Неточные совпадения
—
Пророками — и надолго! — будут двое: Леонид Андреев и Сологуб, а за ними пойдут и другие, вот увидишь! Андреев — писатель, небывалый у нас по смелости, а что он грубоват — это не беда! От этого он только понятнее для всех. Ты, Клим Иванович, напрасно морщишься, — Андреев очень самобытен и силен. Разумеется, попроще Достоевского в
мыслях, но, может быть, это потому, что он — цельнее. Читать его всегда очень любопытно, хотя заранее знаешь, что он скажет еще одно — нет! — Усмехаясь, она подмигнула...
Как все небесное прекрасней,
Мы уж привыкли отличать,
Так сладострастье сладострастней
В раю мы вправе ожидать,
И Магомет,
пророк и гений,
Недаром эту
мысль развил,
Для лучших рая наслаждений
Туда он гурий насадил.
Ученые разобрали по клочку поле науки и рассыпались по нем; им досталась тягостная доля de défricher le terrain [поднимать целину (франц.).], и в этой-то работе, составляющей важнейшую услугу их, они утратили широкий взгляд и сделались ремесленниками, оставаясь при
мысли, что они
пророки.
Так, вероятно, в далекие, глухие времена, когда были
пророки, когда меньше было
мыслей и слов и молод был сам грозный закон, за смерть платящий смертью, и звери дружили с человеком, и молния протягивала ему руку — так в те далекие и странные времена становился доступен смертям преступивший: его жалила пчела, и бодал остророгий бык, и камень ждал часа падения своего, чтобы раздробить непокрытую голову; и болезнь терзала его на виду у людей, как шакал терзает падаль; и все стрелы, ломая свой полет, искали черного сердца и опущенных глаз; и реки меняли свое течение, подмывая песок у ног его, и сам владыка-океан бросал на землю свои косматые валы и ревом своим гнал его в пустыню.
Ты здраво о заслугах
мыслишь,
Достойным воздаешь ты честь,
Пророком ты того не числишь,
Кто только рифмы может плесть,
А что сия ума забава
Калифов добрых честь и слава.
Снисходишь ты на лирный лад;
Поэзия тебе любезна,
Приятна, сладостна, полезна,
Как летом вкусный лимонад.
Восстань, боязливый:
В пещере твоей
Святая лампада
До утра горит.
Сердечной молитвой,
Пророк, удали
Печальные
мысли,
Лукавые сны!
До утра молитву
Смиренно твори;
Небесную книгу
До утра читай!
Иван Андреевич, занятый своими
мыслями, не заметил этой иронии. Сигизмунд Нарцисович оказался
пророком, это еще более возвысило его в глазах князя Ивана Андреевича.
Нет; верно, прав мой Кириак: здесь печать, которой несвободною рукой не распечатаешь, — и благ мне по
мысли пришел совет Аввакума
пророка: «Аще умедлит, потерпи ему, яко идый приидет и не умедлит».
Если бы Христос говорил о законе писанном, то он и в следующем стихе, составляющем продолжение
мысли, употребил бы слово: «закон и
пророки», а не слово закон без прибавления, как оно стоит в этом стихе.
Христос не мог утверждать весь закон, но он не мог также и отрицать весь закон и
пророков, тот закон, в котором сказано: люби ближнего как самого себя, и тех
пророков, словами которых он часто высказывает свои
мысли.