Неточные совпадения
До сих пор не
могу очнуться
от страха.
«Так же буду сердиться на Ивана кучера, так же буду спорить, буду некстати высказывать свои мысли, так же будет стена между святая святых моей души и другими, даже женой моей, так же буду обвинять ее за свой
страх и раскаиваться в этом, так же буду не понимать разумом, зачем я молюсь, и буду молиться, — но жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо
от всего, что
может случиться со мной, каждая минута ее — не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!»
Они прошли молча несколько шагов. Варенька видела, что он хотел говорить; она догадывалась о чем и замирала
от волнения радости и
страха. Они отошли так далеко, что никто уже не
мог бы слышать их, но он всё еще не начинал говорить. Вареньке лучше было молчать. После молчания можно было легче сказать то, что они хотели сказать, чем после слов о грибах; но против своей воли, как будто нечаянно, Варенька сказала...
— Уму непостижимо! — сказал он, приходя немного в себя. — Каменеет мысль
от страха. Изумляются мудрости промысла в рассматриванье букашки; для меня более изумительно то, что в руках смертного
могут обращаться такие громадные суммы! Позвольте предложить вам вопрос насчет одного обстоятельства; скажите, ведь это, разумеется, вначале приобретено не без греха?
— Бросила! — с удивлением проговорил Свидригайлов и глубоко перевел дух. Что-то как бы разом отошло у него
от сердца, и,
может быть, не одна тягость смертного
страха; да вряд ли он и ощущал его в эту минуту. Это было избавление
от другого, более скорбного и мрачного чувства, которого бы он и сам не
мог во всей силе определить.
И если бы в ту минуту он в состоянии был правильнее видеть и рассуждать; если бы только
мог сообразить все трудности своего положения, все отчаяние, все безобразие и всю нелепость его, понять при этом, сколько затруднений, а
может быть, и злодейств, еще остается ему преодолеть и совершить, чтобы вырваться отсюда и добраться домой, то очень
может быть, что он бросил бы все и тотчас пошел бы сам на себя объявить, и не
от страху даже за себя, а
от одного только ужаса и отвращения к тому, что он сделал.
Оставшись одна, Соня тотчас же стала мучиться
от страха при мысли, что,
может быть, действительно он покончит самоубийством.
Соня села, чуть не дрожа
от страху, и робко взглянула на обеих дам. Видно было, что она и сама не понимала, как
могла она сесть с ними рядом. Сообразив это, она до того испугалась, что вдруг опять встала и в совершенном смущении обратилась к Раскольникову.
Не впервые Самгин слышал, что в голосах людей звучит чувство
страха пред революцией, и еще вчера он
мог бы сказать, что совершенно свободен
от этого
страха.
— У нас удивительно много людей, которые, приняв чужую мысль, не
могут, даже как будто боятся проверить ее, внести поправки
от себя, а, наоборот, стремятся только выпрямить ее, заострить и вынести за пределы логики, за границы возможного. Вообще мне кажется, что мышление для русского человека — нечто непривычное и даже пугающее, хотя соблазнительное. Это неумение владеть разумом у одних вызывает
страх пред ним, вражду к нему, у других — рабское подчинение его игре, — игре, весьма часто развращающей людей.
Да, курносенькие прячутся, дрожат
от холода, а
может быть,
от страха в каменных колодцах дворов; а на окраинах города, вероятно, уже читают воззвание Гапона...
Именно это чувство слышал Клим в густых звуках красивого голоса, видел на лице, побледневшем,
может быть,
от стыда или
страха, и в расширенных глазах.
И целый день, и все дни и ночи няни наполнены были суматохой, беготней: то пыткой, то живой радостью за ребенка, то
страхом, что он упадет и расшибет нос, то умилением
от его непритворной детской ласки или смутной тоской за отдаленную его будущность: этим только и билось сердце ее, этими волнениями подогревалась кровь старухи, и поддерживалась кое-как ими сонная жизнь ее, которая без того,
может быть, угасла бы давным-давно.
