Неточные совпадения
Уйдут, бывало, ежедневные посетители, рассказав такой или другой случай, выразив ту или другую
мысль, а эта
мысль или этот рассказ
копошатся в молодой головке, складываются в ней все определеннее, формулируются стройно выраженным вопросом и предстают на строгий, беспристрастный суд, не сходя с очереди прежде, чем дождутся обстоятельного решения.
Копошусь я над этой ерундой, и вдруг мне в голову приходит самая удивительная простая
мысль, что гораздо проще и скорее завязать узлом — ведь все равно никто развязывать не будет.
Изредка, выходя из дома, он обводил удивленными, словно непонимающими взорами засохшие деревца, ямы, оставшиеся незаровненными, неубранный хлам — и в седой его голове
копошилась одна
мысль; что где-нибудь должен быть человек, который придет и все это устроит разом, одним махом.
Сквозь стекло на меня — туманно, тускло — тупая морда какого-то зверя, желтые глаза, упорно повторяющие одну и ту же непонятную мне
мысль. Мы долго смотрели друг другу в глаза — в эти шахты из поверхностного мира в другой, заповерхностный. И во мне
копошится: «А вдруг он, желтоглазый, — в своей нелепой, грязной куче листьев, в своей невычисленной жизни — счастливее нас?»
Иван Петрович. Жалкие люди.
Копошатся, хлопочут. И не понимают — ничего не понимают… Я не тебе. Я так, высказываю свои
мысли. А что нужно для человечества? Очень мало: ценить своих гениев, а они всегда казнили их, гнали, мучали. Нет. Я не буду вашей игрушкой. Я выведу вас на чистую воду. Не-е-ет. Лицемеры!
Я остался один… Чтобы заглушить неприятные
мысли, начинавшие
копошиться в моей голове, я подошел к своему письменному столу и, стараясь не думать, не отдавать себе отчета, занялся полученными бумагами… Конверт, первый попавшийся мне на глаза, содержал в себе следующее письмо...
Александра Михайловна вспомнила Андрея Ивановича, вспомнила высланную из Петербурга Елизавету Алексеевну и ее знакомых, и казалось ей: и она, и все кругом живут и двигаются в какой-то глубокой, темной яме; наверху брезжит свет, яркими огоньками загораются
мысль, честь и гордость, а они
копошатся здесь, в сырой тьме, ко всему равнодушные, чуждые свету, как мокрицы.
И он сам знал, что его любят. Он был уверен в этом. Страдал же он от одной
мысли… Эта
мысль душила его мозг, заставляла его бесноваться, плакать, не давала ему пить, есть, спать… Она отравляла его жизнь. Он клялся в любви, а она в это время
копошилась в его мозгу и стучала в его виски.