Неточные совпадения
В конце июля
полили бесполезные дожди, а в августе людишки
начали помирать, потому что все, что было, приели. Придумывали, какую такую пищу стряпать, от которой была бы сытость; мешали муку
с ржаной резкой, но сытости не было; пробовали, не будет ли лучше
с толченой сосновой корой, но и тут настоящей сытости не добились.
— Долой
с квартир! Сейчас! Марш! — и
с этими словами
начала хватать все, что ни попадалось ей под руку из вещей Катерины Ивановны, и скидывать на
пол. Почти и без того убитая, чуть не в обмороке, задыхавшаяся, бледная, Катерина Ивановна вскочила
с постели (на которую упала было в изнеможении) и бросилась на Амалию Ивановну. Но борьба была слишком неравна; та отпихнула ее, как перышко.
Он
начал с большим вниманием глядеть на нее в церкви, старался заговаривать
с нею. Сначала она его дичилась и однажды, перед вечером, встретив его на узкой тропинке, проложенной пешеходами через ржаное
поле, зашла в высокую, густую рожь, поросшую полынью и васильками, чтобы только не попасться ему на глаза. Он увидал ее головку сквозь золотую сетку колосьев, откуда она высматривала, как зверок, и ласково крикнул ей...
Жена, подпрыгнув, ударила его головою в скулу, он соскочил
с постели, а она снова свалилась на
пол и
начала развязывать ноги свои, всхрапывая...
Но когда однажды он понес поднос
с чашками и стаканами, разбил два стакана и
начал, по обыкновению, ругаться и хотел бросить на
пол и весь поднос, она взяла поднос у него из рук, поставила другие стаканы, еще сахарницу, хлеб и так уставила все, что ни одна чашка не шевельнулась, и потом показала ему, как взять поднос одной рукой, как плотно придержать другой, потом два раза прошла по комнате, вертя подносом направо и налево, и ни одна ложечка не пошевелилась на нем, Захару вдруг ясно стало, что Анисья умнее его!
— Нет, я
с вами хотел видеться, —
начал Обломов, когда она села на диван, как можно дальше от него, и смотрела на концы своей шали, которая, как попона, покрывала ее до
полу. Руки она прятала тоже под шаль.
Если он несет чрез комнату кучу посуды или других вещей, то
с первого же шага верхние вещи
начинают дезертировать на
пол.
И Райский развлекался от мысли о Вере,
с утра его манили в разные стороны летучие мысли, свежесть утра, встречи в домашнем гнезде, новые лица,
поле, газета, новая книга или глава из собственного романа. Вечером только
начинает все прожитое днем сжиматься в один узел, и у кого сознательно, и у кого бессознательно, подводится итог «злобе дня».
разбитым, сиплым голосом
начала примадонна, толстая, обрюзгшая девица,
с птичьим носом. Хор подхватил, и все кругом точно застонало от пестрой волны закружившихся звуков. Какой-то пьяный купчик
с осовелым лицом дико вскрикивал и расслабленно приседал к самому
полу.
Сидит он обыкновенно в таких случаях если не по правую руку губернатора, то и не в далеком от него расстоянии; в
начале обеда более придерживается чувства собственного достоинства и, закинувшись назад, но не оборачивая головы, сбоку пускает взор вниз по круглым затылкам и стоячим воротникам гостей; зато к концу стола развеселяется,
начинает улыбаться во все стороны (в направлении губернатора он
с начала обеда улыбался), а иногда даже предлагает тост в честь прекрасного
пола, украшения нашей планеты, по его словам.
Они жаловались на кабанов и говорили, что недавно целые стада их спускались
с гор в долины и
начали травить
поля.
Раннее утро, не больше семи часов. Окна еще не
начали белеть, а свечей не дают; только нагоревшая светильня лампадки,
с вечера затепленной в углу перед образом, разливает в жарко натопленной детской меркнущий свет. Две девушки, ночующие в детской, потихоньку поднимаются
с войлоков, разостланных на
полу, всемерно стараясь, чтобы неосторожным движением не разбудить детей. Через пять минут они накидывают на себя затрапезные платья и уходят вниз доканчивать туалет.