Быть
может, непристойно девице так откровенно говорить с мужчиной, но, признаюсь вам, если бы мне было дозволено иметь какие-то желания, я хотела бы одного: вонзить ему в сердце нож, но только отвернувшись, из
страха, что
от его отвратительного взгляда задрожит моя рука и замрет мое мужество.
Русский священник в Лондоне посетил нас перед отходом из Портсмута и после обедни сказал речь, в которой остерегал
от этих
страхов. Он исчислил опасности, какие
можем мы встретить на море, — и, напугав сначала порядком, заключил тем, что «и жизнь на берегу кишит
страхами, опасностями, огорчениями и бедами, — следовательно, мы меняем только одни беды и
страхи на другие».
Так ведь тот, лежачий-то,
мог рассердиться, и из-за одного только самосохранения поскорее объявить правду истинную: оба, дескать, участвовали, только я не убивал, а лишь дозволил и попустил,
от страху.
Да в этакую минуту не только что сумление
может найти, но даже
от страха и самого рассудка решиться можно, так что и рассуждать-то будет совсем невозможно.
Но я уступаю, пусть он согласился; так ведь все-таки вышло бы тогда, что Дмитрий Карамазов убийца, прямой убийца и зачинщик, а Смердяков лишь пассивный участник, да и не участник даже, а лишь попуститель
от страха и против воли, ведь суд-то это бы уже непременно
мог различить, и вот, что же мы видим?
Этот Дарданелов, человек холостой и нестарый, был страстно и уже многолетне влюблен в госпожу Красоткину и уже раз, назад тому с год, почтительнейше и замирая
от страха и деликатности, рискнул было предложить ей свою руку; но она наотрез отказала, считая согласие изменой своему мальчику, хотя Дарданелов, по некоторым таинственным признакам, даже,
может быть, имел бы некоторое право мечтать, что он не совсем противен прелестной, но уже слишком целомудренной и нежной вдовице.
— Брат, — прервал Алеша, замирая
от страха, но все еще как бы надеясь образумить Ивана, — как же
мог он говорить тебе про смерть Смердякова до моего прихода, когда еще никто и не знал о ней, да и времени не было никому узнать?
Но
от состояния подавленности и
страха ничего положительного произойти не
может.
Но
от одной мысли, что по этим знакомым местам, быть
может, ходит теперь старый Коляновский и Славек, —
страх и жалость охватывали меня до боли…
Так продолжалось изо дня в день, и доктор никому не
мог открыть своей тайны, потому что это равнялось смерти. Муки достигали высшей степени, когда он слышал приближавшиеся шаги Прасковьи Ивановны. О, он так же притворялся спящим, как это делал Бубнов, так же затаивал
от страха дыхание и немного успокаивался только тогда, когда шаги удалялись и он подкрадывался к заветному шкафику с мадерой и глотал новую дозу отравы с жадностью отчаянного пьяницы.
[Потрясающий образ Иоахима из Флориды хорошо нарисован в книге Жебара «Мистическая Италия».] «Если Третье Царство — иллюзия, какое утешение
может остаться христианам перед лицом всеобщего расстройства мира, который мы не ненавидим лишь из милосердия?» «Есть три царства: царство Ветхого Завета, Отца, царство
страха; царство Нового Завета, Сына, царство искупления; царство Евангелия
от Иоанна, Св.
Зайца увидишь по большей части издали,
можешь подойти к нему близко, потому что лежит он в мокрое время крепко, по инстинкту зная, что на голой и черной земле ему, побелевшему бедняку, негде спрятаться
от глаз врагов своих, что даже сороки и вороны нападут на него со всех сторон с таким криком и остервенением, что он в
страхе не будет знать, куда деваться…
Кажется, чего бы лучше: воспитана девушка «в
страхе да в добродетели», по словам Русакова, дурных книг не читала, людей почти вовсе не видела, выход имела только в церковь божию, вольнодумных мыслей о непочтении к старшим и о правах сердца не
могла ниоткуда набраться,
от претензий на личную самостоятельность была далека, как
от мысли — поступить в военную службу…
Что же касается мужчин, то Птицын, например, был приятель с Рогожиным, Фердыщенко был как рыба в воде; Ганечка всё еще в себя прийти не
мог, но хоть смутно, а неудержимо сам ощущал горячечную потребность достоять до конца у своего позорного столба; старичок учитель, мало понимавший в чем дело, чуть не плакал и буквально дрожал
от страха, заметив какую-то необыкновенную тревогу кругом и в Настасье Филипповне, которую обожал, как свою внучку; но он скорее бы умер, чем ее в такую минуту покинул.
