Неточные совпадения
В
конце июля полили бесполезные дожди, а в августе людишки
начали помирать, потому что все, что было, приели. Придумывали, какую такую пищу стряпать, от которой была бы сытость; мешали муку с ржаной резкой, но сытости не было; пробовали, не будет ли лучше с толченой сосновой корой, но и тут настоящей сытости не добились.
Человек приходит к собственному жилищу, видит, что оно насквозь засветилось, что из всех пазов выпалзывают тоненькие огненные змейки, и
начинает сознавать, что вот это и есть тот самый
конец всего, о котором ему когда-то смутно грезилось и ожидание которого, незаметно для него самого, проходит через всю его жизнь.
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин
начинал говорить о том, что делают и думают они, те самые, которые не хотели принимать его проектов и были причиной всего зла в России, что тогда уже близко было к
концу; и потому охотно отказался теперь от принципа свободы и вполне согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.
В
конце мая, когда уже всё более или менее устроилось, она получила ответ мужа на свои жалобы о деревенских неустройствах. Он писал ей, прося прощения в том, что не обдумал всего, и обещал приехать при первой возможности. Возможность эта не представилась, и до
начала июня Дарья Александровна жила одна в деревне.
Урок состоял в выучиваньи наизусть нескольких стихов из Евангелия и повторении
начала Ветхого Завета. Стихи из Евангелия Сережа знал порядочно, но в ту минуту как он говорил их, он загляделся на кость лба отца, которая загибалась так круто у виска, что он запутался и
конец одного стиха на одинаковом слове переставил к
началу другого. Для Алексея Александровича было очевидно, что он не понимал того, что говорил, и это раздражило его.
На столе лежал обломок палки, которую они нынче утром вместе сломали на гимнастике, пробуя поднять забухшие барры. Левин взял в руки этот обломок и
начал обламывать расщепившийся
конец, не зная, как
начать.
Они были на другом
конце леса, под старою липой, и звали его. Две фигуры в темных платьях (они прежде были в светлых) нагнувшись стояли над чем-то. Это были Кити и няня. Дождь уже переставал, и
начинало светлеть, когда Левин подбежал к ним. У няни низ платья был сух, но на Кити платье промокло насквозь и всю облепило ее. Хотя дождя уже не было, они всё еще стояли в том же положении, в которое они стали, когда разразилась гроза. Обе стояли, нагнувшись над тележкой с зеленым зонтиком.
И так и не вызвав ее на откровенное объяснение, он уехал на выборы. Это было еще в первый раз с
начала их связи, что он расставался с нею, не объяснившись до
конца. С одной стороны, это беспокоило его, с другой стороны, он находил, что это лучше. «Сначала будет, как теперь, что-то неясное, затаенное, а потом она привыкнет. Во всяком случае я всё могу отдать ей, но не свою мужскую независимость», думал он.
— Семерка дана! — закричал он, увидав его наконец в цепи застрельщиков, которые
начинали вытеснять из лесу неприятеля, и, подойдя ближе, он вынул свой кошелек и бумажник и отдал их счастливцу, несмотря на возражения о неуместности платежа. Исполнив этот неприятный долг, он бросился вперед, увлек за собою солдат и до самого
конца дела прехладнокровно перестреливался с чеченцами.
После полудня она
начала томиться жаждой. Мы отворили окна — но на дворе было жарче, чем в комнате; поставили льду около кровати — ничего не помогало. Я знал, что эта невыносимая жажда — признак приближения
конца, и сказал это Печорину. «Воды, воды!..» — говорила она хриплым голосом, приподнявшись с постели.
— Нет, барин, нигде не видно! — После чего Селифан, помахивая кнутом, затянул песню не песню, но что-то такое длинное, чему и
конца не было. Туда все вошло: все ободрительные и побудительные крики, которыми потчевают лошадей по всей России от одного
конца до другого; прилагательные всех родов без дальнейшего разбора, как что первое попалось на язык. Таким образом дошло до того, что он
начал называть их наконец секретарями.
Да ты смотри себе под ноги, а не гляди в потомство; хлопочи о том, чтобы мужика сделать достаточным да богатым, да чтобы было у него время учиться по охоте своей, а не то что с палкой в руке говорить: «Учись!» Черт знает, с которого
конца начинают!..
«Нет, черт его возьми! разве
начать с другого
конца?» — Так думал Чичиков.
Конечно, вы не раз видали
Уездной барышни альбом,
Что все подружки измарали
С
конца, с
начала и кругом.
Сюда, назло правописанью,
Стихи без меры, по преданью,
В знак дружбы верной внесены,
Уменьшены, продолжены.
На первом листике встречаешь
Qu’écrirez-vous sur ces tablettes;
И подпись: t. á. v. Annette;
А на последнем прочитаешь:
«Кто любит более тебя,
Пусть пишет далее меня».
Уже два листа бумаги были испорчены… не потому, чтобы я думал что-нибудь переменить в них: стихи мне казались превосходными; но с третьей линейки
концы их
начинали загибаться кверху все больше и больше, так что даже издалека видно было, что это написано криво и никуда не годится.
