Неточные совпадения
И поскольку
революция расковывает греховный хаос и отрицает правду закона, в ней есть безбожное
начало,
начало темное и злое.
Конфликт количественного
начала с качественным
началом, в котором жертвой падает
начало качественное, — вот что оказалось роковым в русской
революции.
Атмосфера
начинает напоминать ту, которая была перед
революцией, в дни оргии реакции.
«Темные, безответственные влияния» так же
начинают господствовать над
революцией, как они господствовали над старой властью.
Социалистические партии с максималистскими настроениями с самого
начала допустили ложь для охранения своего престижа, престижа
революции, ибо поклонились не Богу, а идолу.
Русская
революция оказалась опытом последовательного применения к жизни русского нигилизма, атеизма и материализма, огромным экспериментом, основанным на отрицании всех абсолютных духовных
начал в личной и общественной жизни.
С самого
начала «
революция» русская одержима низким страхом контрреволюции, и в этом постыдном страхе чувствуется страшное бессилие, отсутствие молодой веры, молодого энтузиазма.
«Большевизм» господствовал с самого
начала «
революции», и в нынешнем торжестве его нет ничего нового.
Все «развитие и углубление
революции» шло по указке «большевиков», вдохновлялось их духом, если это можно назвать духом, постепенно принимало провозглашенные ими
начала.
То, что называется русской «
революцией» и что сейчас завершается, имеет один постыдный и горестный для нас смысл: русский народ не выдержал великого испытания войны, в страшный час мировой борьбы он ослабел и
начал разлагаться.
И русские социал-демократы, которые
начали свое существование с борьбы против народничества, в сущности психологически и морально остались народниками и сейчас, во время
революции, находятся во власти всех народнических иллюзий.
Французская
революция была кровавой и страшной, но и в ней не было полного разрушения того иерархического
начала, на котором покоится всякий строй государства и общества, всякая цивилизация.
Я сочувствовал «падению священного русского царства» (название моей статьи в
начале революции), я видел в этом падении неотвратимый процесс развоплощения изолгавшейся символики исторической плоти.
— Вы говорили, что постараетесь скрыть его от преследований! Вы обещали ему покровительство и поддержку! Вы, наконец, объявили, что полагаете положить в России
начало революции введением обязательного оспопрививания! Что вы можете на это сказать?
Неточные совпадения
— По-моему, это не
революция, а простая уголовщина, вроде как бы любовника жены убить. Нарядился офицером и в качестве самозванца — трах! Это уж не государство, а… деревня. Где же безопасное государство, ежели все стрелять
начнут?
— И в
революцию, когда народ захочет ее сам, — выговорил Муромский, сильно подчеркнул последнее слово и, опустив глаза,
начал размазывать ложкой по тарелке рисовую кашу.
— Ну, — сказал он, не понижая голоса, — о ней все собаки лают, курицы кудакают, даже свиньи хрюкать
начали. Скучно, батя! Делать нечего. В карты играть — надоело, давайте сделаем
революцию, что ли? Я эту публику понимаю. Идут в
революцию, как неверующие церковь посещают или участвуют в крестных ходах. Вы знаете — рассказ напечатал я, — не читали?
— Мы, люди, —
начал он, отталкивая Берендеева взглядом, — мы, с моей точки зрения, люди, на которых историей возложена обязанность организовать
революцию, внести в ее стихию всю мощь нашего сознания, ограничить нашей волей неизбежный анархизм масс…
— Сам народ никогда не делает
революции, его толкают вожди. На время подчиняясь им, он вскоре
начинает сопротивляться идеям, навязанным ему извне. Народ знает и чувствует, что единственным законом для него является эволюция. Вожди всячески пытаются нарушить этот закон. Вот чему учит история…