Неточные совпадения
Штиль, погода прекрасная: ясно и тепло; мы лавируем под берегом. Наши на Гото пеленгуют берега. Вдали видны японские лодки; на берегах никакой растительности. Множество красной икры, точно толченый кирпич, пятнами покрывает в разных местах
море. Икра эта сияет по ночам нестерпимым фосфорическим блеском. Вчера свет так был силен, что из-под судна как будто вырывалось
пламя; даже на парусах отражалось зарево; сзади кормы стелется широкая огненная улица; кругом темно; невстревоженная вода не светится.
Первый раз в жизни я видел такой страшный лесной пожар. Огромные кедры, охваченные
пламенем, пылали, точно факелы. Внизу, около земли, было
море огня. Тут все горело: сухая трава, опавшая листва и валежник; слышно было, как лопались от жара и стонали живые деревья. Желтый дым большими клубами быстро вздымался кверху. По земле бежали огненные волны; языки
пламени вились вокруг пней и облизывали накалившиеся камни.
Нередко бывало по всему миру, что земля тряслась от одного конца до другого: то оттого делается, толкуют грамотные люди, что есть где-то близ
моря гора, из которой выхватывается
пламя и текут горящие реки.
День был тихий и ясный. На палубе жарко, в каютах душно; в воде +18°. Такую погоду хоть Черному
морю впору. На правом берегу горел лес; сплошная зеленая масса выбрасывала из себя багровое
пламя; клубы дыма слились в длинную, черную, неподвижную полосу, которая висит над лесом… Пожар громадный, но кругом тишина и спокойствие, никому нет дела до того, что гибнут леса. Очевидно, зеленое богатство принадлежит здесь одному только богу.
Большое
пламя стояло, казалось, над водой на далеком мыске Александровской батареи и освещало низ облака дыма, стоявшего над ним, и те же, как и вчера, спокойные, дерзкие огни блестели в
море на далеком неприятельском флоте.
Севастополь, всё тот же, с своею недостроенной церковью, колонной, набережной, зеленеющим на горе бульваром и изящным строением библиотеки, с своими маленькими лазуревыми бухточками, наполненными мачтами, живописными арками водопроводов и с облаками синего порохового дыма, освещаемыми иногда багровым
пламенем выстрелов; всё тот же красивый, праздничный, гордый Севастополь, окруженный с одной стороны желтыми дымящимися горами, с другой — ярко-синим, играющим на солнце
морем, виднелся на той стороне бухты.
Тихими ночами лета
море спокойно, как душа ребенка, утомленного играми дня, дремлет оно, чуть вздыхая, и, должно быть, видит какие-то яркие сны, — если плыть ночью по его густой и теплой воде, синие искры горят под руками, синее
пламя разливается вокруг, и душа человека тихо тает в этом огне, ласковом, точно сказка матери.
Руки царя лежат неподвижно на коленях, а глаза, затененные глубокой мыслью, не мигая, устремлены на восток, в сторону Мертвого
моря — туда, где из-за круглой вершины Аназе восходит в
пламени зари солнце.
Синим
пламенем пылают стаи туч над бездной
моря.
Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в
море, исчезая, отраженья этих молний.
С
моря дул влажный холодный ветер, разнося по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей на берег волны и шелеста прибрежных кустов. Изредка его порывы приносили с собой сморщенные, желтые листья и бросали их в костер, раздувая
пламя, окружавшая нас мгла осенней ночи вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала на миг слева — безграничную степь, справа — бесконечное
море и прямо против меня — фигуру Макара Чудры, старого цыгана, — он сторожил коней своего табора, раскинутого шагах в пятидесяти от нас.
Постелим скатерти у
моря,
Достанем ром, заварим чай,
И все возляжем на просторе
Смотреть, как
пламя, с ночью споря,
Померкнет, вспыхнет невзначай
И озарит до половины
Дубов зелёные вершины,
Песчаный берег, водопад,
Крутых утёсов грозный ряд,
От пены белый и ревущий
Из мрака выбежавший вал
И перепутанного плюща
Концы, висящие со скал.
А там, вдали, за этим
морем, мгновеньями виднелось другое, густо-багровое и даже как будто какое-то темное, черноватое
пламя: то горели каменные флигеля суконных рядов, выходящие на угол Садовой и Чернышева переулка.
Все бросились наверх и были поражены тем, что увидали. Действительно,
море точно горело по бокам корвета, вырываясь из-под него блестящим, ослепляющим глаз
пламенем. Около океан сиял широкими полосами, извиваясь по мере движения волны змеями, и, наконец, в отдалении сверкал пятнами, звездами, словно брильянтами. Бока корвета, снасти, мачты казались зелеными в этом отблеске.
Ангелы будут ему слуги, послужат ему солнце, и луна, и звезды, свет, и
пламя, и недра земные, реки и
моря, ветры и дождь, снег и мороз, и все человеки, и все скоты, и все звери, и все живое, по земле ходящее, в воздухе летающее, в водах плавающее.
Через несколько минут лодки стали отходить от берега. Некоторое время слышны были разговоры, шум разбираемых весел, а затем все стихло. На месте костра осталась только красные уголья. Легкий ветерок на мгновенье раздул было
пламя и понес искры к
морю. Лодки зашли за мысок, и огня не стало видно.
Даже странное демоническое выражение, горевшее
пламенем во взоре матери, таилось, как
море, в глазах сына.
Зенон почувствовал, словно
море зашумело в его ушах и будто
пламя блеснуло у него перед глазами: его клонило в ее объятиях, как клонит трость под дыханием бури, но вдруг на корме пробудился повелевающий волнам и буре.