Неточные совпадения
Начинается крик, шум, угрозы,
с одной стороны по-русски,
с другой — энергические ответы и оправдания по-голландски, или по-английски, по-немецки. Друг друга в суматохе не слышат, не понимают, а кончится все-таки тем, что расцепятся, — и все смолкнет: корабль нем и недвижим опять; только часовой задумчиво ходит
с ружьем взад и вперед.
С начала перепелиного боя
начинаются их любовные похождения, а правильнее сказать: этот
крик есть не что иное, как уже начало безотчетного стремления одного пола к другому.
Не помню только, где впервые раздался этот ужасный
крик: в залах ли, или, кажется, кто-то вбежал
с лестницы из передней, но вслед за тем наступила такая тревога, что и рассказать не возьмусь. Больше половины собравшейся на бал публики были из Заречья — владетели тамошних деревянных домов или их обитатели. Бросились к окнам, мигом раздвинули гардины, сорвали шторы. Заречье пылало. Правда, пожар только еще
начался, но пылало в трех совершенно разных местах, — это-то и испугало.
Но как дикий зверь, почуявший кровь, Малюта ничего уже не помнил.
С криком и проклятиями вцепился он в Годунова и старался опрокинуть его, чтобы броситься на свою жертву.
Началась между ними борьба; светоч, задетый одним из них, упал на землю и погас под ногою Годунова.
В шайке
началось такое движение, беготня и
крики, что Максим не успел сказать и спасибо Серебряному. Когда наконец станичники выстроились и двинулись из лесу, Максим, которому возвратили коня и дали оружие, поравнялся
с князем.
Чаще слышался шум,
крик, гам, затевались истории; а вместе
с тем, случалось, подметишь вдруг где-нибудь на работе чей-нибудь задумчивый и упорный взгляд в синеющую даль, куда-нибудь туда, на другой берег Иртыша, где
начинается необъятною скатертью, тысячи на полторы верст, вольная киргизская степь; подметишь чей-нибудь глубокий вздох, всей грудью, как будто так и тянет человека дохнуть этим далеким, свободным воздухом и облегчить им придавленную, закованную душу.
Читал я в сарае, уходя колоть дрова, или на чердаке, что было одинаково неудобно, холодно. Иногда, если книга интересовала меня или надо было прочитать ее скорее, я вставал ночью и зажигал свечу, но старая хозяйка, заметив, что свечи по ночам умаляются, стала измерять их лучинкой и куда-то прятала мерки. Если утром в свече недоставало вершка или если я, найдя лучинку, не обламывал ее на сгоревший кусок свечи, в кухне
начинался яростный
крик, и однажды Викторушка возмущенно провозгласил
с полатей...
«Какова я красавица!» повторил, казалось, взгляд Марьяны. Оленин, не отдавая себе отчета в том, что он делал, обнял Марьяну и хотел поцеловать ее. Она вдруг вырвалась, столкнула
с ног Белецкого и крышку со стола и отскочила к печи.
Начался крик, хохот. Белецкий шептал что-то девкам, и вдруг все они выбежали из избы в сени и заперли дверь.
Началась бестолковая, нелепая сумятица. Все поднялись
с мест и забегали по павильону, толкаясь, крича и спотыкаясь об опрокинутые стулья. Дамы торопливо надевали дрожащими руками шляпки. Кто-то распорядился вдобавок погасить электрические фонари, и это еще больше усилило общее смятение… В темноте послышались истерические женские
крики.
В ответ на отчаянные
крики и вопли старушки приятели уверили, что
с наступлением весны, когда
начнется промысел, возвратят ей все горшки и накупят еще много новых, нарочно съездят за ними в Коломну, а не то и в самую Москву.
Так, наприм., в самую многочисленную низшую четвертую палату
с 20-ю учениками от 7-ми до 11-ти летнего возраста выдавалось четыре бутылки, и затем
начиналось там громогласное пение,
крик, задор, и павшие в битве относились в постель.
Уже
начинался рассвет, и это особенно было заметно по той отчетливости,
с какою стали выделяться в воздухе клубы дыма и кроны деревьев. Пели соловьи, и
с полей доносился
крик перепелов.
С этой минуты
начался тот, три дня не перестававший
крик, который так был ужасен, что нельзя было за двумя дверями без ужаса слышать его. В ту минуту, как он ответил жене, он понял, что он пропал, что возврата нет, что пришел конец, совсем конец, а сомнение так и не разрешено, так и остается сомнением.
И опять понемногу, понемногу —
начался крик, и опять дело дошло как-то до пилы, до полоски на селищах и до каких-то украденных
с барского двора веретей. Егор Михайлович уж двадцать лет управлял имением и был человек умный и опытный. Он постоял, послушал
с четверть часа и вдруг велел всем молчать, а Дутловым кидать жеребий, кому из троих. Нарезали жеребьев, Храпков стал доставать из потрясаемой шляпы и вынул жеребий Илюшкин. Все замолчали.
И этот вопиющий голос не был голос в пустыне: усастый Орест протащил своего Пилада [Орест и Пилад — имена двух верных друзей, ставшие нарицательными (греч. миф.).] сквозь щель едва отворенных ворот. Тут
началась толкотня, писк,
крик; некоторые
с моста попадали в воду.