Неточные совпадения
Влас наземь опускается.
«Что так?» —
спросили странники.
— Да отдохну пока!
Теперь не скоро князюшка
Сойдет с коня любимого!
С тех пор, как слух прошел,
Что воля нам готовится,
У князя речь одна:
Что
мужику у барина
До светопреставления
Зажату быть в горсти!..
Коли вы больше
спросите,
И раз и два — исполнится
По вашему желанию,
А в третий быть беде!»
И улетела пеночка
С своим родимым птенчиком,
А
мужики гуськом
К дороге потянулися
Искать столба тридцатого.
«Точеные-то столбики
С балкону, что ли, умница?» —
Спросили мужики.
— С балкону!
«То-то высохли!
А ты не дуй! Сгорят они
Скорее, чем карасиков
Изловят на уху...
— А где, пичуга малая, —
Спросили братья Губины, —
Найдешь вина и хлебушка
Ты на семь
мужиков...
— Откуда, молодцы? —
Спросил у наших странников
Седой
мужик (которого
Бабенки звали Власушкой). —
Куда вас Бог несет?
Скотинин. Да с ним на роду вот что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота.
Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею, и бодрый конь вынес его из ворот к крыльцу навзничь. Я хотел бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь,
спросил только, целы ли ворота?
Его не рассердили ни вид крестьянской лошади и стригуна, топтавших его зеленя (он велел согнать их встретившемуся
мужику), ни насмешливый и глупый ответ
мужика Ипата, которого он встретил и
спросил: «Что, Ипат, скоро сеять?» — «Надо прежде вспахать, Константин Дмитрич», отвечал Ипат.
Но быть гласным, рассуждать о том, сколько золотарей нужно и как трубы провести в городе, где я не живу; быть присяжным и судить
мужика, укравшего ветчину, и шесть часов слушать всякий вздор, который мелют защитники и прокуроры, и как председатель
спрашивает у моего старика Алешки-дурачка: «признаете ли вы, господин подсудимый, факт похищения ветчины?» — «Ась?»
Обратный путь был так же весел, как и путь туда. Весловский то пел, то вспоминал с наслаждением свои похождения у
мужиков, угостивших его водкой и сказавших ему: «не обсудись»; то свои ночные похождения с орешками и дворовою девушкой и
мужиком, который
спрашивал его, женат ли он, и, узнав, что он не женат, сказал ему: «А ты на чужих жен не зарься, а пуще всего домогайся, как бы свою завести». Эти слова особенно смешили Весловского.
ЗЛевин разговорился с подавальщиком Федором об этой земле и
спросил, не возьмет ли землю на будущий год Платон, богатый и хороший
мужик той же деревни.
— «Но, Иван Григорьевич, ты упустил из виду важное дело: ты не
спросил еще, каков
мужик у Чичикова.
Контора была от него с четверть версты. Она только что переехала на новую квартиру, в новый дом, в четвертый этаж. На прежней квартире он был когда-то мельком, но очень давно. Войдя под ворота, он увидел направо лестницу, по которой сходил
мужик с книжкой в руках; «дворник, значит; значит, тут и есть контора», и он стал подниматься наверх наугад.
Спрашивать ни у кого ни об чем не хотел.
«Да отчего же», Лев
спросил: «скажи ты мне,
Они хвостами так и головами машут?» —
«О, мудрый царь!»
Мужик ответствовал: «оне
От радости, тебя увидя, пляшут».
На
Мужика разинув зев,
«Кто ты? что делаешь?»
спросил сердито Лев.
— О чем толковал? —
спросил у него другой
мужик средних лет и угрюмого вида, издали, с порога своей избы, присутствовавший при беседе его с Базаровым. — О недоимке, что ль?
— Двадцать пять. Да вот
спроси у этого мудреца. Он указал на сидевшего на козлах
мужика, Федотова работника.
— Мой дед землю пахал, — с надменною гордостию отвечал Базаров. —
Спросите любого из ваших же
мужиков, в ком из нас — в вас или во мне — он скорее признает соотечественника. Вы и говорить-то с ним не умеете.
— То есть — это как же? Кого же? — удивленно
спросил мужик, отступая от Лютова.
