Неточные совпадения
Казалось, очень
просто было то, что сказал отец, но Кити при этих словах смешалась и растерялась, как уличенный преступник. «Да, он всё знает, всё понимает и этими словами говорит мне, что хотя и стыдно, а надо пережить свой стыд». Она не
могла собраться с духом ответить что-нибудь. Начала
было и вдруг расплакалась и выбежала из комнаты.
Всё это она говорила весело, быстро и с особенным блеском в глазах; но Алексей Александрович теперь не приписывал этому тону ее никакого значения. Он слышал только ее слова и придавал им только тот прямой смысл, который они имели. И он отвечал ей
просто, хотя и шутливо. Во всем разговоре этом не
было ничего особенного, но никогда после без мучительной боли стыда Анна не
могла вспомнить всей этой короткой сцены.
«Да,
может быть, и это неприятно ей
было, когда я подала ему плед. Всё это так
просто, но он так неловко это принял, так долго благодарил, что и мне стало неловко. И потом этот портрет мой, который он так хорошо сделал. А главное — этот взгляд, смущенный и нежный! Да, да, это так! — с ужасом повторила себе Кити. — Нет, это не
может, не должно
быть! Он так жалок!» говорила она себе вслед за этим.
Но особенно понравилось ему то, что она тотчас же, как бы нарочно, чтобы не
могло быть недоразумений при чужом человеке, назвала Вронского
просто Алексеем и сказала, что они переезжают с ним во вновь нанятый дом, который здесь называют палаццо.
Отчаяние его еще усиливалось сознанием, что он
был совершенно одинок со своим горем. Не только в Петербурге у него не
было ни одного человека, кому бы он
мог высказать всё, что испытывал, кто бы пожалел его не как высшего чиновника, не как члена общества, но
просто как страдающего человека; но и нигде у него не
было такого человека.
Когда он узнал всё, даже до той подробности, что она только в первую секунду не
могла не покраснеть, но что потом ей
было так же
просто и легко, как с первым встречным, Левин совершенно повеселел и сказал, что он очень рад этому и теперь уже не поступит так глупо, как на выборах, а постарается при первой встрече с Вронским
быть как можно дружелюбнее.
В первую минуту ей показалось неприлично, что Анна ездит верхом. С представлением о верховой езде для дамы в понятии Дарьи Александровны соединялось представление молодого легкого кокетства, которое, по ее мнению, не шло к положению Анны; но когда она рассмотрела ее вблизи, она тотчас же примирилась с ее верховою ездой. Несмотря на элегантность, всё
было так
просто, спокойно и достойно и в позе, и в одежде, и в движениях Анны, что ничего не
могло быть естественней.
Но он не
мог сказать дурак, потому что Свияжский
был несомненно не только очень умный, но очень образованный и необыкновенно
просто носящий свое образование человек.
Княжна, кажется, из тех женщин, которые хотят, чтоб их забавляли; если две минуты сряду ей
будет возле тебя скучно, ты погиб невозвратно: твое молчание должно возбуждать ее любопытство, твой разговор — никогда не удовлетворять его вполне; ты должен ее тревожить ежеминутно; она десять раз публично для тебя пренебрежет мнением и назовет это жертвой и, чтоб вознаградить себя за это, станет тебя мучить, а потом
просто скажет, что она тебя терпеть не
может.
Черты такого необыкновенного великодушия стали ему казаться невероятными, и он подумал про себя: «Ведь черт его знает,
может быть, он
просто хвастун, как все эти мотишки; наврет, наврет, чтобы поговорить да напиться чаю, а потом и уедет!» А потому из предосторожности и вместе желая несколько поиспытать его, сказал он, что недурно бы совершить купчую поскорее, потому что-де в человеке не уверен: сегодня жив, а завтра и бог весть.
— Послушайте, матушка… эх, какие вы! что ж они
могут стоить? Рассмотрите: ведь это прах. Понимаете ли? это
просто прах. Вы возьмите всякую негодную, последнюю вещь, например, даже простую тряпку, и тряпке
есть цена: ее хоть, по крайней мере, купят на бумажную фабрику, а ведь это ни на что не нужно. Ну, скажите сами, на что оно нужно?
— Я не
могу, однако же, понять только того, — сказала
просто приятная дама, — как Чичиков,
будучи человек заезжий,
мог решиться на такой отважный пассаж. Не
может быть, чтобы тут не
было участников.