— Нельзя будет; я уверен, что я
от страха заговорю и
от страха разобью вазу.
Может быть, я упаду на гладком полу, или что-нибудь в этом роде выйдет, потому что со мной уж случалось; мне это будет сниться всю ночь сегодня; зачем вы заговорили!
Нам известно также, что час спустя после того, как Аглая Ивановна выбежала
от Настасьи Филипповны, а
может, даже и раньше часу, князь уже был у Епанчиных, конечно, в уверенности найти там Аглаю, и что появление его у Епанчиных произвело тогда чрезвычайное смущение и
страх в доме, потому что Аглая домой еще не возвратилась и
от него только в первый раз и услышали, что она уходила с ним к Настасье Филипповне.
Об этом уже давно поговаривали в заведении, но, когда слухи так неожиданно, тотчас же после смерти Женьки, превратились в явь, девицы долго не
могли прийти в себя
от изумления и
страха.
Я остолбенел
от изумления. Я и ожидал, что в этот вечер случится какая-нибудь катастрофа. Но слишком резкая откровенность Наташи и нескрываемый презрительный тон ее слов изумили меня до последней крайности. Стало быть, она действительно что-то знала, думал я, и безотлагательно решилась на разрыв.
Может быть, даже с нетерпением ждала князя, чтобы разом все прямо в глаза ему высказать. Князь слегка побледнел. Лицо Алеши изображало наивный
страх и томительное ожидание.
Было ясно: с ней без меня был припадок, и случился он именно в то мгновение, когда она стояла у самой двери. Очнувшись
от припадка, она, вероятно, долго не
могла прийти в себя. В это время действительность смешивается с бредом, и ей, верно, вообразилось что-нибудь ужасное, какие-нибудь
страхи. В то же время она смутно сознавала, что я должен воротиться и буду стучаться у дверей, а потому, лежа у самого порога на полу, чутко ждала моего возвращения и приподнялась на мой первый стук.
— Мне все равно, как ты подплясываешь, — говорит он, — за один ли
страх, или вместе за
страх и за совесть! Ты подплясываешь — этого с меня довольно, и больше ничего я не
могу от тебя требовать! И не только не
могу, но даже не понимаю, чтобы можно было далее, простирать свои требования!
— Когда же я боялась? И в первый раз делала это без
страха… а тут вдруг… — Не кончив фразу, она опустила голову. Каждый раз, когда ее спрашивали — не боится ли она, удобно ли ей,
может ли она сделать то или это, — она слышала в подобных вопросах просьбу к ней, ей казалось, что люди отодвигают ее
от себя в сторону, относятся к ней иначе, чем друг к другу.
Не знаю,
может быть, я думала, что, научившись всему, что он знал, буду достойнее его дружбы, Я бросилась к первой полке; не думая, не останавливаясь, схватила в руки первый попавшийся запыленный, старый том и, краснея, бледнея, дрожа
от волнения и
страха, утащила к себе краденую книгу, решившись прочесть ее ночью, у ночника, когда заснет матушка.
Вообще я стараюсь держать себя как можно дальше
от всякой грязи, во-первых, потому, что я
от природы чистоплотен, а во-вторых, потому, что горделивая осанка непременно внушает уважение и некоторый
страх. Я знаю очень многих, которые далеко пошли, не владея ничем, кроме горделивой осанки. И притом, скажите на милость, что
может быть общего между мною, человеком благовоспитанным, и этими мужиками,
от которых так дурно пахнет?
«Что ж это такое? — думал он. — Неужели я так обабился, что только около этой девчонки
могу быть спокоен и весел? Нет! Это что-то больше, чем любовь и раскаянье: это скорей какой-то
страх за самого себя,
страх от этих сплошной почти массой идущих домов, широких улиц, чугунных решеток и холодом веющей Невы!»
