Неточные совпадения
— По-моему, это не
революция, а простая уголовщина, вроде как бы любовника жены убить. Нарядился офицером и в качестве самозванца — трах! Это уж не государство, а… деревня. Где же безопасное государство, ежели все стрелять
начнут?
— И в
революцию, когда народ захочет ее сам, — выговорил Муромский, сильно подчеркнул последнее слово и, опустив глаза,
начал размазывать ложкой по тарелке рисовую кашу.
— Ну, — сказал он, не понижая голоса, — о ней все собаки лают, курицы кудакают, даже свиньи хрюкать
начали. Скучно, батя! Делать нечего. В карты играть — надоело, давайте сделаем
революцию, что ли? Я эту публику понимаю. Идут в
революцию, как неверующие церковь посещают или участвуют в крестных ходах. Вы знаете — рассказ напечатал я, — не читали?
— Мы, люди, —
начал он, отталкивая Берендеева взглядом, — мы, с моей точки зрения, люди, на которых историей возложена обязанность организовать
революцию, внести в ее стихию всю мощь нашего сознания, ограничить нашей волей неизбежный анархизм масс…
— Сам народ никогда не делает
революции, его толкают вожди. На время подчиняясь им, он вскоре
начинает сопротивляться идеям, навязанным ему извне. Народ знает и чувствует, что единственным законом для него является эволюция. Вожди всячески пытаются нарушить этот закон. Вот чему учит история…
— Не знаю. Не спрашивал. Но почему вы говорите —
революция? Нет, это еще не она. Не представляю, чтоб кто-то
начал в воскресенье делать
революцию.
— Здоровенная будет у нас
революция, Клим Иванович. Вот — начались рабочие стачки против войны — знаешь? Кушать трудно стало, весь хлеб армии скормили. Ох, все это кончится тем, что устроят европейцы мир промежду себя за наш счет, разрежут Русь на кусочки и
начнут глодать с ее костей мясо.
— Не понимаю. Может быть, это — признак, что уже «кончен бой» и
начали действовать мародеры, а возможно, что
революция еще не истратила всех своих сил. Тебе — лучше знать, — заключила она, улыбаясь.
Он понимал, что на его глазах идея
революции воплощается в реальные формы, что, может быть, завтра же, под окнами его комнаты, люди
начнут убивать друг друга, но он все-таки не хотел верить в это, не мог допустить этого.
До социалистической или коммунистической
революции есть лишь введение в историю, после нее только —
начало настоящей истории.
Неугомонные французские работники, воспитанные двумя
революциями и двумя реакциями, выбились наконец из сил, сомнения
начали одолевать ими; испугавшись их, они обрадовались новому делу, отреклись от бесцельной свободы и покорились в Икарии такому строгому порядку и подчинению, которое, конечно, не меньше монастырского чина каких-нибудь бенедиктинцев.
Я всегда чувствовал не только роковой характер
революции, но и демоническое в ней
начало.
Революция начала уничтожать этот культурный ренессанс и преследовать творцов культуры.
Русский культурный ренессанс
начала XX века
революция низвергла, прервала его традицию.
Я потом
начал сознавать, что ответственность за духоборческий, враждебный духовной культуре характер русской
революции лежит на деятелях русского ренессанса
начала XX века.
В первые дни
революции активность моя выразилась лишь в том, что когда Манеж осаждался революционными массами, а вокруг Манежа и внутри его были войска, которые каждую минуту могли
начать стрелять, я с трудом пробрался внутрь Манежа, спросил офицера, стоявшего во главе этой части войска, и
начал убеждать его не стрелять, доказывая ему, что образовалось новое правительство и что старое правительство безнадежно пало.
Я пережил три войны, из которых две могут быть названы мировыми, две
революции в России, малую и большую, пережил духовный ренессанс
начала ХХ века, потом русский коммунизм, кризис мировой культуры, переворот в Германии, крах Франции и оккупацию ее победителями, я пережил изгнание, и изгнанничество мое не кончено.
