Неточные совпадения
― Только бы были лучше меня. Вот всё, чего я желаю. Вы не знаете еще всего труда, ―
начал он, ―
с мальчиками, которые, как мои, были запущены этою жизнью за границей.
Утро было свежее, но прекрасное. Золотые облака громоздились на горах, как новый ряд воздушных гор; перед воротами расстилалась широкая площадь; за нею базар кипел народом, потому что было воскресенье; босые мальчики-осетины, неся за плечами котомки
с сотовым медом, вертелись вокруг меня; я их прогнал: мне было не до них, я
начинал разделять беспокойство доброго штабс-капитана.
Мелко шагали
мальчики и девочки в однообразных пепельно-серых костюмах, должно быть сиротский приют, шли почтальоны, носильщики
с вокзала, сиделки какой-то больницы, чиновники таможни, солдаты без оружия, и чем дальше двигалась толпа, тем очевиднее было, что в ее хвосте уже действовало
начало, организующее стихию.
С полной очевидностью оно выявилось в отряде конной полиции.
— Нет, двое детей со мной, от покойного мужа:
мальчик по восьмому году да девочка по шестому, — довольно словоохотливо
начала хозяйка, и лицо у ней стало поживее, — еще бабушка наша, больная, еле ходит, и то в церковь только; прежде на рынок ходила
с Акулиной, а теперь
с Николы перестала: ноги стали отекать. И в церкви-то все больше сидит на ступеньке. Вот и только. Иной раз золовка приходит погостить да Михей Андреич.
При Татьяне Павловне я вновь
начал «Невесту-девушку» и кончил блистательно, даже Татьяна Павловна улыбнулась, а вы, Андрей Петрович, вы крикнули даже «браво!» и заметили
с жаром, что прочти я «Стрекозу и Муравья», так еще неудивительно, что толковый
мальчик, в мои лета, прочтет толково, но что эту басню...
— Ваше превосходительство, ваше превосходительство… неужели?.. —
начал было он и не договорил, а лишь всплеснул руками в отчаянии, хотя все еще
с последнею мольбой смотря на доктора, точно в самом деле от теперешнего слова доктора мог измениться приговор над бедным
мальчиком.
И шесть камней разом вылетели из группы. Один угодил
мальчику в голову, и тот упал, но мигом вскочил и
с остервенением
начал отвечать в группу камнями.
С обеих сторон началась непрерывная перестрелка, у многих в группе тоже оказались в кармане заготовленные камни.
Мастеровые в будние дни
начинали работы в шесть-семь часов утра и кончали в десять вечера. В мастерской портного Воздвиженского работало пятьдесят человек. Женатые жили семьями в квартирах на дворе; а холостые
с мальчиками-учениками ночевали в мастерских, спали на верстаках и на полу, без всяких постелей: подушка — полено в головах или свои штаны, если еще не пропиты.
У
С. И. Грибкова
начал свою художественную карьеру и Н. И. Струнников, поступивший к нему в ученики четырнадцатилетним
мальчиком. Так же как и все, был «на побегушках», был маляром, тер краски, мыл кисти, а по вечерам учился рисовать
с натуры. Раз
С. И. Грибков послал ученика Струнникова к антиквару за Калужской заставой реставрировать какую-то старую картину.
Под конец моего пребывания в пансионе добродушный француз как-то исчез
с нашего горизонта. Говорили, что он уезжал куда-то держать экзамен. Я был в третьем классе гимназии, когда однажды, в
начале учебного года, в узком коридоре я наткнулся вдруг на фигуру, изумительно похожую на Гюгенета, только уже в синем учительском мундире. Я шел
с другим
мальчиком, поступившим в гимназию тоже от Рыхлинского, и оба мы радостно кинулись к старому знакомому.
Во время большой перемены я разделил
с мальчиками хлеб и колбасу, и мы
начали читать удивительную сказку «Соловей» — она сразу взяла всех за сердце.
— Нельзя тебе знать! — ответила она угрюмо, но все-таки рассказала кратко: был у этой женщины муж, чиновник Воронов, захотелось ему получить другой, высокий чин, он и продал жену начальнику своему, а тот ее увез куда-то, и два года она дома не жила. А когда воротилась — дети ее,
мальчик и девочка, померли уже, муж — проиграл казенные деньги и сидел в тюрьме. И вот
с горя женщина
начала пить, гулять, буянить. Каждый праздник к вечеру ее забирает полиция…
Но не прошло и трех дней, как эти остановки стали все чаще и чаще. Иохим то и дело откладывал дудку и
начинал прислушиваться
с возрастающим интересом, а во время этих пауз и
мальчик тоже заслушивался и забывал понукать приятеля. Наконец Иохим произнес
с задумчивым видом...
