Неточные совпадения
Лука Лукич. Разумеется. Прибежали как сумасшедшие из трактира: «Приехал, приехал и денег не плотит…»
Нашли важную
птицу!
— А,
нашла! Вот умница, — сказал он, вынимая изо рта Ласки теплую
птицу и кладя ее в полный почти ягдташ. —
Нашел, Стива! — крикнул он.
И чем более он всматривался в соединение несоединимых форм
птиц, зверей, геометрических фигур, тем более требовательно возникало желание разрушить все эти фигуры,
найти смысл, скрытый в их угрюмой фантастике.
Навязывались им, правда, порой и другие заботы, но обломовцы встречали их по большей части с стоическою неподвижностью, и заботы, покружившись над головами их, мчались мимо, как
птицы, которые прилетят к гладкой стене и, не
найдя местечка приютиться, потрепещут напрасно крыльями около твердого камня и летят далее.
Здесь же
нашла место и высокая конторка, какая была у отца Андрея, замшевые перчатки; висел в углу и клеенчатый плащ около шкафа с минералами, раковинами, чучелами
птиц, с образцами разных глин, товаров и прочего. Среди всего, на почетном месте, блистал, в золоте с инкрустацией, флигель Эрара. [То есть фортепиано французского мастера музыкальных инструментов Эрара.]
Потом он сообщил мне, что
нашел его на сопке с левой стороны реки, хотя вблизи самого дерева нигде не было видно. Очевидно, этот желудь занесла сюда какая-нибудь
птица или мелкое животное вроде белки или бурундука.
3 часа мы шли без отдыха, пока в стороне не послышался шум воды. Вероятно, это была та самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки на небе и палило вовсю. Лошади шли, тяжело дыша и понурив головы. В воздухе стояла такая жара, что далее в тени могучих кедровников нельзя было
найти прохлады. Не слышно было ни зверей, ни
птиц; только одни насекомые носились в воздухе, и чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
Находя в этих звуках сходство с отвратительным криком грызущихся кошек, народ называет иволгу дикою кошкой] стонут рябые кукушки, постукивают, долбя деревья, разноперые дятлы, трубят желны, трещат сойки; свиристели, лесные жаворонки, дубоноски и все многочисленное крылатое, мелкое певчее племя наполняет воздух разными голосами и оживляет тишину лесов; на сучьях и в дуплах дерев
птицы вьют свои гнезда, кладут яйца и выводят детей; для той же цели поселяются в дуплах куницы и белки, враждебные
птицам, и шумные рои диких пчел.
Для приучения к подаванию поноски должно сначала употреблять мячики, потом куски дерева и всякие, даже железные, вещи, [Некоторые охотники
находят это вредным; они говорят, что от жесткой поноски собака будет мять дичь; я сомневаюсь в этом] которые может щенок схватить зубами и принести, наконец — мертвых
птиц.
Вообще журавль довольно осторожная
птица, и к журавлиной стае подъехать и даже подкрасться очень мудрено, но в одиночку или в паре, особенно если
найдешь их около тех мест, где они затевают гнездо, журавли гораздо смирнее, и на простой телеге или охотничьих дрожках иногда подъехать к ним в меру ружейного выстрела.
Некоторые охотники утверждают, что дрозды не улетают на зиму за море или в теплейший нашего климат, основываясь на том, что часто нахаживали их зимою, изредка даже в немалом количестве, около незамерзающих ключей, но это ничего не доказывает, кроме того, что они могут выносить нашу зиму: утки, без сомнения, отлетная
птица, но по речкам, не замерзающим зимою, всегда
найти кряковных и даже серых уток, которые на них зимуют.
Странное дело: у кряковных и других больших уток я никогда не нахаживал более девяти или десяти яиц (хотя гнезд их нахаживал в десять раз более, чем чирячьих), а у чирков
находил по двенадцати, так что стенки гнезда очень высоко бывали выкладены яичками, и невольно представляется тот же вопрос, который я задавал себе,
находя гнезда погоныша: как может такая небольшая
птица согреть и высидеть такое большое количество яиц?