— А — баб — не приходилось? —
спросил человек в шапке с наушниками и поучительно, уверенно заговорил, не ожидая ответа: — Баб следует особенно стращать, баба на чужое жаднее
мужика…
— Вчера, на ярмарке, Лютов читал
мужикам стихи Некрасова, он удивительно читает, не так красиво, как Алина, но — замечательно! Слушали его очень серьезно, но потом лысенький старичок
спросил: «А плясать — умеешь? Я, говорит, думал, что вы комедианты из театров». Макаров сказал: «Нет, мы просто — люди». — «Как же это так — просто? Просто людей — не бывает».
Другой
мужик недоверчиво
спрашивает...
Самгин отошел подальше от кузницы,
спрашивая себя: боится он или не боится
мужиков? Как будто не боялся, но чувствовал свою беззащитность и унижение пред откровенной враждебностью печника.
Клим поспешно ушел, опасаясь, что писатель
спросит его о напечатанном в журнале рассказе своем; рассказ был не лучше других сочинений Катина, в нем изображались детски простодушные
мужики, они, как всегда, ожидали пришествия божьей правды, это обещал им сельский учитель, честно мыслящий человек, которого враждебно преследовали двое: безжалостный мироед и хитрый поп.
— Вася! — ответил он, виновато разводя руками. — Он все раздает, что у него ни
спроси. Третьего дня позволил лыко драть с молодых лип, — а вовсе и не время лыки-то драть, но ведь
мужики — не взирают…
— Ну, что ж. Яишну кушать желаете? —
спросил печник, подмигнув
мужикам, и почти весело сказал: — Господа обязательно яишну едят.
Было очень трудно понять, что такое народ. Однажды летом Клим, Дмитрий и дед ездили в село на ярмарку. Клима очень удивила огромная толпа празднично одетых баб и
мужиков, удивило обилие полупьяных, очень веселых и добродушных людей. Стихами, которые отец заставил его выучить и заставлял читать при гостях, Клим
спросил дедушку...
И
спросил мужика в упор...
Лидия смотрела на
мужика, брезгливо сжав губы, хмурясь, Варавка — с любопытством, Алина — растерянно
спрашивала всех...
— Да? —
спросила Лидия. — Там тоже где-то бунтовали
мужики. В них даже стреляли… Ну, я пойду, устала.
— Ну, напиши к исправнику:
спроси его, говорил ли ему староста о шатающихся
мужиках, — советовал Тарантьев, — да попроси заехать в деревню; потом к губернатору напиши, чтоб предписал исправнику донести о поведении старосты.
— Мужики-то у вас каковы? Как живут? —
спрашивал Иван Матвеевич. — Богатые или разорены, бедные? Барщина-то какова?
— А на дворе, где я приставал в городе-то, слышь ты, — отвечал
мужик, — с пошты приходили два раза
спрашивать, нет ли обломовских
мужиков: письмо, слышь, к барину есть.
— Да ты где взял? —
спросил он
мужика. — Кто тебе дал?
Ходишь по полям и в лес, а хоть бы раз
спросил мужика, какой хлеб когда сеют, почем продают!.. ничего!
На другой день опять она ушла с утра и вернулась вечером. Райский просто не знал, что делать от тоски и неизвестности. Он караулил ее в саду, в поле, ходил по деревне,
спрашивал даже у
мужиков, не видали ли ее, заглядывал к ним в избы, забыв об уговоре не следить за ней.
— Цыц, цыц, цыц, проклятые, чтоб вас! — унимала она собак. — Кого вам? —
спросила она Райского, который оглядывался во все стороны, недоумевая, где тут мог гнездиться кто-нибудь другой, кроме
мужика с семьей.
— Вот внук мой, Борис Павлыч! — сказала она старосте. — Что, убирают ли сено, пока горячо на дворе? Пожалуй, дожди после жары пойдут. Вот барин, настоящий барин приехал, внук мой! — говорила она
мужикам. — Ты видал ли его, Гараська? Смотри же, какой он! А это твой, что ли, теленок во ржи, Илюшка? —
спрашивала при этом, потом мимоходом заглянула на пруд.
