И в хрустально-чистом холодном воздухе торжественно, величаво и скорбно разносились стройные звуки: «Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас!» И какой жаркой, ничем ненасытимой жаждой жизни, какой тоской по мгновенной, уходящей, подобно сну, радости и красоте бытия, каким ужасом перед вечным
молчанием смерти звучал древний напев Иоанна Дамаскина!
Неточные совпадения
Слушали его внимательно, молча, и
молчание было такое почтительно скучное, каким бывает оно на торжественных заседаниях по поводу годовщины или десятилетия со дня
смерти высокоуважаемых общественных деятелей.
— Вот, отец протоиерей, — начинал Гаврило при общем
молчании, — существует, кажется, текст: «Блажен, иже и по
смерти творяй ближнему добро».
— Да, — сказал Бутлер после
молчания, установившего
смерть, — можно было стучать громко или тихо — все равно. Пуля в лоб: точно так, как вы хотели.
Как бы инстинктивно чувствовала она, что на ней лежит обязанность оберечь будущее человеческой мысли, будущее лучших человеческих стремлений, и что если она хоть на минуту смолкнет, то
молчание это будет равносильно
смерти.
Было несколько мгновений
молчания, в котором витала
смерть. Соловьев вспомнил вчерашние рожи мужиков на аршинных шеях и угрюмо, сдаваясь, проворчал...
Наступает
молчание. Катя поправляет прическу, надевает шляпу, потом комкает письма и сует их в сумочку — и все это молча и не спеша. Лицо, грудь и перчатки у нее мокры от слез, но выражение лица уже сухо, сурово… Я гляжу на нее, и мне стыдно, что я счастливее ее. Отсутствие того, что товарищи-философы называют общей идеей, я заметил в себе только незадолго перед
смертью, на закате своих дней, а ведь душа этой бедняжки не знала и не будет знать приюта всю жизнь, всю жизнь!
Ученики Иисуса сидели в грустном
молчании и прислушивались к тому, что делается снаружи дома. Еще была опасность, что месть врагов Иисуса не ограничится им одним, и все ждали вторжения стражи и, быть может, новых казней. Возле Иоанна, которому, как любимому ученику Иисуса, была особенно тяжела
смерть его, сидели Мария Магдалина и Матфей и вполголоса утешали его. Мария, у которой лицо распухло от слез, тихо гладила рукою его пышные волнистые волосы, Матфей же наставительно говорил словами Соломона...
Долгим, холодным, как могила, и загадочным, как
смерть, было
молчание дочери.
Через три часа после мщения я был у дверей ее квартиры. Кинжал, друг
смерти, помог мне по трупам добраться до ее дверей. Я стал прислушиваться. Она не спала. Она мечтала. Я слушал. Она молчала.
Молчание длилось часа четыре. Четыре часа для влюбленного — четыре девятнадцатых столетия! Наконец она позвала горничную. Горничная прошла мимо меня. Я демонически взглянул на нее. Она уловила мой взгляд. Рассудок оставил ее. Я убил ее. Лучше умереть, чем жить без рассудка.
Рассказала о допросе, и что она им сказала. И вдруг все кругом замерли в тяжелом
молчании. Смотрели на нее и ничего не говорили. И в
молчании этом Катя почувствовала холодное дыхание пришедшей за нею
смерти. Но в душе все-таки было прежнее радостное успокоение и задорный вызов. Открылась дверь, солдат с револьвером крикнул...
Любовь,
смерть, воспоминание в
молчании охраняют для нас некоторые любимые имена.
Минута… две… три… до пяти глубокого, гробового
молчания; они сочтены были на сердце супруга ледяными пальцами
смерти.
Он принял схиму под именем Пимена и наложил на себя искус
молчания, выдержанный им до самой
смерти.
Молчание людей, перевозивших ящики и тюки с оружием, большею частью евреев, куплено золотом и страхом мучительной
смерти.
По-видимому, это убеждение было неиссякаемым источником скорби и главной причиной той черной меланхолии, которая сковала ее уста
молчанием и вызвала
смерть от паралича сердца.
Горел фонарь, и к его холодному, влажному столбу прижался щекою Павел и закрыл глаза. Лицо его было неподвижно, как у слепого, и внутри было так спокойно и тихо, как на кладбище. Такая минута бывает у приговоренного к
смерти, когда уже завязаны глаза, и смолк вокруг него звук суетливых шагов по звонкому дереву, и в грозном
молчании уже открылась наполовину великая тайна
смерти. И, как зловещая дробь барабанов, глухо и далеко прозвучал голос...
Он сказал эти странные слова, обрекавшие его на
смерть, и спокойно замолчал: и здесь он сохранил любовь к
молчанию, свой дар приятный.