Надобно весьма хорошо заметить место, где он упадет, и скакать туда немедленно, особенно если снег довольно глубок и тетерев упал в лесу или в кустах: пухлый снег совершенно его засыплет, и, потеряв место из глаз, вы ни за что его после не
найдете, разве укажут сороки и вороны, которые сейчас налетят на мертвую
птицу, лишь бы только заметить им, что она упала.
Всего-то
найти бы первое счастливое местечко, чтобы расправить руки, а там уже все пошло бы само собой: деньги, как
птицы, прилетают и улетают стаями…
Захотелось ей осмотреть весь дворец, и пошла она осматривать все его палаты высокие, и ходила она немало времени, на все диковинки любуючись; одна палата была краше другой, и все краше того, как рассказывал честной купец, государь ее батюшка родимый; взяла она из кувшина золоченого любимый цветочик аленькой, сошла она в зеленые сады, и запели ей
птицы свои песни райские, а деревья, кусты и цветы замахали своими верхушками и ровно перед ней преклонилися; выше забили фонтаны воды и громче зашумели ключи родниковые; и
нашла она то место высокое, пригорок муравчатый, на котором сорвал честной купец цветочик аленькой, краше которого нет на белом свете.
Находя во мне живое сочувствие, они с увлеченьем предавались удовольствию рассказывать мне: как сначала обтают горы, как побегут с них ручьи, как спустят пруд, разольется полая вода, пойдет вверх по полоям рыба, как начнут ловить ее вятелями и мордами; как прилетит летняя
птица, запоют жаворонки, проснутся сурки и начнут свистать, сидя на задних лапках по своим сурчинам; как зазеленеют луга, оденется лес, кусты и зальются, защелкают в них соловьи…
Моралист в этой глупой комбинации
нашел бы новое доказательство человеческой испорченности, но погодите бросать камнем в это почтенное трио, ибо невозможно обвинять перелетную
птицу за то только, что она летит туда, где теплее.
— Милый! Заросла наша речка гниючей травой, и не выплыть тебе на берег — запутаешься! Знаю я этот род человеческий! Сообрази — о чём думают? Всё хотят
найти такое, вишь, ружьё, чтобы не только било
птицу, а и жарило! Им бы не исподволь, а — сразу, не трудом, а ударом, хвать башкой оземь и чтобы золото брызнуло! Один Сухобаев, может, гривенника стоит, а все другие — пятачок пучок! Ты их — брось, ты на молодых нажми, эти себя оправдают! Вон у меня Ванюшка, внук…
Я тебе всякого зверя, всяку
птицу найду и укажу; и что и где — всё знаю.
Нередко случается, однако, что, зайдя слишком высоко или далеко в луговые поймы, не
находит она водяного пути для возвращения в реку и остается в ямках и бокалдинах: если увидят люди, то поймают ее, а если нет и бокалдины высыхают уединенно, рыба гибнет и достается на пищу воронам и разным другим
птицам — иногда и свиньям.
Тяжело было старику произнести слово — слово, которое должно было разлучить его с дочерью; но, с другой стороны, он знал, что этого не избегнешь, что рано или поздно все-таки придется расставаться. Он давно помышлял о Ване: лучшего жениха не
найдешь, да и не требуется; это ли еще не парень! Со всем тем старику тяжко было произнести последнее слово; но сколько
птице ни летать по воздуху, как выразился Глеб, а наземь надо когда-нибудь сесть.
Я отправился, но не только никакой дикой
птицы не
нашел, самое болото давно высохло.
Они спускаются сюда с ледников и
находят себе приют и питание:
птицы им запасают корм — благодарные туры поедают собираемые на гнезда травы и ветки.
— А вот
птиц же на дорогах
находите. Это тоже ведь не всякому случается.
Домне Осиповне Тюменев поклонился довольно сухо; в действительности он
нашел ее гораздо хуже, чем она была на портрете; в своем зеленом платье она просто показалась ему какой-то
птицей расписной. Домна Осиповна, в свою очередь, тоже едва пошевелила головой. Сановник петербургский очень ей не понравился своим важничаньем. Бегушев ушел за Тюменевым, едва поклонившись остальному обществу. Янсутский проводил их до самых сеней отеля и, возвратившись, расстегнул свой мундир и проговорил довольным голосом...
