Неточные совпадения
Когда затихшего наконец ребенка опустили в глубокую кроватку и няня, поправив подушку, отошла от него, Алексей Александрович встал и,
с трудом ступая на цыпочки, подошел к ребенку.
С минуту он
молчал и
с тем же унылым лицом смотрел на ребенка; но вдруг улыбка, двинув его волоса и кожу на лбу, выступила ему на лицо, и он так же тихо вышел из комнаты.
Он кинул на счеты три тысячи и
с минуту молчал, посматривая то на счеты, то в глаза папа,
с таким выражением: «Вы сами видите, как это мало! Да и на сене опять-таки проторгуем, коли его теперь продавать, вы сами изволите знать…»
Соня даже
с удивлением смотрела на внезапно просветлевшее лицо его; он несколько мгновений
молча и пристально в нее вглядывался, весь рассказ о ней покойника отца ее пронесся в эту
минуту вдруг в его памяти…
Тут смех опять превратился в нестерпимый кашель, продолжавшийся пять
минут. На платке осталось несколько крови, на лбу выступили капли пота. Она
молча показала кровь Раскольникову и, едва отдыхнувшись, тотчас же зашептала ему опять
с чрезвычайным одушевлением и
с красными пятнами на щеках...
В коридоре было темно; они стояли возле лампы.
С минуту они смотрели друг на друга
молча. Разумихин всю жизнь помнил эту
минуту. Горевший и пристальный взгляд Раскольникова как будто усиливался
с каждым мгновением, проницал в его душу, в сознание. Вдруг Разумихин вздрогнул. Что-то странное как будто прошло между ними… Какая-то идея проскользнула, как будто намек; что-то ужасное, безобразное и вдруг понятое
с обеих сторон… Разумихин побледнел как мертвец.
«Конечно, — пробормотал он про себя через
минуту,
с каким-то чувством самоунижения, — конечно, всех этих пакостей не закрасить и не загладить теперь никогда… а стало быть, и думать об этом нечего, а потому явиться
молча и… исполнить свои обязанности… тоже
молча, и… и не просить извинения, и ничего не говорить, и… и уж, конечно, теперь все погибло!»
Они оба замолчали, и молчание длилось даже до странности долго,
минут с десять. Раскольников облокотился на стол и
молча ерошил пальцами свои волосы. Порфирий Петрович сидел смирно и ждал. Вдруг Раскольников презрительно посмотрел на Порфирия.
Самгин начал рассказывать о беженцах-евреях и, полагаясь на свое не очень богатое воображение, об условиях их жизни в холодных дачах,
с детями, стариками, без хлеба. Вспомнил старика
с красными глазами, дряхлого старика, который
молча пытался и не мог поднять бессильную руку свою. Он тотчас же заметил, что его перестают слушать, это принудило его повысить тон речи, но через минуту-две человек
с волосами дьякона, гулко крякнув, заявил...
Затем произошло нечто, чего, за несколько
минут пред этим, Самгин не думал и чего не желал. Полежав некоторое время
молча,
с закрытыми глазами, женщина вздохнула и проговорила вполголоса, чуть-чуть приоткрыв глаза...
Самгин
с минуту стоял
молча, собираясь сказать что-нибудь оригинальное, но не успел, — заговорила Алина, сочный низкий голос ее звучал глухо, невыразительно, прерывался.
Клим Самгин несколько раз смотрел на звонаря и вдруг заметил, что звонарь похож на Дьякона.
С этой
минуты он стал думать, что звонарь совершил какое-то преступление и вот —
молча кается. Климу захотелось видеть Дьякона на месте звонаря.
Она опустилась в кресло и
с минуту молчала, разглядывая Самгина
с неопределенной улыбкой на губах, а темные глаза ее не улыбались. Потом снова начала чадить словами, точно головня горьким дымом.
Прошло еще
минут пять, прежде чем явились санитары
с носилками, вынесли ее, она уже
молчала, и на потемневшем лице ее тускло светились неприятно зеленые, как бы злые глаза.
Варвара
молча кивала головой, попросив чаю, ушла к себе, а через несколько
минут явилась в черном платье, причесанная,
с лицом хотя и печальным, но успокоенным.
— Потом, надев просторный сюртук или куртку какую-нибудь, обняв жену за талью, углубиться
с ней в бесконечную, темную аллею; идти тихо, задумчиво,
молча или думать вслух, мечтать, считать
минуты счастья, как биение пульса; слушать, как сердце бьется и замирает; искать в природе сочувствия… и незаметно выйти к речке, к полю… Река чуть плещет; колосья волнуются от ветерка, жара… сесть в лодку, жена правит, едва поднимает весло…
Они
молчали несколько
минут. Он, очевидно, собирался
с мыслями. Ольга боязливо вглядывалась в его похудевшее лицо, в нахмуренные брови, в сжатые губы
с выражением решительности.