Через час завидел он обетованный уголок, встал в лодке и устремил взоры вдаль. Сначала глаза его отуманились
страхом и беспокойством, которое перешло в сомнение. Потом вдруг лицо озарилось светом радости, как солнечным блеском. Он отличил у решетки сада знакомое платье; вот там его узнали, махнули платком. Его ждут,
может быть, давно. У него подошвы как будто загорелись
от нетерпения.
Александров ничего не видел, но он слышал редкие шаги Покорни и шел за ними. Сердце у него билось-билось, но не
от страха, а
от опасения, что у него выйдет неудачно,
может быть даже смешно.
— Вы,
может быть. Вы бы уж лучше молчали, Липутин, вы только так говорите, по привычке. Подкупленные, господа, все те, которые трусят в минуту опасности. Из
страха всегда найдется дурак, который в последнюю минуту побежит и закричит: «Ай, простите меня, а я всех продам!» Но знайте, господа, что вас уже теперь ни за какой донос не простят. Если и спустят две степени юридически, то все-таки Сибирь каждому, и, кроме того, не уйдете и
от другого меча. А другой меч повострее правительственного.
Он выдвинул ящик и выбросил на стол три небольшие клочка бумаги, писанные наскоро карандашом, все
от Варвары Петровны. Первая записка была
от третьего дня, вторая
от вчерашнего, а последняя пришла сегодня, всего час назад; содержания самого пустого, все о Кармазинове, и обличали суетное и честолюбивое волнение Варвары Петровны
от страха, что Кармазинов забудет ей сделать визит. Вот первая,
от третьего дня (вероятно, была и
от четвертого дня, а
может быть, и
от пятого...
Ченцов в последнее время чрезвычайно пристрастился к ружейной охоте, на которую ходил один-одинешенек в сопровождении только своей лягавой собаки. Катрин несколько раз и со слезами на глазах упрашивала его не делать этого, говоря, что она умирает со
страху от мысли, что он по целым дням бродит в лесу, где
может заблудиться или встретить медведя, волка…
В один миг оба хоровода собрались в кучу; все окружили мальчика; но он
от страху едва
мог говорить.
Но
можем ли мы без
страха даже подумать об этом, мы,
от первого дня рождения облагодетельствованные вами с головы до ног?
Следует ли по этому случаю радоваться или соболезновать — судить об этом не мое дело. Думаю, однако ж, что если лицемерие
может внушить негодование и
страх, то беспредметное лганье способно возбудить докуку и омерзение. А потому самое лучшее — это, оставив в стороне вопрос о преимуществах лицемерия сознательного перед бессознательным или наоборот, запереться и
от лицемеров, и
от лгунов.
Может быть, он действительно кого-нибудь увидел в окошко, и сумасшествие, приготовлявшееся в нем
от страха, возраставшего с каждым часом, вдруг разом нашло свой исход, свою форму.
Это удивляет и Ахиллу и Туберозова, с тою лишь разницей, что Ахилла не
может отрешиться
от той мысли: зачем здесь Препотенский, а чинный Савелий выбросил эту мысль вон из головы тотчас, как пред ним распахнулись двери, открывающие алтарь, которому он привык предстоять со
страхом и трепетом.
Человек с чуткой совестью не
может не страдать, если он живет этой жизнью. Одно средство для него избавиться
от этого страдания — в том, чтобы заглушить свою совесть, но если и удается таким людям заглушить совесть, они не
могут заглушить
страх.
Чего было бояться ему? Кажется, не было никакого сомнения, что Любонька его любит: чего ему еще? Однако он был ни жив ни мертв
от страха, да и был ни жив ни мертв
от стыда; он никак не
мог сообразить, что роль Глафиры Львовны вовсе не лучше его роли. Он не
мог себе представить, как встретится с нею. Известное дело, что совершались преступления для поправки неловкости…
Я покоряюсь моему счастию так, как другие покоряются несчастию, но не
могу отделаться
от страха перед будущим.