— Сейчас, хозяин, сейчас! Не торопись больно: смелешь, так опять приедешь, — успокаивал его староста, и сейчас это началось
с того, что старуха-баба притащила в охапке хомут и узду, потом мальчишка лет пятнадцати привел за челку мышиного
цвета лошаденку: оказалось, что она должна была быть коренная. Надев на нее узду и хомут, он
начал, упершись коленками в клещи и побагровев до ушей, натягивать супонь, но оборвался и полетел навзничь.
Посмотрите лучше на этого 10-летнего мальчишку, который в старом — должно быть, отцовском картузе, в башмаках на босу ногу и нанковых штанишках, поддерживаемых одною помочью,
с самого
начала перемирья вышел за вал и всё ходил по лощине,
с тупым любопытством глядя на французов и на трупы, лежащие на земле, и набирал полевые голубые
цветы, которыми усыпана эта роковая долина.
Она
с неудовольствием опустилась опять в кресло и опять
с трепетным ожиданием устремила взгляд на рощу, не замечая ничего вокруг. А вокруг было что заметить: декорация
начала значительно изменяться. Полуденный воздух, накаленный знойными лучами солнца, становился душен и тяжел Вот и солнце спряталось. Стало темно. И лес, и дальние деревни, и трава — все облеклось в безразличный, какой-то зловещий
цвет.
— Один покажет вам, — говорил он, —
цветок и заставит наслаждаться его запахом и красотой, а другой укажет только ядовитый сок в его чашечке… тогда для вас пропадут и красота, и благоухание… Он заставит вас сожалеть о том, зачем там этот сок, и вы забудете, что есть и благоухание… Есть разница между этими обоими людьми и между сочувствием к ним. Не ищите же яду, не добирайтесь до
начала всего, что делается
с нами и около нас; не ищите ненужной опытности: не она ведет к счастью.
— Ну,
с цветка, что ли, — сказал Петр Иваныч, — может быть, еще
с желтого, все равно; тут что попадется в глаза, лишь бы
начать разговор; так-то слова
с языка нейдут. Ты спросил, нравится ли ей
цветок; она отвечала да; почему, дескать? «Так», — сказала она, и замолчали оба, потому что хотели сказать совсем другое, и разговор не вязался. Потом взглянули друг на друга, улыбнулись и покраснели.
В головной паре стояли, ожидая
начала танца, директриса и граф Олсуфьев в темно-зеленом мундире (теперь на близком расстоянии Александров лучше различил
цвета) и малиновых рейтузах. Стоя, начальница была еще выше, полнее и величественнее. Ее кавалер не достигал ей головой до плеча. Его худенькая фигура
с заметно согбенной спиной,
с осевшими тонкими ножками казалась еще более жалкой рядом
с его чересчур представительной парой, похожей на столичный монумент.
Ни разу не сложил он оружия перед неприятелем, и все действие, оказываемое на него вином, ограничивалось переменою
цвета лица и несколько большим одушевлением,
с которым он
начинал лгать (blaguer).
В гостиных
начали появляться странные фраки, покоившиеся целое трехлетие, переложенные табачным листом,
с бархатными воротниками, изменившимися в
цвете и сохранившими какую-то отчаянную форму; вместе
с ними явились и странные мундиры всех времен: и милиционные, и
с двумя рядами пуговиц, и однобортные, и
с одной эполетой, и совсем без эполет.
Маленькие глазки Элизы Августовны, очень наблюдательные и приобученные к делу, заметили, что
с тех пор как семья Негрова увеличилась вступлением в нее Круциферского, Глафира Львовна сделалась несколько внимательнее к своему туалету; что блуза ее как-то иначе надевалась; появились всякие воротнички, разные чепчики, обращено было внимание на волосы, и густая коса Палашки, имевшая несчастие подходить под
цвет остатков шевелюры Глафиры Львовны, снова
начала привязываться, несмотря на то что ее уже немножко подъела моль.
— Да, да, совершенно верно, — рассмеялся доктор. — Я захватил
начало. Квашнин — одно великолепие: «Милостивые государи, призвание инженера — высокое и ответственное призвание. Вместе
с рельсовым путем,
с доменной печью и
с шахтой он несет в глубь страны семена просвещения,
цветы цивилизации и…» какие-то еще плоды, я уж не помню хорошенько… Но ведь каков обер-жулик!.. «Сплотимтесь же, господа, и будем высоко держать святое знамя нашего благодетельного искусства!..» Ну, конечно, бешеные рукоплескания.
На голове его уже
начали вытираться волосы, сквозь которые сильно просвечивало красное, приплюснутое, глянцевитое темя; нос Нефеда, комически вздернутый кверху, краснел так ярко, что, казалось, отражал
цвет свой на остальные части лица; нос этот, в товариществе
с мутными, стеклянистыми глазами, не оставлял ни малейшего сомнения, что Нефед частенько рвал косушку и даже недавно захватил куражу.
Косари выстраиваются в одну линию и, дружно звеня косами,
начинают подвигаться к реке, укладывая направо и налево тучные ряды травы, перемешанной
с клевером, душистой голкой, кашкой, медуникой и сотнями других
цветов.
