Неточные совпадения
Новая советская
интеллигенция живет
настоящим.
Традиционное миросозерцание революционной
интеллигенции с аскетическим сужением сознания, с моральным ригоризмом, с религиозным отношением к социализму расшаталось, и в некоторых кругах
интеллигенции и полуинтеллигенции в результате разочарования революцией началось
настоящее моральное разложение.
В те годы обращенность к старцам была более характерна для
интеллигенции, которая хотела стать по-настоящему православной, чем для традиционно-бытовых православных, которые никогда от церковного православия не отходили.
Я очень рано понял, что революционная
интеллигенция не любит по-настоящему свободы, что пафос ее в ином.
В статье, написанной в 1907 году и вошедшей в мою книгу «Духовный кризис
интеллигенции», я довольно точно предсказал, что, когда в России настанет час
настоящей революции, то победят большевики.
Раскол, отщепенство, скитальчество, невозможность примирения с
настоящим, устремленность к грядущему, к лучшей, более справедливой жизни — характерные черты
интеллигенции.
Интеллигенция не могла у нас жить в
настоящем, она жила в будущем, а иногда в прошедшем.
Вот почему мы, провинциальная
интеллигенция, в
настоящее время валом валим в Петербург. Все думается: не полегче ли будет? не совершится ли чудо какое-нибудь? не удастся ли примазаться хоть к краешку какой-нибудь концессии, потом сбыть свое учредительское право, и в сторону. А там — за границу, на минеральные воды…
Как бы то ни было, но финансовый вопрос есть в
настоящую минуту самый жгучий вопрос для нашей
интеллигенции. Умея только распоряжаться и не умея"делать", мы оказываемся совершенно бессильными относительно созидания новых ценностей, и какие предприятия мы ни затевали в этом смысле — всегда и везде, за очень малыми исключениями, оказывался, по выражению Дракина,"кавардак". Но этого мало: мы не умеем обращаться даже с теми ценностями, которые дошли до наших рук независимо от наших усилий…
— Нельзя, всем заниматься приходится, наша должность такая. Вот в «Ведомостях» справедливо пишут: вся наша
интеллигенция — фальшь одна, а настоящий-то государственный смысл в Москве, в Охотном ряду обретается. Там, дескать, с основания России не чищено, так сколько одной благонадежности накопилось! Разумеется, не буквально так выражаются, своими словами я пересказываю.
Русский гнет после восстания 1862–1863 годов чувствовался и на улицах, где вам на каждом шагу попадался солдат, казак, офицер, чиновник с кокардой, но Варшава оставалась чисто польским городом, жила бойко и даже весело, проявляла все тот же живучий темперамент, и весь край в лице
интеллигенции начал усиленно развивать свои производительные силы, ударившись вместо революционного движения в движение общекультурное, что шло все в гору до
настоящего момента.
Одного
настоящего эмигранта нашел я, правда, в 1867 году, хотя по происхождению и не русского, но из России и даже прямо из петербургской
интеллигенции 60-х годов. О нем у нас совсем забыли, а это была оригинальная фигура, и на ее судьбу накинут как бы флер некоторой таинственности.
В Вене я во второй раз испытывал под конец тамошнего сезона то же чувство пресноты. Жизнь привольная, удовольствий всякого рода много, везде оживленная публика, но нерва, который поддерживал бы в вас высший интерес, — нет, потому что нет
настоящей политической жизни, потому что не было и своей оригинальной литературы, и таких движений в
интеллигенции и в рабочей массе, которые давали бы ноту столичной жизни.
Эта небольшая группа тогдашних последователей Конта, Милля и отчасти Спенсера (о нем речь пойдет ниже) и была
настоящим свободомыслящим оазисом в тогдашней лондонской
интеллигенции — среди сотен писателей, журналистов, «клерджименов» (священников) и педагогов обыкновенного, «респектабельного» типа.
А в голове роились образы и властно требовали воплощения: врач «без дороги», не могущий довольствоваться своею непосредственною врачебного работою, наркотизирующийся ею, чтобы заглушить неудовлетворимую потребность в
настоящем, широком деле; хорошая, ищущая русская девушка; работа врача на холере и гибель от стихийного взрыва недоверия некультурной массы к
интеллигенции, идущей к ней на помощь.
[В статье, написанной в 1907 г. и вошедшей в мою книгу «Духовный кризис
интеллигенции», СПБ, 1910 г., я определенно предсказал, что если в России будет
настоящая большая революция, то в ней неизбежно победят большевики.
Я должен вам сказать, что-о в
настоящее время честных и трезвых работников, на которых вы можете положиться, можно найти только среди
интеллигенции и мужиков, то есть среди двух этих крайностей — и только.
Страшная война, которой духовно и материально не мог выдержать русский народ, слабое правосознание русского народа и отсутствие в нем
настоящей культуры, земельная неустроенность русского крестьянства, зараженность русской
интеллигенции ложными идеями — все это бесспорные причины русской революции.
Революционная
интеллигенция не имела
настоящей культуры и не несла ее в народ.