Неточные совпадения
Смотритель
подумал с минуту и отвечал, что в истории многое покрыто
мраком; но что был, однако же, некто Карл Простодушный, который имел на плечах хотя и не порожний, но все равно как бы порожний сосуд, а войны вел и трактаты заключал.
Вдруг, что ж ты
думаешь, Азамат? во
мраке слышу, бегает по берегу оврага конь, фыркает, ржет и бьет копытами о землю; я узнал голос моего Карагёза; это был он, мой товарищ!..
«Где это, —
подумал Раскольников, идя далее, — где это я читал, как один приговоренный к смерти, за час до смерти, говорит или
думает, что если бы пришлось ему жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такой узенькой площадке, чтобы только две ноги можно было поставить, — а кругом будут пропасти, океан, вечный
мрак, вечное уединение и вечная буря, — и оставаться так, стоя на аршине пространства, всю жизнь, тысячу лет, вечность, — то лучше так жить, чем сейчас умирать!
«Что ж это? — с ужасом
думала она. — Ужели еще нужно и можно желать чего-нибудь? Куда же идти? Некуда! Дальше нет дороги… Ужели нет, ужели ты совершила круг жизни? Ужели тут все… все…» — говорила душа ее и чего-то не договаривала… и Ольга с тревогой озиралась вокруг, не узнал бы, не подслушал бы кто этого шепота души… Спрашивала глазами небо, море, лес… нигде нет ответа: там даль, глубь и
мрак.
— Ах, как жаль! Какой жребий! Знаешь, даже грешно, что мы идем такие веселые, а ее душа где-нибудь теперь летит во
мраке, в каком-нибудь бездонном
мраке, согрешившая, и с своей обидой… Аркадий, кто в ее грехе виноват? Ах, как это страшно!
Думаешь ли ты когда об этом
мраке? Ах, как я боюсь смерти, и как это грешно! Не люблю я темноты, то ли дело такое солнце! Мама говорит, что грешно бояться… Аркадий, знаешь ли ты хорошо маму?
«У меня есть „идея“! —
подумал было я вдруг, — да так ли? Не наизусть ли я затвердил? Моя идея — это
мрак и уединение, а разве теперь уж возможно уползти назад в прежний
мрак? Ах, Боже мой, я ведь не сжег „документ“! Я так и забыл его сжечь третьего дня. Ворочусь и сожгу на свечке, именно на свечке; не знаю только, то ли я теперь
думаю…»
Так
думал Топоров, не соображая того, что ему казалось, что народ любит суеверия только потому, что всегда находились и теперь находятся такие жестокие люди, каков и был он, Топоров, которые, просветившись, употребляют свой свет не на то, на что они должны бы употреблять его, — на помощь выбивающемуся из
мрака невежества народу, а только на то, чтобы закрепить его в нем.
Так вот нет же, никто того не видит и не знает во всей вселенной, а как сойдет
мрак ночной, все так же, как и девчонкой, пять лет тому, лежу иной раз, скрежещу зубами и всю ночь плачу: «Уж я ж ему, да уж я ж ему,
думаю!» Слышал ты это все?
Помер,
думал, что прямо во
мрак и смерть, ан перед ним — будущая жизнь.
Наконец в стороне что-то стало чернеть. Владимир поворотил туда. Приближаясь, увидел он рощу. Слава богу,
подумал он, теперь близко. Он поехал около рощи, надеясь тотчас попасть на знакомую дорогу или объехать рощу кругом: Жадрино находилось тотчас за нею. Скоро нашел он дорогу и въехал во
мрак дерев, обнаженных зимою. Ветер не мог тут свирепствовать; дорога была гладкая; лошадь ободрилась, и Владимир успокоился.
То, разметавшись в обворожительной наготе, которую ночной
мрак скрывал даже от нее самой, она почти вслух бранила себя; то, приутихнув, решалась ни о чем не
думать — и все
думала.
В примере Торцова можно отчасти видеть и выход из темного царства: стоило бы и другого братца, Гордея Карпыча, также проучить на хлебе, выпрошенном Христа ради, — тогда бы и он, вероятно, почувствовал желание «иметь работишку», чтобы жить честно… Но, разумеется, никто из окружающих Гордея Карпыча не может и
подумать о том, чтобы подвергнуть его подобному испытанию, и, следовательно, сила самодурства по-прежнему будет удерживать
мрак над всем, что только есть в его власти!..