В семидесятых годах формы у студентов еще не было, но все-таки они соблюдали моду, и студента всегда можно было узнать и по манерам, и по костюму. Большинство, из самых радикальных, были одеты по моде шестидесятых годов: обязательно длинные волосы, нахлобученная таинственно на глаза шляпа
с широченными
полями и иногда — верх щегольства — плед и очки, что придавало юношам ученый вид и серьезность. Так одевалось студенчество до
начала восьмидесятых годов, времени реакции.
Начиная с лестниц, ведущих в палатки,
полы и клетки содержатся крайне небрежно, помет не вывозится, всюду запекшаяся кровь, которою пропитаны стены лавок, не окрашенных, как бы следовало по санитарным условиям, масляного краскою; по углам на
полу всюду набросан сор, перья, рогожа, мочала… колоды для рубки мяса избиты и содержатся неопрятно, туши вешаются на ржавые железные невылуженные крючья, служащие при лавках одеты в засаленное платье и грязные передники, а ножи в неопрятном виде лежат в привешанных к поясу мясников грязных, окровавленных ножнах, которые, по-видимому, никогда не чистятся…
Мастеровые в будние дни
начинали работы в шесть-семь часов утра и кончали в десять вечера. В мастерской портного Воздвиженского работало пятьдесят человек. Женатые жили семьями в квартирах на дворе; а холостые
с мальчиками-учениками ночевали в мастерских, спали на верстаках и на
полу, без всяких постелей: подушка — полено в головах или свои штаны, если еще не пропиты.
Цитирую его «Путешествие в Арзрум»: «…Гасан
начал с того, что разложил меня на теплом каменном
полу, после чего он
начал ломать мне члены, вытягивать суставы, бить меня сильно кулаком: я не чувствовал ни малейшей боли, но удивительное облегчение (азиатские банщики приходят иногда в восторг, вспрыгивают вам на плечи, скользят ногами по бедрам и пляшут на спине вприсядку).
Старик в халате точно скатывается
с террасы по внутренней лесенке и кубарем вылетает на двор. Подобрав
полы халата, он заходит сзади лошади и
начинает на нее махать руками.
Лопахин. Знаете, я встаю в пятом часу утра, работаю
с утра до вечера, ну, у меня постоянно деньги свои и чужие, и я вижу, какие кругом люди. Надо только
начать делать что-нибудь, чтобы понять, как мало честных, порядочных людей. Иной раз, когда не спится, я думаю: господи, ты дал нам громадные леса, необъятные
поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами…
Такое неравномерное распределение
полов неизбежно в ссыльной колонии и уравновешение может произойти только
с прекращением ссылки или когда на остров
начнет приливать иммиграционный элемент, который сольется со ссыльным, или появится у нас своя мистрис Фрей, которая будет энергически пропагандировать мысль об отправлении на Сахалин для развития семейственности транспорта честных девушек из бедных семейств.
К тому времени, когда голубята совершенно оперятся и
начнут летать, как старые, уже поспеют хлеба, и витютины
с молодыми, соединясь в небольшие станички, каждый день, утро и вечер, проводят в хлебных
полях.
С начала перепелиного боя начинаются их любовные похождения, а правильнее сказать: этот крик есть не что иное, как уже
начало безотчетного стремления одного
пола к другому.
Когда журавль серьезен и важно расхаживает по
полям, подбирая попадающийся ему корм всякого рода, в нем ничего нет смешного; но как скоро он
начнет бегать, играть, приседать и потом подпрыгивать вверх
с распущенными крыльями или вздумает приласкаться к своей дружке, то нельзя без смеха смотреть на его проделки: до такой степени нейдет к нему всякое живое и резвое движение!
Отец
с матерью держатся
с ними сначала в болоте и потом выводят их в чистые места, луга и хлебные
поля, где они, по достижении уже полного возраста,
начинают летать.
Как только молодые
начнут перелетывать, то старые
начнут шататься
с ними отдельными выводками по вспаханным
полям, недавним залежам и вообще по местам, где земля помягче; потом соединяются в станички, выводки по две и по три, наконец сваливаются в большие стаи, в которых бывают смешаны иногда все три рода кроншнепов, и
начинают посещать болота, разливы больших прудов и плоские берега больших озер.