— Да, хорошо и каши поесть, — соглашался с ней Индюк. — Но умная
птица никогда не бросается на пищу. Так я говорю? Если меня хозяин не будет кормить, я умру с голода… так? А где же он
найдет другого такого индюка?
И если
находила добрая полоса, то пел без устали, не для людей, а для себя, — звучала в нем песня прирожденно, как в певчей
птице.
Когда она ехала на Кавказ, ей казалось, что она в первый же день
найдет здесь укромный уголок на берегу, уютный садик с тенью,
птицами и ручьями, где можно будет садить цветы и овощи, разводить уток и кур, принимать соседей, лечить бедных мужиков и раздавать им книжки; оказалось же, что Кавказ — это лысые горы, леса и громадные долины, где надо долго выбирать, хлопотать, строиться, и что никаких тут соседей нет, и очень жарко, и могут ограбить.
— Ехать в Петербург? — спрашивал себя Лаевский. — Но это значило бы снова начать старую жизнь, которую я проклинаю. И кто ищет спасения в перемене места, как перелетная
птица, тот ничего не
найдет, так как для него земля везде одинакова. Искать спасения в людях? В ком искать и как? Доброта и великодушие Самойленка так же мало спасительны, как смешливость дьякона или ненависть фон Корена. Спасения надо искать только в себе самом, а если не
найдешь, то к чему терять время, надо убить себя, вот и все…
И перед ним начал развиваться длинный свиток воспоминаний, и он в изумлении подумал: ужели их так много? отчего только теперь они все вдруг, как на праздник, являются ко мне?.. и он начал перебирать их одно по одному, как девушка иногда гадая перебирает листки цветка, и в каждом он
находил или упрек или сожаление, и он мог по особенному преимуществу, дающемуся почти всем в минуты сильного беспокойства и страдания, исчислить все чувства, разбросанные, растерянные им на дороге жизни: но увы! эти чувства не принесли плода; одни, как семена притчи, были поклеваны хищными
птицами, другие потоптаны странниками, иные упали на камень и сгнили от дождей бесполезно.
Он обыкновенно прокусывает шею у своей добычи, напивается крови, оставляет ее, кидается на другую и таким образом умерщвляет иногда до десятка
птиц; мясо их остается нетронутым, но у многих бывают головы совсем отъедены и даже две-три из них куда-то унесены; иногда же я
находил кур, у которых череп и мозг были съедены.
Ей нужно не только самой питаться, но и доставать пищу лисятам, а потому она в норе почти не живет: принесет какого-нибудь зверька или
птицу, притащит иногда часть падали, [Около норы часто
находят кости бараньи, телячьи и даже кости коров и лошадей] которую волочит по земле, не имея силы нести во рту, и, отдав детям, снова отправляется на добычу.
16.
Нашел всю
птицу, прилетевшую вдруг, как-то: вальдшнепов, дупелей, бекасов и гаршнепов, кроншнепов, болотных куликов, травников и уток всех пород; но остальная
птица появилась опять после долгого промежутка.
Но такому мнению противоречат самые эти признаки: то есть, если старый хорек пьет только кровь заеденных им
птиц и умерщвляет не более одной или двух, не касаясь их мяса, то отчего же я всегда
находил, что если умерщвлена одна или две
птицы, то головы их непременно отгрызены или унесены?
Выстрелил я однажды в кряковного селезня, сидевшего в кочках и траве, так что видна была одна голова, и убил его наповал. Со мною не было собаки, и я сам побежал, чтобы взять свою добычу; но, подходя к убитой
птице, которую не вдруг
нашел, увидел прыгающего бекаса с переломленным окровавленным крылом. Должно предположить, что он таился в траве около кряковного селезня и что какая-нибудь боковая дробинка попала ему в косточку крыла.
28.