Мать не знала, в чем дело, и думала, что ребенка волнуют сны. Она сама укладывала его в постель, заботливо крестила и уходила, когда он
начинал дремать, не замечая при этом ничего особенного. Но на другой день
мальчик опять говорил ей о чем-то приятно тревожившем его
с вечера.
Дворовые
мальчики и девочки, несколько принаряженные, иные хоть тем, что были в белых рубашках, почище умыты и
с приглаженными волосами, — все весело бегали и
начали уже катать яйца, как вдруг общее внимание привлечено было двумя какими-то пешеходами, которые, сойдя
с Кудринской горы, шли вброд по воде, прямо через затопленную урему.
«Я встала и не хотела
с ним говорить, — рассказывала Нелли, — я его очень боялась; он
начал говорить про Бубнову, как она теперь сердится, что она уж не смеет меня теперь взять, и
начал вас хвалить; сказал, что он
с вами большой друг и вас маленьким
мальчиком знал.
Свою педагогическую деятельность он
начал с того, что переодел девочку
мальчиком, точно в женском костюме таились все напасти и злобы, какими была отравлена жизнь Прозорова.
— Теперь я буду продолжать
с вами прерванный разговор, — продолжал он, когда
мальчик ушел, — вы
начали, кажется,
с вопроса, учился ли я чему-нибудь, и я отвечал вам, что, точно, был в выучке.
— А вот позвольте мне рассказать, как меня в
мальчиках били, — говаривал он мне, — поступил я
с десяти лет в ученье и
с первой же, можно сказать, минуты
начал терпеть.
Санин проворно снял сюртук
с лежавшего
мальчика, расстегнул ворот, засучил рукава его рубашки — и, вооружившись щеткой,
начал изо всех сил тереть ему грудь и руки. Панталеоне так же усердно тер другой — головной щеткой — по его сапогам и панталонам. Девушка бросилась на колени возле дивана и, схватив обеими руками голову, не мигая ни одной векою, так и впилась в лицо своему брату. Санин сам тер — а сам искоса посматривал на нее. Боже мой! какая же это была красавица!
Мы редко говорили
с Володей
с глазу на глаз и о чем-нибудь серьезном, так что, когда это случалось, мы испытывали какую-то взаимную неловкость, и в глазах у нас
начинали прыгать
мальчики, как говорил Володя; но теперь, в ответ на смущение, выразившееся в моих глазах, он пристально и серьезно продолжал глядеть мне в глаза
с выражением, говорившим: «Тут нечего смущаться, все-таки мы братья и должны посоветоваться между собой о важном семейном деле». Я понял его, и он продолжал...
— Где день, где ночь! Хорош же
мальчик! — произнес Аггей Никитич и мрачно склонил свою голову, а потом вдруг встал и
начал раскланиваться
с Екатериной Петровной.
— Пожалуйста!.. Муж бесконечно рад будет вас видеть, — почти умоляла его дама, а потом,
с некоторым величием раскланиваясь на обе стороны
с почтительно стоявшими чиновниками, вышла из церкви
с мальчиком, который все обертывал головку и посматривал на Сусанну, видимо, уже
начиная разуметь женскую красоту.
Вода, заранее уже налитая в кофейник,
начала невдолге закипать вместе
с насыпанным в нее кофеем. Девочка и
мальчик с полатей смотрели на всю эту операцию
с большим любопытством, да не меньше их и сама Парасковья: кофею у них никогда никто из проезжающих не варил.
— Если ты хочешь, то произошло, —
начала она тихо, — но посуди ты мое положение: Углаков, я не спорю, очень милый, добрый, умный
мальчик, и
с ним всегда приятно видаться, но последнее время он вздумал ездить к нам каждый день и именно по утрам, когда Егор Егорыч ходит гулять… говорит мне, разумеется, разные разности, и хоть я в этом случае, как добрая маменька, держу его всегда в границах, однако думаю, что все-таки это может не понравиться Егору Егорычу, которому я, конечно, говорю, что у нас был Углаков; и раз я увидела, что Егор Егорыч уж и поморщился…
Вскоре после
начала учения, увидав
мальчика на крыше землянки
с букварём в руках, он ухватил его за ногу и потребовал...
