Неточные совпадения
У Обломова первым движением была эта
мысль, и он быстро спустил ноги на пол, но, подумав немного, с заботливым лицом и со вздохом, медленно опять
улегся на своем месте.
Так они и сделали. Впрочем, и Райский пробыл в Англии всего две недели — и не успел даже ахнуть от изумления — подавленный грандиозным оборотом общественного механизма жизни — и поспешил в веселый Париж. Он видел по утрам Лувр, а вечером мышиную беготню, веселые визги, вечную оргию, хмель крутящейся вихрем жизни, и унес оттуда только чад этой оргии, не давшей
уложиться поглубже наскоро захваченным из этого омута
мыслям, наблюдениям и впечатлениям.
Казалось, все страхи, как мечты,
улеглись: вперед манил простор и ряд неиспытанных наслаждений. Грудь дышала свободно, навстречу веяло уже югом, манили голубые небеса и воды. Но вдруг за этою перспективой возникало опять грозное привидение и росло по мере того, как я вдавался в путь. Это привидение была
мысль: какая обязанность лежит на грамотном путешественнике перед соотечественниками, перед обществом, которое следит за плавателями?
Печаль ее
улеглась мало-помалу, она тверже смотрела на свое положение; потом мало-помалу и другие
мысли прояснили ее озабоченное и унылое лицо. Ее взор останавливался с какой-то взволнованной пытливостью на мне, будто она ждала чего-то — вопроса… ответа…
Я раза два останавливался, чтоб отдохнуть и дать
улечься мыслям и чувствам, и потом снова читал и читал. И это напечатано по-русски неизвестным автором… я боялся, не сошел ли я с ума. Потом я перечитывал «Письмо» Витбергу, потом Скворцову, молодому учителю вятской гимназии, потом опять себе.
Писарь
улегся на траву и ничего не говорил. Он был поглощен какою-то тайною
мыслью и только угнетенно вздыхал.
До самого вечера Марья проходила в каком-то тумане, и все ее злость разбирала сильнее. То-то охальник: и место назначил — на росстани, где от дороги в Фотьянку отделяется тропа на Сиротку. Семеныч
улегся спать рано, потому что за день у машины намаялся, да и встать утром на брезгу. Лежит Марья рядом с мужем, а
мысли бегут по дороге в Фотьянку, к росстани.
Встреча с отцом в первое мгновенье очень смутила ее, подняв в душе детский страх к грозному родимому батюшке, но это быстро вспыхнувшее чувство так же быстро и
улеглось, сменившись чем-то вроде равнодушия. «Что же, чужая так чужая…» — с горечью думала про себя Феня. Раньше ее убивала
мысль, что она объедает баушку, а теперь и этого не было: она работала в свою долю, и баушка обещала купить ей даже веселенького ситца на платье.
— Постой, постой… — остановил его Никитич, все еще не имея сил совладать с
мыслью, никак не хотевшей
укладываться в его заводскую голову. — Как ты сказал: кто будет на фабрике робить?
Самая
мысль о воле как-то совсем не
укладывалась в общий инвентарь заводских соображений и дум.
Иоссе мне понравился, он зимой должен опять быть здесь проездом из России. От него ты будешь иметь грустные об нас всех известия, которые иногда не
укладываются в письмо. Мне пришло на
мысль отправить эти листки к Д. Д. С. Он тебе их вручит. Таким образом и волки сыты и овцы целы! [Письмо, посланное с оказией, не застрянет в канцеляриях и не будет читаться жандармами.]
После молитвы наступила полная тишина. Раздражение кадета не только не
улеглось, но, наоборот, все возрастало. Он кружился в маленьком пространстве четырех квадратных шагов, и новые дикие и дерзкие
мысли все более овладевали им.
Подойдя к окну своей спальни, он тихо отпирал его и одним прыжком прыгал в спальню, где, раздевшись и
улегшись, засыпал крепчайшим сном часов до десяти, не внушая никакого подозрения Миропе Дмитриевне, так как она знала, что Аггей Никитич всегда любил спать долго по утрам, и вообще Миропа Дмитриевна последнее время весьма мало думала о своем супруге, ибо ее занимала собственная довольно серьезная
мысль: видя, как Рамзаев — человек не особенно практический и расчетливый — богател с каждым днем, Миропа Дмитриевна вздумала попросить его с принятием, конечно, залогов от нее взять ее в долю, когда он на следующий год будет брать новый откуп; но Рамзаев наотрез отказал ей в том, говоря, что откупное дело рискованное и что он никогда не позволит себе вовлекать в него своих добрых знакомых.
В
мыслях Серебряного нелегко
укладывалось два впечатления разом, и надежда идти на татар вытеснила на время овладевшее им уныние.
Больше я не написал ни одного слова.
Мыслей было много в голове, но все они расплывались и не
укладывались в строки. Не окончив письма, я подписал свое звание, имя и фамилию и пошел в кабинет. Было темно. Я нащупал стол и положил письмо. Должно быть, в потемках я натыкался на мебель и производил шум.