Нашел двух крохалей, или гагар, на родниковом озерке, которое не мерзло и зимой. Должно заключить, что это были утки зимовые, потому что в марте не было совсем прилета
птицы, кроме грачей, которые показались 18-го.
Итак, травля уток производится по маленьким речкам или ручьям и озеркам, находящимся в высоких берегах, для того, чтоб охотник мог подойти очень близко к утке, не будучи ею примечен, и для того, чтоб лет ее продолжался не над водою; если же ястреб схватит утку и она упадет с ним в воду, то редко
найти такого жадного ястреба, который не бросил бы своей добычи, ибо все хищные
птицы не любят и боятся мочить свои перья, особенно в крыльях, и, вымочивши как-нибудь нечаянно, сейчас распускают их как полузонтик и сидят в укромном месте, пока не высушат совершенно.
Я знал старика-охотника, весьма искусного стрелка, известного мастера отыскивать
птицу тогда, когда другие ее не
находят: он ни за что в свете не заряжал ружья, не увидев наперед
птицы или зверя, отчего первая добыча весьма часто улетала или уходила без выстрела.
Летом, когда и комар богат, мы с Ларионом днюем и ночуем в лесу, за охотой на
птиц, или на реке, рыбу ловя. Случалось — вдруг треба какая-нибудь, а дьячка нет, и где
найти его — неведомо. Всех мальчишек из села разгонят искать его; бегают они, как зайчата, и кричат...
Ничкина. Ну, уж
нашла сравнение! Уж что женщина! Куда она годится! Курица не
птица, женщина не человек!
На краю синих небес чернелись леса, а с противоположной стороны
находили мутные снежные облака, как будто гоня перед собою стаю перелетных
птиц, без крика, одна за другою, пробиравшихся по небу.
Помнится красный ковер, висевший над отцовской постелью; каждый вечер, засыпая, он смотрел на этот ковер и
находил в его причудливых узорах все новые фигуры: цветы, зверей,
птиц, человеческие лица.
Но только в этот раз он не
нашел дороги, потому что
птицы поклевали все крошки хлеба.
Например, для людей, специально занимающихся педагогическими вопросами, будут, вероятно, интересны в «Детских годах» многие мелочи, которые могут показаться скучными для охотников и рыболовов; а эти последние, в свою очередь,
найдут здесь много частных заметок о
птицах и рыбах, лесах, поплавках и удочках — заметок, неинтересных для большинства, но для них, может быть, очень важных.
Самолюбие его удовлетворялось также и тем, что Эмилия продолжала называть его Флорестаном,
находила его красавцем необыкновенным и уверяла, что у него глаза, как у райской
птицы, «wie die Augen eines Paradiesvogels!»
Куры, цесарки, утки, гуси, индейки, павлины и всякая мелкая
птица из птичного ряда квокчет, крякает, гогочет, кричит и стонет, тщетно выбиваясь из своих клеток; а которым удалось какими-то судьбами освободиться из них, те кружатся, снуют и бегают, как шальные, по пожарищу, ища, но не
находя себе выхода и, наконец, живьем запекаются и жарятся в этой адской кухне.
— Милый человек, — обращается к нему новобрачный, — как будете проходить через вагон № 209, то
найдите там даму в серой шляпке с белой
птицей и скажите ей, что я здесь!
Пропавших
птиц и зверей всегда можно
найти внутри в древесине.
Он что-то
нашел; он понял что-то, что всю жизнь ускользало от него и делало эту жизнь такой неуклюжею и тяжелой, как тот пассажир, которому нужно было бы лететь, как
птице, а он шел.
Если же бы мы не знали, что лошадь желает себе своего и человек своего блага, что того желает каждая отдельная лошадь в табуне, что того блага себе желает каждая
птица, козявка, дерево, трава, мы не видели бы отдельности существ, а не видя отдельности, никогда не могли бы понять ничего живого: и полк кавалеристов, и стадо, и
птицы, и несекомыя, и растения — всё бы было как волны на море, и весь мир сливался бы для нас в одно безразличное движение, в котором мы никак не могли бы
найти жизнь.