Какие роковые, дьявольские причины помешали вашей жизни развернуться полным весенним
цветом, отчего вы, не успев
начать жить, поторопились сбросить
с себя образ и подобие божие и превратились в трусливое животное, которое лает и этим лаем пугает других оттого, что само боится?
О, благоприятель! неужто я увижу их лицом к лицу? неужто я почувствую в моих руках их юношеские руки, неужто я увижу, как их юношеский ум
начнет передо мною раскрываться, будто пышный
цвет пред зарею, и я умру
с отрадою, что этот
цвет в свое время даст плод сторичный…
Ольга. Сегодня тепло, можно окна держать настежь, а березы еще не распускались. Отец получил бригаду и выехал
с нами из Москвы одиннадцать лет назад, и, я отлично помню, в
начале мая, вот в эту пору, в Москве уже все в
цвету, тепло, все залито солнцем. Одиннадцать лет прошло, а я помню там все, как будто выехали вчера. Боже мой! Сегодня утром проснулась, увидела массу света, увидела весну, и радость заволновалась в моей душе, захотелось на родину страстно.
Он был доволен и своим франтовским костюмом,
начиная с галстука, подобранного под
цвет рубахи, и кончая желтыми башмаками.
— Вам поздно думать о любви, —
начала, медленно приподнимаясь
с кресла, Ида… — Мы вас простили, но за вами, как Авелева тень за Каином, пойдет повсюду тень моей сестры. Каждый
цветок, которым она невинно радовалась; птичка, за которой она при вас следила по небу глазами, само небо, под которым мы ее лелеяли для того, чтобы вы отняли ее у нас, — все это за нее заступится.
Вот видишь ли: любовь я в мысли ставлю
Так высоко, так свято понимаю
И для меня ее так нежен
цвет,
Что от малейшего прикосновенья
Легко мрачится он и увядает.
Когда любил я и когда во мне
Другой, неясный образ зарождался,
Я, чтоб любви священное
началоБорьбою двух явлений не нарушить,
Спешил расстаться
с той, кого любил…
Таких удивительных роз, лилий, камелий, таких тюльпанов всевозможных
цветов,
начиная с ярко-белого и кончая черным, как сажа, вообще такого богатства
цветов, как у Песоцкого, Коврину не случалось видеть нигде в другом месте.
Гоголь, взявши один из них,
начал с самым простодушным видом и серьезным голосом уверять продавца, что это не пряники; что он ошибся и захватил как-нибудь куски мыла вместо пряников, что и по белому их
цвету это видно, да и пахнут они мылом, что пусть он сам отведает и что мыло стоит гораздо дороже, чем пряники.
Иногда учителю
начинает казаться, что о-н,
с тех пор как помнит себя, никуда не выезжал из Курши, что зима никогда не прекращалась и никогда не прекратится и что он только в забытой сказке или во сне слышал про другую жизнь, где есть
цветы, тепло, свет, сердечные, вежливые люди, умные книги, женские нежные голоса и улыбки.
— Сорвите мне этот
цветок, вот этот… какой хорошенький! — Маша полюбовалась им и вдруг, быстро высвободив свою руку,
с заботливой улыбкой
начала осторожно вдевать гибкий стебелек в петлю Кистерова сюртука. Ее тонкие пальцы почти касались его губ. Он посмотрел на эти пальцы, потом на нее. Она кивнула головой, как бы говоря: можно… Кистер нагнулся и поцеловал кончики ее перчаток.
Музыка композитора И.А.Козловского (1757—1831).] или нагонит какого-нибудь мальчишку, стащит
с него сапог силой, возьмет этот сапог, как балалайку, и, тоже наигрывая языком, пустится плясать и, подняв на улице своими лаптями страшную пыль, провалится, наконец, куда-нибудь; хороводницы после этого еще постоят, помолчат, пропоют иногда: «Калинушка
с малинушкой лазоревый
цвет»; мальчишки еще подерутся между собой и затем
начнут расходиться по домам…
Трус неописанный. Но зато и без его помощи нечего стало бояться. Одно горе прошло — стала надвигаться другая туча. Моему семейному счастию угрожало неожиданное бедствие
с другой стороны: всегда пользовавшаяся превосходным здоровьем Лина
начала хворать. Изменяется в лице,
цвет делается сероватый, зловещий.
Это был человек неопределенного возраста,
с чертами, привлекавшими невольное внимание. По лицу пергаментного
цвета проходили резкие морщины, но большая борода, окладистая в
начале, очень длинная и остроконечная в конце, была черна, как смоль. Глаза были необыкновенно живы и блестящи, и взгляда их нельзя было не заметить или забыть. Мы невольно остановились на тротуаре.
Он не имел ни брата, ни сестры,
И тайных мук его никто не ведал.
До времени отвыкнув от игры,
Он жадному сомненью сердце предал
И, презрев детства милые дары,
Он
начал думать, строить мир воздушный,
И в нем терялся мыслию послушной.
Таков средь океана островок:
Пусть хоть прекрасен, свеж, но одинок;
Ладьи к нему
с гостями не пристанут,
Цветы на нем от зноя все увянут…