Неточные совпадения
Вторая проба была опять удачна не менее первой. Ольга Сергеевна безопасно достигла столовой, поклонилась
мужу, потом
помолилась перед образом и села
за стол на свое обыкновенное место.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну
за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст;
молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад,
за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею
мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей
за то.
— Помочь одним можно: оставьте вашего
мужа и уедемте
за границу, а то двум богам
молиться невозможно, да и не совсем хорошо.
Ну, да этот убогонький,
за нас богу помолит! — думает Марья Петровна, — надо же кому-нибудь и богу
молиться!.."И все-то она одна, все-то своим собственным хребтом устроила, потому что хоть и был у ней
муж, но покойник ни во что не входил, кроме как подавал батюшке кадило во время всенощной да каждодневно вздыхал и
за обедом, и
за ужином, и
за чаем о том, что не может сам обедню служить.
— Довольно! — сказала она драматическим тоном. — Вы добились, чего хотели. Я ненавижу вас! Надеюсь, что с этого дня вы прекратите посещения нашего дома, где вас принимали, как родного, кормили и поили вас, но вы оказались таким негодяем. Как я жалею, что не могу открыть всего
мужу. Это святой человек, я
молюсь на него, и открыть ему все — значило бы убить его. Но поверьте, он сумел бы отомстить
за оскорбленную беззащитную женщину.
А я вот схожу в церковь, поставлю свечку
за ее здоровье,
помолюсь: дай бог, чтоб ей
муж достался пьяница, чтоб он ее колотил, чтоб он промотался, и ее по миру пустил.
Из всех скорбных сцен, которые когда-либо совершались в этом диком пустыре, это была, конечно, самая печальная и трогательная; из всех рыданий, которые когда-либо вырывались из груди молодой женщины, оплакивающей своего
мужа, рыдания Дуни были самые отчаянные и искренние. Ни один еще тесть не прощал так охотно зла своему зятю и не
молился так усердно
за упокой его души, как
молился старик Кондратий.
Точно Офелия, эта Шекспирова «божественная нимфа» со своею просьбою не плакать, а
молиться о нем, Ульяна Петровна совсем забыла о мире. Она
молилась о
муже сама, заставляла
молиться за него и других, ездила исповедовать грехи своей чистой души к схимникам Китаевской и Голосеевской пустыни,
молилась у кельи известного провидца Парфения, от которой вдалеке был виден весь город, унывший под тяжелою тучею налетевшей на него невзгоды.
Мурзавецкая. Вот, нужно очень! Не мне эти деньги, нечего мне об них и руки марать! Коли не хватит, так не меня ты обманула, а сирот; лишние найдутся, так лишний человек
за твоего
мужа помолится. Ты еще, пожалуй, расписку попросишь — так не дам, матушка; не бойся, других не потребую.
Не знаю, отчего у нас старые люди очень многие знают эту молитву и особенно любят ею
молиться, претерпевая страдания, из которых соткана их многопечальная жизнь. Этой молитвой Петровна
молилась за Настю почти целую ночь, пока у Прокудина кончился свадебный пир и Алена втащила в избу своего пьяного
мужа, ругавшего на чем свет стоит Настю.
Антон
помолился перед иконою, разулся и, вздохнув несколько раз сряду, полез к ребятишкам на печку. Варвара затушила лучину и последовала
за мужем. Вскоре все затихло в избе. Неизвестно, однако, скоро ли заснул бедный ее хозяин; быть может, он даже вовсе не смыкал глаз…
Владимир. Я был там, откуда веселье очень далеко; я видел одну женщину, слабую, больную, которая
за давнишний проступок оставлена своим
мужем и родными; она — почти нищая; весь мир смеется над ней, и никто об ней не жалеет… О! батюшка! эта душа заслуживала прощение и другую участь! Батюшка! я видел горькие слезы раскаяния, я
молился вместе с нею, я обнимал ее колена, я… я был у моей матери… чего вам больше?
Во все время, пока продолжался суд, Наталья Андреевна не отходила от своего
мужа, утешала его как могла, читала ему псалмы,
молилась с ним и
за него. Последние часы его были услаждены этим ангелом, посетившим землю, не приняв на ней ничего земного, кроме человеческого образа. Она понемногу облегчала для него ужасный путь.
— Я ему чуть в буркалы его охальные не плюнул, чтобы не повадно ему было сплетать несуразные сплетки. «В Тихвин наша барыня уехала, на богомолье, а ты не весть что зря языком болтаешь, охальник, право, охальник…» — сказал я ему, а он мне в ответ: «И Богу
молиться, чай, с милым дружком сподручнее, чем с калекою
мужем сидьмя сидеть…» Бросился я было к нему, чтобы оттаскать
за волосы
за такие речи, да увертлив, подлец, убег…
Василий Васильевич в том же письме восторженно описывал графиню Наталью Федоровну Аракчееву, ее участие во время его болезни, ее хлопоты
за него перед ее всесильным
мужем и просил мать
молиться за нее.
Наталья во всех случаях жизни любила прибегать к святыне. Вера вознаграждала ее
за все потери на земле, осушала ее слезы, святила для нее земные восторги, обещала ей все прекрасное в этом и другом мире. И теперь, успокоенная своим
мужем, расставшись с ним, она прошла в свою спальню и там
молилась, усердно, со слезами, чтобы господь сохранил ей любовь супруга, который после бога был для нее дороже всего.
Молодые открыли булочную на Тверской улице и зажили припеваючи, оба благословляя княжну, а Поля внутренне, искренне
молилась за упокой рабы Капитолины, ни единым словом, впрочем, даже своему
мужу не обмолвившись об истинной виновнице их счастья.
— Я стара, но я сказала тебе, мой старый
муж томится в каменоломнях, я ем хлеб, который зарабатываю себе моими руками, и мои сыновья и сыновья моих дочерей тоже трудятся — из них есть ткачи и канатчики, и кожевенники, и все они едва питались своими трудами, а христиане теперь завели у себя мастерские в особых огражденных местах, где они
молятся, а другие их
за это кормят, и они на даровом хлебе берут работу дешевле нашего…