Когда взглянул он потом на эти листики, на мужиков, которые, точно,
были когда-то мужиками, работали, пахали, пьянствовали, извозничали, обманывали бар, а
может быть, и
просто были хорошими мужиками, то какое-то странное, непонятное ему самому чувство овладело им.
Друзья мои, что ж толку в этом?
Быть может, волею небес,
Я перестану
быть поэтом,
В меня вселится новый бес,
И, Фебовы презрев угрозы,
Унижусь до смиренной прозы;
Тогда роман на старый лад
Займет веселый мой закат.
Не муки тайные злодейства
Я грозно в нем изображу,
Но
просто вам перескажу
Преданья русского семейства,
Любви пленительные сны
Да нравы нашей старины.
Может быть, потому, что ему надоедало чувствовать беспрестанно устремленными на него мои беспокойные глаза, или
просто, не чувствуя ко мне никакой симпатии, он заметно больше любил играть и говорить с Володей, чем со мною; но я все-таки
был доволен, ничего не желал, ничего не требовал и всем готов
был для него пожертвовать.
Тарас поглядел на этого Соломона, какого ещё не
было на свете, и получил некоторую надежду. Действительно, вид его
мог внушить некоторое доверие: верхняя губа у него
была просто страшилище; толщина ее, без сомнения, увеличилась от посторонних причин. В бороде у этого Соломона
было только пятнадцать волосков, и то на левой стороне. На лице у Соломона
было столько знаков побоев, полученных за удальство, что он, без сомнения, давно потерял счет им и привык их считать за родимые пятна.
Понимаете ли вы, что лужинская чистота все равно что и Сонечкина чистота, а
может быть, даже и хуже, гаже, подлее, потому что у вас, Дунечка, все-таки на излишек комфорта расчет, а там просто-запросто о голодной смерти дело идет!
Но я
мог и ошибиться; тут
просто,
может быть, надувание своего рода.
— Это другая сплетня! — завопил он. — Совсем, совсем не так дело
было! Вот уж это-то не так! Это все Катерина Ивановна тогда наврала, потому что ничего не поняла! И совсем я не подбивался к Софье Семеновне! Я просто-запросто развивал ее, совершенно бескорыстно, стараясь возбудить в ней протест… Мне только протест и
был нужен, да и сама по себе Софья Семеновна уже не
могла оставаться здесь в нумерах!
Но этого уже не
могла вытерпеть Катерина Ивановна и немедленно, во всеуслышание, «отчеканила», что у Амалии Ивановны,
может, никогда и фатера-то не
было, а что
просто Амалия Ивановна — петербургская пьяная чухонка и, наверно, где-нибудь прежде в кухарках жила, а пожалуй, и того хуже.
Я просто-запросто намекнул, что «необыкновенный» человек имеет право… то
есть не официальное право, а сам имеет право разрешить своей совести перешагнуть… через иные препятствия, и единственно в том только случае, если исполнение его идеи (иногда спасительной,
может быть, для всего человечества) того потребует.
—
Просто в исступлении. То
есть не Софья Семеновна в исступлении, а Катерина Ивановна; а впрочем, и Софья Семеновна в исступлении. А Катерина Ивановна совсем в исступлении. Говорю вам, окончательно помешалась. Их в полицию возьмут.
Можете представить, как это подействует… Они теперь на канаве у — ского моста, очень недалеко от Софьи Семеновны. Близко.
Выходило, что или тот человек еще ничего не донес, или… или
просто он ничего тоже не знает и сам, своими глазами, ничего не видал (да и как он
мог видеть?), а стало
быть, все это, вчерашнее, случившееся с ним, Раскольниковым, опять-таки
было призрак, преувеличенный раздраженным и больным воображением его.
Этот заклад
был, впрочем, вовсе не заклад, а
просто деревянная, гладко обструганная дощечка, величиной и толщиной не более, как
могла бы
быть серебряная папиросочница.
— Когда я
пою — я
могу не фальшивить, а когда говорю с барышнями, то боюсь, что это у меня выходит слишком
просто, и со страха беру неверные ноты. Вы так хотели сказать?
— И, кроме того, Иноков пишет невозможные стихи,
просто, знаете, смешные стихи. Кстати, у меня накопилось несколько аршин стихотворений местных поэтов, — не хотите ли посмотреть?