— Я не знаю как. В моем тогдашнем
мраке мне мечталась… мерещилась, может быть, новая заря. Я не знаю, как
подумал о вас об первой. Я правду вам тогда написал, что не знаю. Всё это была только мечта от тогдашнего ужаса… Я потом стал заниматься; я три года бы сюда не приехал…
Подходя к своему дому, Ромашов с удивлением увидел, что в маленьком окне его комнаты, среди теплого
мрака летней ночи, брезжит чуть заметный свет. «Что это значит? —
подумал он тревожно и невольно ускорил шаги. — Может быть, это вернулись мои секунданты с условиями дуэли?» В сенях он натолкнулся на Гайнана, не заметил его, испугался, вздрогнул и воскликнул сердито...
В этом монологе, когда барон говорит, что, возвращаясь на родину, он
думал исправлять закоренелые глупости, покрытые столетним
мраком предрассудков; «О!
Он ничего не
думал: хорошенькая сестра, нога Марцова с движущимися в чулке пальцами,
мрак, бомбы и различные образы смерти смутно носились в его воображении.
«Вот лечь бы и заснуть, —
думал он, — и забыть о жене, о голодных детях, о больной Машутке». Просунув руку под жилет, Мерцалов нащупал довольно толстую веревку, служившую ему поясом. Мысль о самоубийстве совершенно ясно встала в его голове. Но он не ужаснулся этой мысли, ни на мгновение не содрогнулся перед
мраком неизвестного.
Справедлива совесть, укоряя: он пролил кровь невинных; справедлива будет и смерть, когда придет: он сам разбудил ее и вызвал из
мрака; но как же можно
думать, что он, Саша, бескорыстнейший, страдающий, отдавший все, — хитрит и прячет деньги и кого-то обманывает!
Что-то опасное стало все чаще и чаще подниматься в нем; ночи я проводила без сна и без огня, все
думала,
думала, и в наружном
мраке, в темноте внутренней созревало страшное решение.
…Близ углубления, где был Феодор, стояла молодая женщина, прелестная собой, как те девы Востока, о которых пел Низами; сначала молилась и она; но вскоре молитва исчезла с уст ее; беспрерывно смотрела она на юношу; освещенный последним остатком света, окруженный
мраком, Феодор казался ей чем-то принадлежащим нездешнему миру; она
думала видеть архангела, принесшего благую весть деве иудейской… Огненная кровь египтянки пылала.
«Где это, —
подумал Раскольников, — где это я читал, как один приговоренный к смерти, за час до смерти, говорит или
думает, что если бы пришлось ему жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такой узенькой площадке, чтобы только две ноги можно было поставить, а кругом будут пропасти, океан, вечный
мрак, вечное уединение и вечная буря, — и оставаться так, стоя на аршине пространства, всю жизнь тысячу лет, вечность, — то лучше так жить, чем сейчас умирать.
Герои Достоевского не «новые люди». Мы видели, мысль о смерти пробуждает в них тяжелый, мистический ужас; они не могут без содрогания
думать «об этом
мраке». Если нет личного бессмертия, то жизнь человека превращается в непрерывное, сосредоточенное ожидание смертной казни.
Думаешь ли ты когда-нибудь об этом
мраке?
И теперь, пожимаясь от холода, студент
думал о том, что точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре и что при них была точно такая же лютая бедность, голод, такие же дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, такая же пустыня кругом,
мрак, чувство гнета — все эти ужасы были, есть и будут, и оттого, что пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше.
На все вы можете дать только один ответ: «Не знаю!» Ведь перед вами такая пустота, такой кромешный
мрак, что
подумать жутко!..
Вельзевул не считал времени. Он лежал неподвижно в черном
мраке и мертвой тишине и старался не
думать о том, что было, и все-таки
думал и бессильно ненавидел виновника своей погибели.
«Вот он, представитель народа, —
подумал Меженецкий, выходя от старика. — Это лучший из них. И какой
мрак! Они (он разумел Романа с его друзьями) говорят: с таким народом, каков он теперь, ничего нельзя сделать».