Хорошо дрессированная, послушная и не слишком горячая легавая собака необходима для удачной охоты за куропатками. В июле выводки держатся в
поле, в степных лугах
с мелким кустарником, в некосях, в бастыльнике. Сначала они очень смирны, и когда собака нападет на след, то старый самец
начнет бегать, вертеться и даже перепархивать у ней под носом, чтобы отвести ее от выводки.
Начинаю с бекаса, отдавая ему преимущество над дупельшнепом и гаршнепом по быстроте его
полета и трудности добыванья.
Когда же мой отец спросил, отчего в праздник они на барщине (это был первый Спас, то есть первое августа), ему отвечали, что так приказал староста Мироныч; что в этот праздник точно прежде не работали, но вот уже года четыре как
начали работать; что все мужики постарше и бабы-ребятницы уехали ночевать в село, но после обедни все приедут, и что в
поле остался только народ молодой, всего серпов
с сотню, под присмотром десятника.
По моей усильной просьбе отец согласился было взять
с собой ружье, потому что в
полях водилось множество полевой дичи; но мать
начала говорить, что она боится, как бы ружье не выстрелило и меня не убило, а потому отец, хотя уверял, что ружье лежало бы на дрогах незаряженное, оставил его дома.
Находя во мне живое сочувствие, они
с увлеченьем предавались удовольствию рассказывать мне: как сначала обтают горы, как побегут
с них ручьи, как спустят пруд, разольется
полая вода, пойдет вверх по полоям рыба, как
начнут ловить ее вятелями и мордами; как прилетит летняя птица, запоют жаворонки, проснутся сурки и
начнут свистать, сидя на задних лапках по своим сурчинам; как зазеленеют луга, оденется лес, кусты и зальются, защелкают в них соловьи…
— Первая из них, —
начал он всхлипывающим голосом и утирая кулаком будто бы слезы, — посвящена памяти моего благодетеля Ивана Алексеевича Мохова; вот нарисована его могила, а рядом
с ней и могила madame Пиколовой. Петька Пиколов, супруг ее (он теперь, каналья, без просыпу день и ночь пьет), стоит над этими могилами пьяный, плачет и говорит к могиле жены: «Ты для меня трудилась на
поле чести!..» — «А ты, — к могиле Ивана Алексеевича, — на
поле труда и пота!»
Вихров, через несколько месяцев, тоже уехал в деревню — и уехал
с большим удовольствием. Во-первых, ему очень хотелось видеть отца, потом — посмотреть на
поля и на луга; и, наконец, не совсем нравственная обстановка городской жизни
начинала его душить и тяготить!
— Постен, —
начала, наконец, Фатеева как-то мрачно и потупляя свое лицо в землю, — расскажите
Полю историю моего развода
с мужем… Мне тяжело об этом говорить…
Но лишь только он услышал ее крик, безумная ярость сверкнула в глазах его. Он схватил медальон,
с силою бросил его на
пол и
с бешенством
начал топтать ногою.
Так проходили дни за днями, и каждый день генерал становился серьезнее. Но он не хотел
начать прямо
с крутых мер. Сначала он потребовал Анпетова к себе — Анпетов не пришел. Потом, под видом прогулки верхом, он отправился на анпетовское
поле и там самолично убедился, что «негодяй» действительно пробивает борозду за бороздой.
Она встала и, не умываясь, не молясь богу,
начала прибирать комнату. В кухне на глаза ей попалась палка
с куском кумача, она неприязненно взяла ее в руки и хотела сунуть под печку, но, вздохнув, сняла
с нее обрывок знамени, тщательно сложила красный лоскут и спрятала его в карман, а палку переломила о колено и бросила на шесток. Потом вымыла окна и
пол холодной водой, поставила самовар, оделась. Села в кухне у окна, и снова перед нею встал вопрос...
Близилась осень. В
поле шла жатва, листья на деревьях желтели. Вместе
с тем наша Маруся
начала прихварывать.