Пугачев сидел в деревянной клетке на двухколесной телеге. Сильный отряд при двух пушках окружал его. Суворов от него не отлучался. В деревне Мостах (во сте сорока верстах от Самары) случился пожар близ избы, где ночевал Пугачев. Его высадили из клетки, привязали к телеге вместе
с его сыном, резвым и смелым
мальчиком, и во всю ночь Суворов сам их караулил. В Коспорье, против Самары, ночью, в волновую погоду, Суворов переправился через Волгу и пришел в Симбирск в
начале октября.
— Владимир Петрович! —
начал Крупов, и сколько он ни хотел казаться холодным и спокойным, не мог, — я пришел
с вами поговорить не сбрызгу, а очень подумавши о том, что делаю. Больно мне вам сказать горькие истины, да ведь не легко и мне было, когда я их узнал. Я на старости лет остался в дураках; так ошибся в человеке, что
мальчику в шестнадцать лет надобно было бы краснеть.
Остальное народонаселение,
начиная с семилетних
мальчиков и девочек и кончая шестидесятилетними стариками, неутомимо работало: сидело, перегнувшись над станом, или разматывало шпули.
Бывало, день-деньской сидит он над
мальчиком и дует ему над ухом в самодельную берестовую дудку или же возит его в тележке собственного изделия, которая имела свойство производить такой писк, что, как только Аким тронется
с нею, бывало, по улице, все деревенские собаки словно взбесятся: вытянут шеи и
начнут выть.
Один из приказчиков — маленький, толстый,
с круглыми глазами и крючковатым носом, очень похожий на филина, — заставил Илью выбирать из чана уснувшую рыбу.
Мальчик засучил рукава и
начал хватать рыб как попало.
Дедушка Еремей купил Илье сапоги, большое, тяжёлое пальто, шапку, и
мальчика отдали в школу. Он пошёл туда
с любопытством и страхом, а воротился обиженный, унылый, со слезами на глазах:
мальчики узнали в нём спутника дедушки Еремея и хором
начали дразнить...
Тогда Илья
начинал разговаривать
с мальчиком.
Коренастый, в розовой ситцевой рубахе, он ходил, засунув руки в карманы широких суконных штанов, заправленных в блестящие сапоги
с мелким набором. В карманах у него всегда побрякивали деньги. Его круглая голова уже
начинала лысеть со лба, но на ней ещё много было кудрявых русых волос, и он молодецки встряхивал ими. Илья не любил его и раньше, но теперь это чувство возросло у
мальчика. Он знал, что Петруха не любит деда Еремея, и слышал, как буфетчик однажды учил дядю Терентия...
Целые дни Фома проводил на капитанском мостике рядом
с отцом. Молча, широко раскрытыми глазами смотрел он на бесконечную панораму берегов, и ему казалось, что он движется по широкой серебряной тропе в те чудесные царства, где живут чародеи и богатыри сказок. Порой он
начинал расспрашивать отца о том, что видел. Игнат охотно и подробно отвечал ему, но
мальчику не нравились ответы: ничего интересного и понятного ему не было в них, и не слышал он того, что желал бы услышать. Однажды он со вздохом заявил отцу...
Мальчик начал читать «Ниву». Он читал
с большим воодушевлением. На половине стихотворения у Миши
начал дрожать голос, и он
с глазами, полными чистых юношеских слез, дочел...
Со второго класса прибавлялся ежедневно час для греческого языка,
с 11 1/2 ч. до 12 1/2; и если я по этому языку на всю жизнь остался хром, то винить могу только собственную неспособность к языкам и в видах ее отсутствие в школе туторства. Ведь другие же
мальчики начинали учиться греческой азбуке в один час со мною. И через год уже без особенного затруднения читали «Одиссею», тогда как я, не усвоив себе
с первых пор основательно производства времен, вынужден был довольствоваться сбивчивым навыком.
— Дома, — весело отвечал
мальчик и, схватив в передней, в которую я вошел, щетку,
начал обмахивать
с меня пыль.