Как передать мои страдания в то время, когда бабушка
начала читать вслух мое стихотворение и когда, не разбирая, она останавливалась на середине стиха, чтобы с улыбкой, которая тогда мне казалась насмешливою, взглянуть на папа, когда она произносила не так, как мне хотелось, и когда, по слабости зрения, не дочтя до
конца, она передала бумагу папа и попросила его прочесть ей все сначала?
Мазурка клонилась к
концу: несколько пожилых мужчин и дам подходили прощаться с бабушкой и уезжали; лакеи, избегая танцующих, осторожно проносили приборы в задние комнаты; бабушка заметно устала, говорила как бы нехотя и очень протяжно; музыканты в тридцатый раз лениво
начинали тот же мотив.
В общем, он был всепоглощенно занят бесчисленными фамильными процессами,
начало которых терялось в эпохе возникновения бумажных фабрик, а
конец — в смерти всех кляузников.
Он ни о чем не думал, да и не хотел думать; но грезы вставали одна за другою, мелькали отрывки мыслей, без
начала и
конца и без связи.
— Я бы вот как стал менять: пересчитал бы первую тысячу, этак раза четыре со всех
концов, в каждую бумажку всматриваясь, и принялся бы за другую тысячу;
начал бы ее считать, досчитал бы до средины, да и вынул бы какую-нибудь пятидесятирублевую, да на свет, да переворотил бы ее и опять на свет — не фальшивая ли?
Такое
начало не предвещало хорошего
конца.
Но под
конец он вдруг стал опять беспокоен; точно угрызение совести вдруг
начало его мучить: «Вот, сижу, песни слушаю, а разве то мне надобно делать!» — как будто подумал он.
Всё без
начала, без
конца,
Посмотрим, на зубах каков-то будешь вкусен...
«Может быть, это и есть „
начало конца”?» — спросил себя Клим Самгин.
— Вот, я даже записала два, три его парадокса, например: «Торжество социальной справедливости будет
началом духовной смерти людей». Как тебе нравится? Или: «
Начало и
конец жизни — в личности, а так как личность неповторима, история — не повторяется». Тебе скучно? — вдруг спросила она.
— Неверно это, выдумка! Никакого духа нету, кроме души. «Душе моя, душе моя — что спиши?
Конец приближается». Вот что надобно понять:
конец приближается человеку от жизненной тесноты. И это вы, молодой человек, напрасно интеллигентам поклоняетесь, — они вот
начали людей в партии сбивать, новое солдатство строят.
«В
конце концов вопрос об истоках антисемитизма крайне темный вопрос, но я вовсе не обязан решать его. И — вообще: что значит социальная обязанность личности, где
начало этой обязанности, чем ограничены ее пределы?»
До
конца спектакля Варвара вела себя так нелепо, как будто на сцене разыгрывали тяжелую драму. Актеры, возбужденные успехом Алины, усердно смешили публику, она особенно хохотала, когда Калхас, достав из будки суфлера три стаканчика водки, угостил царей Агамемнона и Менелая, а затем они трое акробатически ловко и весело
начали плясать трепака.
— В болотном нашем отечестве мы, интеллигенты, поставлены в трудную позицию, нам приходится внушать промышленной буржуазии азбучные истины о ценности науки, — говорил Попов. — А мы
начали не с того
конца. Вы — эсдек?
Иногда, вместо сплетней и злословия, он вдруг принимался неумеренно возвышать Илью Ильича по лавочкам и на сходках у ворот, и тогда не было
конца восторгам. Он вдруг
начинал вычислять достоинства барина, ум, ласковость, щедрость, доброту; и если у барина его недоставало качеств для панегирика, он занимал у других и придавал ему знатность, богатство или необычайное могущество.
Природа говорила все одно и то же; в ней видела она непрерывное, но однообразное течение жизни, без
начала, без
конца.
Или вовсе ничего не скажет, а тайком поставит поскорей опять на свое место и после уверит барина, что это он сам разбил; а иногда оправдывается, как видели в
начале рассказа, тем, что и вещь должна же иметь
конец, хоть будь она железная, что не век ей жить.
— Нет, я с вами хотел видеться, —
начал Обломов, когда она села на диван, как можно дальше от него, и смотрела на
концы своей шали, которая, как попона, покрывала ее до полу. Руки она прятала тоже под шаль.
Сказка не над одними детьми в Обломовке, но и над взрослыми до
конца жизни сохраняет свою власть. Все в доме и в деревне,
начиная от барина, жены его и до дюжего кузнеца Тараса, — все трепещут чего-то в темный вечер: всякое дерево превращается тогда в великана, всякий куст — в вертеп разбойников.
Хитрость — все равно что мелкая монета, на которую не купишь многого. Как мелкой монетой можно прожить час, два, так хитростью можно там прикрыть что-нибудь, тут обмануть, переиначить, а ее не хватит обозреть далекий горизонт, свести
начало и
конец крупного, главного события.
