Неточные совпадения
Он
писал теперь новую
главу о причинах невыгодного положения земледелия в России.
Он умерил шаг, вдумываясь в ткань романа, в фабулу, в постановку характера Веры, в психологическую, еще пока закрытую задачу… в обстановку, в аксессуары; задумчиво сел и положил руки с локтями на стол и на них голову. Потом поцарапал сухим пером по бумаге, лениво обмакнул его в чернила и еще ленивее
написал в новую строку, после слов «
Глава I...
— Попробую, начну здесь, на месте действия! — сказал он себе ночью, которую в последний раз проводил под родным кровом, — и сел за письменный стол. — Хоть одну
главу напишу! А потом, вдалеке, когда отодвинусь от этих лиц, от своей страсти, от всех этих драм и комедий, — картина их виднее будет издалека. Даль оденет их в лучи поэзии; я буду видеть одно чистое создание творчества, одну свою статую, без примеси реальных мелочей… Попробую!..
Тогда Борис приступил к историческому роману,
написал несколько
глав и прочел также в кружке. Товарищи стали уважать его, «как надежду», ходили с ним толпой.
Написав вчера
главу, в которой сильно досталось некоторым чиновникам первых двух классов за то, что они помешали ему, как он формулировал это, спасти Россию от погибели, в которую увлекали ее теперешние правители, — в сущности же только за то, что они помешали ему получать больше, чем теперь, жалованья, он думал теперь о том, как для потомства всё это обстоятельство получит совершенно новое освещение.
Все они были живы, когда я в первый раз
писал эту
главу. Пусть она на этот раз окончится следующими строками из надгробных слов Аксакову.
На этом пока и остановимся. Когда-нибудь я напечатаю выпущенные
главы и
напишу другие, без которых рассказ мой останется непонятным, усеченным, может, ненужным, во всяком случае, будет не тем, чем я хотел, но все это после, гораздо после…
Эту
главу мне труднее
писать, чем все остальные
главы книги.
Я начинаю
писать эту
главу в страшные и мучительные дни европейской истории.
Самые существенные мысли на эту тему я изложил в заключительной
главе моей книги «О назначении человека», и я это причисляю, может быть, к самому важному из всего, что я
написал.
Пенсильванская область в основательном своем законоположении, в
главе 1, в предложительном объявлении прав жителей пенсильванских, в 12 статье говорит: «Народ имеет право говорить,
писать и обнародовать свои мнения; следовательно, свобода печатания никогда не долженствует быть затрудняема».
Вихров в одно утро
написал три
главы этой повести и дал их переписать Доброву.
В одной коротенькой
главе, в три страницы разгонистого письма, уместилась вся жизнь генерала Утробина, тогда как об одном пятнадцатилетнем славном губернаторстве можно было бы
написать целые томы.
«Меня нисколько не удивляет их поведение, —
писала она под первым впечатлением, — но представьте себе, что во
главе депутации явился… кто бы вы думали?
Он, во
главе большинства комитета,
написал проект, в каждой строке которого сквозила тонкая политика.
Этот чародей
пишет строки коротенькие, а
главы — на манер водевильных куплетов.
Если
писать по порядку, кряду все, что случилось и что я видел и испытал в эти годы, можно бы, разумеется, еще
написать втрое, вчетверо больше
глав, чем до сих пор написано.
— Читала, все читала… Не могла никак удержаться. И даже плакала над одной
главой… Женское любопытство одолело. А вы сами виноваты, зачем не прячете того, чего я не должна читать. Не могу… Пойду убирать комнату, так меня и потянет взглянуть хоть одним глазком, что он такое
пишет. Ах, если бы я умела
писать…
Эта мысль сильно беспокоила немного далеко взявшую сваху. Она тотчас было хотела ехать к Лизавете Васильевне, но было уже довольно поздно, и потому она только
написала к ней письмо, содержание которого читатель увидит в следующей
главе.
Тот подал, и герой мой принялся
писать письмо к тому приятелю, к которому он
писал в первой
главе моего романа.
Не помню, кто-то
писал из чужих краев, что, выслушав перед отъездом из Рима первую
главу «Мертвых душ», он хохотал до самого Парижа.
С плеч упало тяжелое бремя,
Написал я четыре
главы.
«Почему же не новое время,
А недавнее выбрали вы? —
Замечает читатель, живущий
Где-нибудь в захолустной дали. —
Сцены, очерки жизни текущей
Мы бы с большей охотой прочли.
Ваши книги расходятся худо!
А зачем же вчерашнее блюдо,
Вместо свежего, ставить на стол?
Чем в прошедшем упорно копаться,
Не гораздо ли лучше касаться
Новых язв, народившихся зол...
Это были"Солидные добродетели". Я
написал всего еще одну
главу, но много говорил об этой работе с доктором Б. Он желал мне сосредоточиться и поработать не спеша над такой вещью, которая бы выдвинула меня как романиста перед возвращением на родину.
Может показаться даже маловероятным, что я,
написав несколько
глав первой части, повез их к редактору"Библиотеки", предлагая ему роман к январской книжке 1862 года и не скрывая того, что в первый год могут быть готовы только две части.
Как я сказал выше, редактор"Библиотеки"взял роман по нескольким
главам, и он начал печататься с января 1862 года. Первые две части тянулись весь этот год. Я
писал его по кускам в несколько
глав, всю зиму и весну, до отъезда в Нижний и в деревню; продолжал работу и у себя на хуторе, продолжал ее опять и в Петербурге и довел до конца вторую часть. Но в январе 1863 года у меня еще не было почти ничего готово из третьей книги — как я называл тогда части моего романа.
Настроение А.И. продолжало быть и тогда революционным, но он ни в чем не проявлял уже желания стать во
главе движения, имеющего чисто подпольный характер. Своей же трибуны как публицист он себе еще не нашел, но не переставал
писать каждый день и любил повторять, что в его лета нет уже больше сна, как часов шесть-семь в день, почему он и просыпался и летом и зимой очень рано и сейчас же брался за перо. Но после завтрака он уже не работал и много ходил по Парижу.
Как я говорил уже в другой
главе, с Некрасовым я в 60-х годах лично не встречался. Его письмо в Берлин было первым его письменным обращением ко мне, и я ему до того никогда ничего не
писал.
Еле четырнадцатилетний паренище, я выучил наизусть
главу об изобретении со всеми цитатами и эпиграфами, как помилуй мя боже, и сочинил стихословный акростих: «Како подобает чествовати богов земных?» Сей акростих был поднесен его императорскому величеству, и он, воззрев на него, соблаговолил изречь: «Лучше б
написал он мне о рыбной ловле здешнего края!» Ге, ге, ге, о рыбной ловле: заметьте, ваше превосходительство!
Для недоумевающих русских людей я и
пишу эти строки, по мере сил желая разъяснить положение театра войны, опираясь в данном случае на такие военные авторитеты, как офицеры генерального штаба с командующим армией А. Н. Куропаткиным во
главе.
Помнят, вероятно, и то, как все культурное общество страны единодушно требовало для преступника смертной казни, и только необъяснимой снисходительности тогдашнего
главы государства обязан я тем, что живу и
пишу сейчас эти строки в назидание людям слабым и колеблющимся.