В моменты мук, напротив, он был худ, бледен, болен, не ел и ходил по полям, ничего не видя, забывая дорогу,
спрашивая у встречных
мужиков, где Малиновка, направо или налево?
— Что же с домом делать? Куда серебро, белье, брильянты, посуду девать? —
спросила она, помолчав. —
Мужикам, что ли, отдать?
— Будешь задумчив, как навяжется такая супруга, как Марина Антиповна! Помнишь Антипа? ну, так его дочка! А золото-мужик, большие у меня дела делает: хлеб продает, деньги получает, — честный, распорядительный, да вот где-нибудь да подстережет судьба! У всякого свой крест! А ты что это затеял, или в самом деле с ума сошел? —
спросила бабушка, помолчав.
— А вы сами, cousin, что делаете с этими несчастными: ведь у вас есть тоже
мужики и эти… бабы? —
спросила она с любопытством.
Да
спросите у нас, в степи где-нибудь, любого
мужика, много ли он знает об англичанах, испанцах или итальянцах? не мешает ли он их под общим именем немцев, как корейцы мешают все народы, кроме китайцев и японцев, под именем варваров?
Барин помнит даже, что в третьем году Василий Васильевич продал хлеб по три рубля, в прошлом дешевле, а Иван Иваныч по три с четвертью. То в поле чужих
мужиков встретит да
спросит, то напишет кто-нибудь из города, а не то так, видно, во сне приснится покупщик, и цена тоже. Недаром долго спит. И щелкают они на счетах с приказчиком иногда все утро или целый вечер, так что тоску наведут на жену и детей, а приказчик выйдет весь в поту из кабинета, как будто верст за тридцать на богомолье пешком ходил.
Он любовался прекрасным днем, густыми темнеющими облаками, иногда закрывавшими солнце, и яровыми полями, в которых везде ходили
мужики за сохами, перепахивая овес, и густо зеленевшими озимями, над которыми поднимались жаворонки, и лесами, покрытыми уже, кроме позднего дуба, свежей зеленью, и лугами, на которых пестрели стада и лошади, и полями, на которых виднелись пахари, — и, нет-нет, ему вспоминалось, что было что-то неприятное, и когда он
спрашивал себя: что? — то вспоминал рассказ ямщика о том, как немец хозяйничает в Кузминском.
У нас в обществе, я помню, еще задолго до суда, с некоторым удивлением
спрашивали, особенно дамы: «Неужели такое тонкое, сложное и психологическое дело будет отдано на роковое решение каким-то чиновникам и, наконец,
мужикам, и „что-де поймет тут какой-нибудь такой чиновник, тем более
мужик?“ В самом деле, все эти четыре чиновника, попавшие в состав присяжных, были люди мелкие, малочиновные, седые — один только из них был несколько помоложе, — в обществе нашем малоизвестные, прозябавшие на мелком жалованье, имевшие, должно быть, старых жен, которых никуда нельзя показать, и по куче детей, может быть даже босоногих, много-много что развлекавшие свой досуг где-нибудь картишками и уж, разумеется, никогда не прочитавшие ни одной книги.
— Что вам надобно? о чем вы просите? —
спросил он строгим голосом и несколько в нос. (
Мужики взглянули друг на друга и словечка не промолвили, только прищурились, словно от солнца, да поскорей дышать стали.)
— Что ты, что ты, дурак, с ума сошел, что ли? — поспешно перебил его толстяк. — Ступай, ступай ко мне в избу, — продолжал он, почти выталкивая изумленного
мужика, — там
спроси жену… она тебе чаю даст, я сейчас приду, ступай. Да небось говорят, ступай.
— Скажите, пожалуйста, —
спросил я Полутыкина за ужином, — отчего у вас Хорь живет отдельно от прочих ваших
мужиков?
Часа два спустя я уже был в Рябове и вместе с Анпадистом, знакомым мне
мужиком, собирался на охоту. До самого моего отъезда Пеночкин дулся на Софрона. Заговорил я с Анпадистом о шипиловских крестьянах, о г. Пеночкине,
спросил его, не знает ли он тамошнего бурмистра.
Сколько раз мне, например, случалось
спросить у встречного
мужика: как, братец, проехать, положим, в Грачовку?