Петя до сих пор стоял неподвижно, робко поглядывая на Беккера;
с последним словом он откинулся назад и крепко ухватился за юбку прачки. Но когда Беккер повторил свое требование и Варвара, повернув
мальчика к себе лицом, принялась раздевать его, Петя судорожно ухватился за нее руками,
начал кричать и биться, как цыпленок под ножом повара.
Беккер, не спускавший глаз
с мальчика, шепнул снова что-то.
Мальчик немедленно перешел к другому упражнению. Придерживаясь на руках, он
начал осторожно спускать ноги и ложиться на спину. Теперь предстояла самая трудная штука: следовало сначала лечь на спину, уладиться на перекладине таким образом, чтобы привести ноги в равновесие
с головою и потом вдруг неожиданно сползти на спине назад и повиснуть в воздухе, придерживаясь только на подколенках.
Поведение Ивана Архиповича показалось Буланину более чем странным. Прежде всего он
с треском развернул журнал, хлопнул по нему ладонью и, выпятив вперед нижнюю челюсть, сделал на класс страшные глаза. «Точь-в-точь, — подумалось Буланину, — как великан в сапогах-скороходах, прежде чем съесть одного за другим всех
мальчиков». Потом он широко расставил локти на кафедре, подпер подбородок ладонями и, запустив ногти в рот,
начал нараспев и сквозь зубы...
Не боится
мальчик правду сказать. Все люди этой линии,
начиная с Ионы, не носят страха в себе. У одних много гнева, другие — всегда веселы; больше всего среди них скромно-спокойных людей, которые как бы стыдятся показать доброе своё.
Он часто удивлялся тому, как это случилось, что ему, Степану Касатскому, довелось быть таким необыкновенным угодником и прямо чудотворцем, но то, что он был такой, не было никакого сомнения: он не мог не верить тем чудесам, которые он сам видел,
начиная с расслабленного
мальчика и до последней старушки, получившей зрение по его молитве.
Никита. Почем я знаю… может, у меня есть!.. Настоящим-то манером вы, видно, больны-то еще не бывали, — да-с! А вон как я в Москве, в
мальчиках, в горячке лежал, так вот уж лежал: оглох совсем, ни руки, ни ноги не владели; доктора говорили, что беспременно умру, а после через месяц, по милости божией, так
начал кашицу уписывать, только давай; харч ей-то только исправных не было.
— Да так, разные слова, самые обидные, и все по-русски, а потом стал швырять вещи и стулья и
начал кричать: «вон, вон из дома — вы мне не по ндраву!» и, наконец, прибил и жену и баронессу и, выгнав их вон из квартиры, выкинул им в окна подушки, и одеяла, и детскую колыбель, а сам
с старшими
мальчиками заперся и плачет над ними.
Мигом она бросила меня и отвернулась, как ни в чем не бывала, как будто и не она напроказила, а кто другой, ну точь-в-точь какой-нибудь школьник, который, чуть отвернулся учитель, уже успел напроказить где-нибудь по соседству, щипнуть какого-нибудь крошечного, слабосильного
мальчика, дать ему щелчка, пинка, подтолкнуть ему локоть и мигом опять повернуться, поправиться, уткнувшись в книгу,
начать долбить свой урок и, таким образом, оставить разгневанного господина учителя, бросившегося, подобно ястребу, на шум, —
с предлинным и неожиданным носом.
Наконец он так надоел всем дурным своим нравом, что учитель серьезно
начал думать о средствах к исправлению такого дурного
мальчика и для того задавал ему уроки вдвое и втрое большие, нежели другим; но и это нисколько не помогало. Алеша вовсе не учился, а все-таки знал урок
с начала до конца, без малейшей ошибки.
Он решился сам
начать разговор
с одним
мальчиком,
с которым в прежнее время был очень дружен, но тот от него отворотился, не отвечая.
Войдя в переднюю, Петр Васильич хотел было велеть доложить о себе и о Борисе Андреиче, но случившийся тут
мальчик в долгополом сюртуке только взглянул на него и
начал стаскивать
с него шубу, примолвив: «Пожалуйте-с». Приятели вошли в кабинет к Степану Петровичу. Петр Васильич представил ему Бориса Андреича.
Мой сон прошел. Молчаливая печаль этого места
начинала захватывать меня, и я ждал почти
с нетерпением, когда скрипнет дверь и старик
с мальчиком вернутся. Но их все не было…