Другие гости заходили нечасто, на
минуту, как первые три гостя;
с ними со всеми все более и более порывались живые связи. Обломов иногда интересовался какой-нибудь новостью, пятиминутным разговором, потом, удовлетворенный этим,
молчал. Им надо было платить взаимностью, принимать участие в том, что их интересовало. Они купались в людской толпе; всякий понимал жизнь по-своему, как не хотел понимать ее Обломов, а они путали в нее и его: все это не нравилось ему, отталкивало его, было ему не по душе.
Татьяна Марковна внутренне смутилась, когда Тушин переступил порог ее комнаты. Он,
молча,
с опущенными глазами, поздоровался
с ней, тоже перемогая свою тревогу, — и оба в первую
минуту не глядели друг на друга.
Было бы неделикатно; да и клянусь, он был в таком состоянии, что его почти надо было щадить: он был взволнован; в иных местах рассказа иногда просто обрывал и
молчал по нескольку
минут, расхаживая
с злым лицом по комнате.
Он только что умер, за
минуту какую-нибудь до моего прихода. За десять
минут он еще чувствовал себя как всегда.
С ним была тогда одна Лиза; она сидела у него и рассказывала ему о своем горе, а он, как вчера, гладил ее по голове. Вдруг он весь затрепетал (рассказывала Лиза), хотел было привстать, хотел было вскрикнуть и
молча стал падать на левую сторону. «Разрыв сердца!» — говорил Версилов. Лиза закричала на весь дом, и вот тут-то они все и сбежались — и все это за
минуту какую-нибудь до моего прихода.
Она была несколько бледна. Но ее спокойствие было только усилением сарказма. О, я простил ей многое в ту
минуту, когда постепенно осмыслил дело.
С минуту я обдумывал; она
молчала и ждала.
Через
минуту в кош вошел Половодов. Он
с минуту стоял в дверях, отыскивая глазами сидевшую неподвижно девушку, потом подошел к ней,
молча поцеловал бледную руку и
молча поставил перед ней на маленькую скамеечку большое яйцо из голубого атласа на серебряных ножках.
Несколько раз оба порывались что-то сказать, но останавливались и опять
молча, пристально, как бы приковавшись,
с странною улыбкой смотрели друг на друга; так прошло
минуты две.
С минуту мы простояли
молча, затем еще раз пожали друг другу руки и разошлись.
Полозова хватило, как обухом по лбу. Ждать смерти, хоть скоро, но неизбежно, скоро ли, да и наверное ли? и услышать: через полчаса ее не будет в живых — две вещи совершенно разные. Кирсанов смотрел на Полозова
с напряженным вниманием: он был совершенно уверен в эффекте, но все-таки дело было возбуждающее нервы;
минуты две старик
молчал, ошеломленный: — «Не надо! Она умирает от моего упрямства! Я на все согласен! Выздоровеет ли она?» — «Конечно», — сказал Кирсанов.
С минуту она
молчала, потом вдруг заговорила как-то особенно, то самою быстрою скороговоркою, то растягивая слова.
Утром я писал письма, когда я кончил, мы сели обедать. Я не ел, мы
молчали, мне было невыносимо тяжело, — это было часу в пятом, в семь должны были прийти лошади. Завтра после обеда он будет в Москве, а я… — и
с каждой
минутой пульс у меня бился сильнее.
Федос отвернулся от Трезорки, как будто забыл о нем.
Минуты две он сидел
молча, так что у Трезорки потоками полились слюни
с брыластых губ.
— Срамник ты! — сказала она, когда они воротились в свой угол. И Павел понял, что
с этой
минуты согласной их жизни наступил бесповоротный конец. Целые дни
молча проводила Мавруша в каморке, и не только не садилась около мужа во время его работы, но на все его вопросы отвечала нехотя, лишь бы отвязаться. Никакого просвета в будущем не предвиделось; даже представить себе Павел не мог, чем все это кончится. Попытался было он попросить «барина» вступиться за него, но отец, по обыкновению, уклонился.
Но проходит пять — десять
минут, а Настасьи нет. Пахом тоже задержался у ворот. Всем скучно
с дедушкой, всем кажется, что он что-то старое-старое говорит. Наконец Настасья выплывает в столовую и
молча заваривает чай.
С минуту он
молчит, закрыв глаза, приглаживая ладонями волоса, потом продолжает, будя прошлое
с осторожностью...
Закрыв глаза, я вижу, как из жерла каменки,
с ее серых булыжников густым потоком льются мохнатые пестрые твари, наполняют маленькую баню, дуют на свечу, высовывают озорниковато розовые языки. Это тоже смешно, но и жутко. Бабушка, качая головою,
молчит минуту и вдруг снова точно вспыхнет вся.
С минуту он
молчал, закрыв глаза, почмокивая темными губами, и вдруг, точно уколотый, встряхивался, соображал вслух...