Наконец, 12 ноября 1922 года в обновленных залах бывшего Английского клуба открывается торжественно выставка «Красная Москва»,
начало Музея
Революции. Это — первая выставка,
начало революционного Музея в бывшем «храме праздности».
Писарь давно обленился, отстал от всякой работы и теперь казнился, поглядывая на молодого зятя, как тот поворачивал всякое дело. Заразившись его энергией, писарь
начал заводить строгие порядки у себя в доме, а потом в волости. Эта домашняя
революция закончилась ссорой с женой, а в волости взбунтовался сторож Вахрушка.
Я был первым и до сих пор остаюсь практически единственным человеком, который обнаружил эту главную ошибку современной философии; я показал, что все философы (за исключением Лейбница),
начиная с Декарта и его последователя Спинозы, исходили из принципа разрушения и
революции в отношении религиозной жизни, из принципа, который в области политики породил конституционный принцип; я показал, что кардинальная реформа невозможна, если только она не будет проходить и в философии и в политике.
Он совершенно отрицательно относился к национализму, к племенному
началу, которое, по его мнению, ведет к
революции и демократическому уравнению.
Поразительно, что на Соборе 17-го года, который стал возможен только благодаря
революции, не обнаружилось никакого интереса к религиозным проблемам, мучившим русскую мысль XIX и
начала XX в.
— О нет-с! Уж этого вы не говорите. Наш народ не таков, да ему не из-за чего нас выдавать. Наше
начало тем и верно, тем несомненно верно, что мы стремимся к
революции на совершенно ином принципе.
Он объяснил ей, что общество в опасности, что покуда остается неразоренным очаг
революций, до тех пор Европа не может наслаждаться спокойствием, что в самом Навозном существует громадный наплыв неблагонадежных элементов, которые, благодаря интриге, всюду распространяют корни и нити, и что он, Феденька, поставил себе священнейшею задачей объявить им войну,
начав с акцизного ведомства и кончая судебными и земскими учреждениями.
И что же вышло? Сначала, действительно, обывателям казалось несколько странным, что выискался такой помпадур, который не верит в бунты, но мало-помалу и они
начали освоиваться с этим взглядом. Прошел год, прошел другой, снегири свистали и щебетали во всех рощах, а
революций все не было.
Однако не все покорилось романтизму: умы положительные, умы, сосавшие все соки свои из великих произведений Греции и Рима, прямые наследники литературы Лудовика XIV, Вольтера и Энциклопедии, участники
революции и императорских войн, односторонние и упрямые в своих
началах, с презрением смотрели на юное поколение, отрицающее их в пользу понятий, ими казненных, как полагали, навеки.
Возьмем европейскую реакцию
начала XIX века, когда Европа, напуганная великою
революцией, была подавлена деспотизмом Наполеона, а вслед затем подпала еще более тяжкому гнету «Священного Союза» ["Священный союз" — договор о дружбе и взаимопомощи, заключенный Австрией, Пруссией и Россией в 1815 г., после падения Наполеона I.
Он понял, что освобождение крестьян сопряжено с освобождением земли; что освобождение земли, в свою очередь, —
начало социальной
революции, провозглашение сельского коммунизма. Обойти вопрос об освобождении невозможно — отодвинуть его решение до следующего царствования, конечно, легче, но это малодушно, и, в сущности, это только несколько часов, потерянных на скверной почтовой станции без лошадей…
— Конечно, я космополит в сущности! — поспешил объясниться Фрумкин, подметивший иронию приятеля и, как еврей, понявший, куда она метит. — Но ведь космополитизм не враг идей о национальности, если только эта идея подымается во имя революционного
начала, в смысле общеевропейской
революции.
Начало любви,
начало жизни,
начало Римской империи и великой
революции — как хороши все
начала!
Революции постепенно
начинает возвращаться память, она
начинает припоминать прошлое.
Я считал
революцию неизбежной и справедливой, но духовный её облик мне был неприятен с самого
начала.