Снопы
с поля убирать бы надо, да погода не пускает, а снопы уж прорастать
начали.
Начать с того, что он купил имение ранней весной (никто в это время не осматривает имений), когда
поля еще покрыты снегом, дороги в лес завалены и дом стоит нетопленый; когда годовой запас зерна и сена подходит к концу, а скот, по самому ходу вещей, тощ ("увидите, как за лето он отгуляется!").
Лакеи генеральши, отправив парадный на серебре стол, но в сущности состоящий из жареной печенки, пескарей и кофейной яичницы, лакеи эти, заморив собственный свой голод пустыми щами, усаживаются в своих ливрейных фраках на скамеечке у ворот и
начинают травить пуделем всех пробегающих мимо собак, а пожалуй, и коров, когда тех гонят
с поля.
Калинович между тем, разорвав
с пренебрежением свое заемное письмо на клочки и бросив его на
пол, продолжал молчать, так что князю
начинало становиться неловко.
Парень наш, не будь глуп, сейчас в
поле, и ну валять да стричь ту да другую овцу, а те, дуры, сглупа да
с непривычки лягаться да брыкаться
начали…
Они оба вдруг присели и
начали с фонариком шарить по
полу во всех углах.
Июнь переваливает за вторую половину. Лагерная жизнь
начинает становиться тяжелой для юнкеров. Стоят неподвижные, удручающе жаркие дни. По ночам непрестанные зарницы молчаливыми голубыми молниями бегают по черным небесам над Ходынским
полем. Нет покоя ни днем, ни ночью от тоскливой истомы. Души и тела жаждут грозы
с проливным дождем.
— И котлетку, и кофею, и вина прикажите еще прибавить, я проголодался, — отвечал Петр Степанович,
с спокойным вниманием рассматривая костюм хозяина. Господин Кармазинов был в какой-то домашней куцавеечке на вате, вроде как бы жакеточки,
с перламутровыми пуговками, но слишком уж коротенькой, что вовсе и не шло к его довольно сытенькому брюшку и к плотно округленным частям
начала его ног; но вкусы бывают различны. На коленях его был развернут до
полу шерстяной клетчатый плед, хотя в комнате было тепло.
Начал он чуть не
с детства, когда «
с свежею грудью бежал по
полям»; через час только добрался до своих двух женитьб и берлинской жизни.
— А эти столбы и мозаический
пол взяты в подражание храму Соломона; большая звезда означает тот священный огонь, который постоянно горел в храме… —
начала было дотолковывать gnadige Frau, но, заметив, что Сусанна была очень взволнована, остановилась и, сев
с нею рядом, взяла ее за руку.
Переночевав в Майнце, мои путешественники опять-таки по плану Егора Егорыча отправились в Гейдельберг. Южная Германия тут уже сильно
начинала давать себя чувствовать. Воздух был напоен ароматами растений; деревья были все хоть небольшие, но сочные.
Поля, конечно, не были
с такой тщательностью обработаны, как в Северной Германии, но неопытный бы даже глаз заметил, что они были плодовитее.
Он
начал с того, что его начальник получил в наследство в Повенецком уезде пустошь, которую предполагает отдать в приданое за дочерью («гм… вместо одной, пожалуй, две Проплеванных будет!» — мелькнуло у меня в голове); потом перешел к тому, что сегодня в квартале
с утра
полы и образа чистили, а что вчера пани квартальная ездила к портнихе на Слоновую улицу и заказала для дочери «монто».
Терпенкин, однако ж, добился своего.
Начал ходить к князю
с поздравлением по воскресеньям и праздникам, и хотя в большинстве случаев не допускался дальше передней, куда ему высылалась рюмка водки и кусок пирога, но все-таки успел подобрать
с полу черновую бумагу, в которой кратко были изложены права и обязанности членов Общества Странствующих Дворян.
Он явился в госпиталь избитый до полусмерти; я еще никогда не видал таких язв; но он пришел
с радостью в сердце,
с надеждой, что останется жив, что слухи были ложные, что его вот выпустили же теперь из-под палок, так что теперь, после долгого содержания под судом, ему уже
начинали мечтаться дорога, побег, свобода,
поля и леса…