Утром, перед тем как встать в угол к образам, он долго умывался, потом, аккуратно одетый, тщательно причесывал рыжие волосы, оправлял бородку и, осмотрев себя в зеркало, одернув рубаху, заправив черную косынку за жилет, осторожно, точно крадучись, шел к образам. Становился он всегда на один и тот же сучок половицы, подобный лошадиному глазу,
с минуту стоял
молча, опустив голову, вытянув руки вдоль тела, как солдат. Потом, прямой и тонкий, внушительно говорил...
Ганя
с минуту молчал и
с мучительными усилиями что-то соображал, но вдруг воскликнул...
Между тем он продолжал всё сидеть и всё смотрел на меня
с тою же усмешкой. Я злобно повернулся на постели, тоже облокотился на подушку и нарочно решился тоже
молчать, хотя бы мы всё время так просидели. Я непременно почему-то хотел, чтоб он начал первый. Я думаю, так прошло
минут с двадцать. Вдруг мне представилась мысль: что, если это не Рогожин, а только видение?
Полинька
с минуту после прощанья голиафа
молча смотрела ему вслед и потом вдруг схватила своего ребенка и зарыдала.
В первую
минуту Тетюев онемел, но Нина Леонтьевна поднялась
с вызывающим видом: значит, или двадцать тысяч, или уходи. На несколько мгновений Тетюев остановился, но потом сделал деловой поклон и
молча направился к двери. Когда он надевал в передней свое пальто, Нина Леонтьевна окликнула его...
Когда она кончила, он встал,
с минуту молча ходил по комнате, сунув кулаки глубоко в карманы. Потом сквозь зубы пробормотал...
Михаило отирал
с лица и бороды грязь, кровь и
молчал, оглядываясь. Взгляд его скользнул по лицу матери, — она, вздрогнув, потянулась к нему, невольно взмахнула рукою, — он отвернулся. Но через несколько
минут его глаза снова остановились на лице ее. Ей показалось — он выпрямился, поднял голову, окровавленные щеки задрожали…
Я опять откинулся на траву, и
с минуту мы пролежали
молча.
— Эх, ба-тень-ка! —
с презрением, сухо и недружелюбно сказал Слива несколько
минут спустя, когда офицеры расходились по домам. — Дернуло вас разговаривать. Стояли бы и
молчали, если уж Бог убил. Теперь вот мне из-за вас в приказе выговор. И на кой мне черт вас в роту прислали? Нужны вы мне, как собаке пятая нога. Вам бы сиську сосать, а не…
Офицеры в эту
минуту свернули
с тропинки на шоссе. До города оставалось еще шагов триста, и так как говорить было больше не о чем, то оба шли рядом,
молча и не глядя друг на друга. Ни один не решался — ни остановиться, ни повернуть назад. Положение становилось
с каждой
минутой все более фальшивым и натянутым.
Молча прошел потом чайный завтрак,
с окончанием которого Калинович церемонно раскланялся
с дамами, присовокупив, что он уже прощается. Княгиня ласково и несколько раз кивнула ему головой, а княжна только слегка наклонила свою прекрасную головку и тотчас же отвернулась в другую сторону. На лице ее нельзя было прочитать в эти
минуты никакого выражения.
Он, весь бледный, оборотился к Александру, показывая ему конец лесы, и
с яростью посмотрел на него
с минуту молча, потом плюнул.
Он
молча и задумчиво указал рукой вдаль. Анна Павловна взглянула и изменилась в лице. Там, между полей, змеей вилась дорога и убегала за лес, дорога в обетованную землю, в Петербург. Анна Павловна
молчала несколько
минут, чтоб собраться
с силами.
Навстречу Анне Павловне шел и сам Александр Федорыч, белокурый молодой человек, в цвете лет, здоровья и сил. Он весело поздоровался
с матерью, но, увидев вдруг чемодан и узлы, смутился,
молча отошел к окну и стал чертить пальцем по стеклу. Через
минуту он уже опять говорил
с матерью и беспечно, даже
с радостью смотрел на дорожные сборы.
Виргинский в продолжение дня употребил часа два, чтоб обежать всех нашихи возвестить им, что Шатов наверно не донесет, потому что к нему воротилась жена и родился ребенок, и, «зная сердце человеческое», предположить нельзя, что он может быть в эту
минуту опасен. Но, к смущению своему, почти никого не застал дома, кроме Эркеля и Лямшина. Эркель выслушал это
молча и ясно смотря ему в глаза; на прямой же вопрос: «Пойдет ли он в шесть часов или нет?» — отвечал
с самою ясною улыбкой, что, «разумеется, пойдет».
Та
с жаром приняла его, но он и тут постыдно обманул ее ожидания: просидел всего пять
минут,
молча, тупо уставившись в землю и глупо улыбаясь, и вдруг, не дослушав ее и на самом интересном месте разговора, встал, поклонился как-то боком, косолапо, застыдился в прах, кстати уж задел и грохнул об пол ее дорогой наборный рабочий столик, разбил его и вышел, едва живой от позора.