Совсем как в
революциях социальных, когда прежде угнетенный класс приходит к власти и
начинает угнетать других.
— Таких мы жалеем. А монополии хлебной никак нельзя отменить. Сейчас спекулянтство пойдет. Вы поймите:
революция! Неужели не ясно? Как в осажденной крепости! — Желтов
начинал сердиться. — Вы тех вините, кто антанту призвал, Деникиных и Колчаков вините, да! Рябушинских. Они хотят костлявой рукой голода задушить
революцию, а социал-предатели им подпевают и мужиков против нас восстанавливают… А кто им землю отдал? Ну-ка, товарищ, скажи, — землю вам Деникин отдал или нет?
Рикур был крупный тип француза, сложившегося к эпохе Февральской
революции. Он
начал свою карьеру специальностью живописца, был знаком с разными реформаторами 40-х годов (в том числе и с Фурье), выработал себе весьма радикальное credo, особенно в направлении антиклерикальных идей. Актером он никогда не бывал, а сделался прекрасным чтецом и декламатором реального направления, врагом всей той рутины, которая, по его мнению, царила и в «Comedie Francaise», и в Консерватории.
Поляки
начали эмигрировать в Париж после восстания 1863 года. Да и прежде, после
революции 1831 года, они удалялись сюда же. Здесь, в отеле"Ламбер", жил при нас и их"круль", то есть князь Чарторыйский. У них был в Париже особый патриотический фонд, и правительство Наполеона III давало им субсидию. Существовал уже и их"Коллегий св. Станислава".
Потом редактором была коллегия из Ю. Бунина, Ив. Шмелева и меня. Потом пришла
революция, нас разбросало кого куда, и в самом
начале двадцатых годов товарищество паше прекратило свое существование.
Ничего социально-реакционного в культурном ренессансе
начала века не было, многие его деятели даже определенно сочувствовали
революции и социализму.
В конце концов это привело к тому, что цельность, тоталитарность
начали искать не в
революции, а в религии.
Не только в природе, но и в истории есть эта хаотическая, буйная стихия. И Тютчев предчувствует исторические катастрофы, торжество сил хаотических, которые опрокинут космос. Тютчев консерватор, который не верит в прочность консервативных
начал и устоев. Он строит реакционную утопию для спасения мира от хаотической
революции. Он воображал, что христианством можно пользоваться как консервативной силой. Его чисто политические стихотворения слабы, замечательны лишь его космические стихотворения.
Смердяковское
начало — низшая сторона Ивана — должно побеждать в
революциях.
— Было это очень скоро после Октябрьской
революции, в самом
начале гражданской войны.
Революция совершается не во имя свободы, а во имя тех же
начал, во имя которых пылали костры инквизиции, во имя «тысячи миллионов счастливых младенцев».
В то время Испания в ходу была… — Ахлёстин излагает далее основные события испанской
революции конца 1860-х-начала 1870-х годов.
По характеру своего миросозерцания Достоевский противопоставляет
революции личное
начало, качественность и безусловную ценность личности.
«Большевизм» господствовал с самого
начала «
революции», и в нынешнем торжестве его нет ничего нового.
Но думаю, что теперь, именно теперь, после жалкой, глупой русской
революции и в особенности после ужасного по своей дерзкой, бессмысленной жестокости подавления ее, русские, менее других цивилизованные, то есть менее умственно развращенные и удерживающие еще смутное представление о сущности христианского учения, русские, преимущественно земледельческие люди, поймут, наконец, где средство спасения, и первые
начнут применять его.
Атмосфера
начинает напоминать ту, которая была перед
революцией, в дни оргии реакции.
Ж. де Местр, романтическое движение
начала XIX века были реакцией против французской
революции и просвещения XVIII века, но это было творческим движением вперед, оплодотворившим всю мысль последующего века.
То, что называется русской «
революцией» и что сейчас завершается, имеет один постыдный и горестный для нас смысл: русский народ не выдержал великого испытания войны, в страшный час мировой борьбы он ослабел и
начал разлагаться.