— Я всегда прежде посмотрю, — продолжала она смелее, — и если печальный
конец в книге — я не стану читать. Вон «Басурмана»
начала, да Верочка сказала, что жениха казнили, я и бросила.
— Как нечего! Вот Козлов читает пятый год Саллюстия, Ксенофонта да Гомера с Горацием: один год с
начала до
конца, а другой от
конца до
начала — все прокисли было здесь… В гимназии плесень завелась.
Если сам он идет по двору или по саду, то пройти бы ему до
конца, не взглянув вверх; а он
начнет маневрировать, посмотрит в противоположную от ее окон сторону, оборотится к ним будто невзначай и встретит ее взгляд, иногда с затаенной насмешкой над его маневром. Или спросит о ней Марину, где она, что делает, а если потеряет ее из вида, то бегает, отыскивая точно потерянную булавку, и, увидевши ее,
начинает разыгрывать небрежного.
— Да — и
конец всему, и
начало скуке! — задумчиво повторил Райский. — А я не хочу
конца! Успокойся, за меня бы ее и не отдали!
Жаль, что ей понадобилась комедия, в которой нужны и
начало и
конец, и завязка и развязка, а если б она писала роман, то, может быть, и не бросила бы.
После всех пришел Марк — и внес новый взгляд во все то, что она читала, слышала, что знала, взгляд полного и дерзкого отрицания всего, от
начала до
конца, небесных и земных авторитетов, старой жизни, старой науки, старых добродетелей и пороков. Он, с преждевременным триумфом, явился к ней предвидя победу, и ошибся.
Начинает тихо, нежно: «Помнишь, Гретхен, как ты, еще невинная, еще ребенком, приходила с твоей мамой в этот собор и лепетала молитвы по старой книге?» Но песня все сильнее, все страстнее, стремительнее; ноты выше: в них слезы, тоска, безустанная, безвыходная, и, наконец, отчаяние: «Нет прощения, Гретхен, нет здесь тебе прощения!» Гретхен хочет молиться, но из груди ее рвутся лишь крики — знаете, когда судорога от слез в груди, — а песня сатаны все не умолкает, все глубже вонзается в душу, как острие, все выше — и вдруг обрывается почти криком: «
Конец всему, проклята!» Гретхен падает на колена, сжимает перед собой руки — и вот тут ее молитва, что-нибудь очень краткое, полуречитатив, но наивное, безо всякой отделки, что-нибудь в высшей степени средневековое, четыре стиха, всего только четыре стиха — у Страделлы есть несколько таких нот — и с последней нотой обморок!
Мы с нею с первого слова поссорились, потому что она тотчас же вздумала, как прежде, шесть лет тому, шипеть на меня; с тех пор продолжали ссориться каждый день; но это не мешало нам иногда разговаривать, и, признаюсь, к
концу месяца она мне
начала нравиться; я думаю, за независимость характера.
— Друг мой, — сказал он вдруг грустно, — я часто говорил Софье Андреевне, в
начале соединения нашего, впрочем, и в
начале, и в середине, и в
конце: «Милая, я тебя мучаю и замучаю, и мне не жалко, пока ты передо мной; а ведь умри ты, и я знаю, что уморю себя казнью».
— Нельзя, Татьяна Павловна, — внушительно ответил ей Версилов, — Аркадий, очевидно, что-то замыслил, и, стало быть, надо ему непременно дать кончить. Ну и пусть его! Расскажет, и с плеч долой, а для него в том и главное, чтоб с плеч долой спустить.
Начинай, мой милый, твою новую историю, то есть я так только говорю: новую; не беспокойся, я знаю
конец ее.
Таким образом, на этом поле пока и шла битва: обе соперницы как бы соперничали одна перед другой в деликатности и терпении, и князь в
конце концов уже не знал, которой из них более удивляться, и, по обыкновению всех слабых, но нежных сердцем людей, кончил тем, что
начал страдать и винить во всем одного себя.
Но под
конец он как-то видимо стал терять свое равнодушие и к князю
начал относиться не только с осуждением, но и с презрительной иронией.
— Развить? — сказал он, — нет, уж лучше не развивать, и к тому же страсть моя — говорить без развития. Право, так. И вот еще странность: случись, что я
начну развивать мысль, в которую верую, и почти всегда так выходит, что в
конце изложения я сам перестаю веровать в излагаемое; боюсь подвергнуться и теперь. До свидания, дорогой князь: у вас я всегда непростительно разболтаюсь.
От тяжести акулы и от усилий ее освободиться железный крюк
начал понемногу разгибаться, веревка затрещала. Еще одно усилие со стороны акулы — веревка не выдержала бы, и акула унесла бы в море крюк, часть веревки и растерзанную челюсть. «Держи! держи! ташши скорее!» — раздавалось между тем у нас над головой. «Нет, постой ташшить! — кричали другие, — оборвется; давай
конец!» (
Конец — веревка, которую бросают с судна шлюпкам, когда пристают и в других подобных случаях.)
Во всяком случае, решение дела оставлено до
конца войны, а
конца войны не предвидится, судя по
началу; по крайней мере шанхайская война скоро не кончится.