Эта
мысль так заставила ее страдать, как Елена никогда еще во всю жизнь свою не страдала: досада, унижение, которое она обречена была переносить, как фурии, терзали ее; ко всему этому еще Коля раскапризничался и никак не хотел
укладываться спать в своем темном уголке, говоря, что ему там холодно и темно.
Чтение длится утомительно долго, я устаю слушать, хотя мне нравятся острые и задорные слова, легко и просто они
укладываются в убедительные
мысли.
Мысль, что можно такого великана согнать, никак не
укладывалась мне в голову.
Возбуждение
улеглось, исчезли отрывки
мыслей, и оставалась только тоска. Петров лег на, постель, и тоска, как живая, легла ему на грудь, впилась в сердце и замерла. И так лежали они в неразрывном безумном союзе, а за стеклом быстро падали тяжелые крупные капли, и светло было.
Я вышел из-за стола и стал
укладываться на диване. Перспектива провести целую ночь в теплой комнате под благословляющею десницей почтенного старца была так соблазнительна, что в моей отяжелевшей голове не было других
мыслей… Чепурников с писарем удалились за перегородку и продолжали там свою беседу о предстоящей кампании.
Старуха моя, как только я утвердил ее в этой
мысли, точно ожила: сама
укладывается, сбирается, мне только что не в ноги кланяется.
С самого утра дул неустанный осенний ветер, а Василий Борисыч был одет налегке. Сразу насквозь его прохватило. Пошел в подклет погреться и
улегся там на печи старого Пантелея. А на уме все те же
мысли: «Вот положение-то! Куда пойду, куда денусь?.. Был в славе, был в почестях, а пошел в позор и поношение. Прежде все мне угождали, а теперь плюют, бьют да еще сечь собираются! Ох, искушение!»
Толстой вообще относится к разуму с глубочайшим недоверием. Сложная жизнь не
укладывается для него в ограниченные рамки слов,
мыслей и убеждений. Твердость и определенность убеждений вернее всего свидетельствует об оторванности от жизни.
Он еще так недавно жил и действовал, что в умах никак не
укладывалась мысль, что его уже нет.
Руки и ноги его как-то не
укладывались на диване, хотя весь диван был к его услугам, во рту было сухо и липко, в голове стоял тяжелый туман;
мысли его, казалось, бродили не только в голове, но и вне черепа, меж диванов и людей, окутанных в ночную мглу.
Мы стали
укладываться у костра. Трещала и перекатывалась пальба, в воздухе осами жужжали пули, — это не волновало души. Занимались к северу пожаром все новые станции, — это были простые факелы, равнодушно и деловито горевшие на горизонте… Мелькнула
мысль о далеких, милых людях. Мелькнула, вспыхнула и равнодушно погасла.
То же самое тайною, невысказываемою
мыслью сидело в головах солдат. Когда
улеглась паника от обстрела переправы, откуда-то донеслось дружное, радостное «ура!». Оказалось, саперы под огнем навели обрушившийся мост, вывезли брошенные орудия, и командир благодарил их. А по толпам отступавших пронесся радостно-ожидающий трепет, и все жадно спрашивали друг друга...
Он укрылся одеялом и стал думать. Думы были мучительные, скверные, а когда воротилась из сада Настя и, как ни в чем не бывало,
улеглась спать, его от
мыслей бросило в лихорадку.
В уме старухи не
укладывалась мысль о возможности брака ее питомицы не с боярином. «Самому царю-батюшке и то бы в пору такая красавица», — думала Антиповна, глядя на свою любимицу. И вдруг что? Ее сватают на Ермака, за разбойника… Она, когда он сделался ее любимцем, вызволившим от хвори Ксению Яковлевну, мекала его посватать за одну из сенных девушек, да и то раздумывала, какая решится пойти, а тут на поди… сама ее питомица. Антиповна отказывалась этому верить.
Кузьма ничего не ответил, сам удивившись тому, что боясь смертельно, что старик заснет, пока он соберется с
мыслями переговорить с ним о деле, он же предлагает ему
улечься поудобнее для сна. Он стал снова слоняться по избе.
«Жена Ивана Лысенко — Станислава… Его сын — Осип… Графиня и граф Свянторжецкие…» — все это какими-то обрывками
мыслей неслось в его голове, но не могло
уложиться в ней в какую-либо определенную формулу.
Она считала Ирену, по привычке всех нянек, питомцы которых выросли на их глазах, еще совершенным ребенком, и
мысль о каких-либо любовных похождениях даже самого невинного свойства, в которых бы играла роль ее «девочка», не
укладывалась в голове старой польки. В день последней прогулки ее воспитанницы она как-то инстинктивно стала тревожиться ее отсутствием ранее обыкновенного. Когда же наступило время завтрака, а Ирены все не было, Ядвига положительно испугалась.
Если Владимир Михайлович возвращался рано и не уставал от работы, он садился писать, и тогда собака
укладывалась комочком где-нибудь на стуле возле него, изредка открывала один черный глаз и спросонья виляла хвостом. И когда, взволнованный процессом творчества, измученный муками своих героев, задыхающийся от наплыва
мыслей и образов, он ходил по комнате и курил папиросу за папиросой, она следила за ним беспокойным взглядом и сильнее виляла хвостом.