Может быть, найдете что-нибудь для воскресных номеров. Признаюсь, я плохо понимаю новую поэзию…
— Нет, я — приемыш, взят из воспитательного дома, — очень
просто сказал Гогин. — Защитники престол-отечества пугают отца — дескать, Любовь Сомова и
есть воплощение злейшей крамолы, и это несколько понижает градусы гуманного порыва папаши. Мы с ним подумали, что,
может быть, вы
могли бы сказать: какие злодеяния приписываются ей, кроме работы в «Красном Кресте»?
«Жулик», — мысленно обругал Самгин гостя, глядя в лицо его, но лицо
было настолько заинтересовано ловлей маринованного рыжика в тарелке, что Самгин подумал: «А
может быть,
просто болтун». — Вслух он сказал, стараясь придать словам небрежный тон...
«Какая ерунда, — подумал Самгин и спрятал тетрадь в портфель. — Не
может быть, чтобы это серьезно интересовало Марину. А юридический смысл этой операции для нее
просто непонятен».
Так она говорила минуты две, три. Самгин слушал терпеливо, почти все мысли ее
были уже знакомы ему, но на этот раз они звучали более густо и мягко, чем раньше, более дружески. В медленном потоке ее речи он искал каких-нибудь лишних слов, очень хотел найти их, не находил и видел, что она своими словами формирует некоторые его мысли. Он подумал, что сам не
мог бы выразить их так
просто и веско.
— Я, должно
быть, немножко поэт, а
может,
просто — глуп, но я не
могу… У меня — уважение к женщинам, и — знаешь? — порою мне думается, что я боюсь их. Не усмехайся, подожди! Прежде всего — уважение, даже к тем, которые продаются. И не страх заразиться, не брезгливость — нет! Я много думал об этом…
От прежнего промаха ему
было только страшно и стыдно, а теперь тяжело, неловко, холодно, уныло на сердце, как в сырую, дождливую погоду. Он дал ей понять, что догадался о ее любви к нему, да еще,
может быть, догадался невпопад. Это уже в самом деле
была обида, едва ли исправимая. Да если и впопад, то как неуклюже! Он
просто фат.
Может быть, Вера несет крест какой-нибудь роковой ошибки; кто-нибудь покорил ее молодость и неопытность и держит ее под другим злым игом, а не под игом любви, что этой последней и нет у нее, что она
просто хочет там выпутаться из какого-нибудь узла, завязавшегося в раннюю пору девического неведения, что все эти прыжки с обрыва, тайны, синие письма — больше ничего, как отступления, — не перед страстью, а перед другой темной тюрьмой, куда ее загнал фальшивый шаг и откуда она не знает, как выбраться… что, наконец, в ней проговаривается любовь… к нему… к Райскому, что она готова броситься к нему на грудь и на ней искать спасения…»
— Все собрались, тут
пели, играли другие, а его нет; maman два раза спрашивала, что ж я, сыграю ли сонату? Я отговаривалась, как
могла, наконец она приказала играть: j’avais le coeur gros [на сердце у меня
было тяжело (фр.).] — и села за фортепиано. Я думаю, я
была бледна; но только я сыграла интродукцию, как вижу в зеркале — Ельнин стоит сзади меня… Мне потом сказали, что будто я вспыхнула: я думаю, это неправда, — стыдливо прибавила она. — Я
просто рада
была, потому что он понимал музыку…
В ожидании какого-нибудь серьезного труда, какой
могла дать ей жизнь со временем, по ее уму и силам, она положила не избегать никакого дела, какое представится около нее, как бы оно
просто и мелко ни
было, — находя, что, под презрением к мелкому, обыденному делу и под мнимым ожиданием или изобретением какого-то нового, еще небывалого труда и дела, кроется у большей части
просто лень или неспособность, или, наконец, больное и смешное самолюбие — ставить самих себя выше своего ума и сил.
«Тут одно только серьезное возражение, — все мечтал я, продолжая идти. — О, конечно, ничтожная разница в наших летах не составит препятствия, но вот что: она — такая аристократка, а я —
просто Долгорукий! Страшно скверно! Гм! Версилов разве не
мог бы, женясь на маме, просить правительство о позволении усыновить меня… за заслуги, так сказать, отца… Он ведь служил, стало
быть,
были и заслуги; он
был мировым посредником… О, черт возьми, какая гадость!»
— Тоже не знаю, князь; знаю только, что это должно
быть нечто ужасно простое, самое обыденное и в глаза бросающееся, ежедневное и ежеминутное, и до того простое, что мы никак не
можем поверить, чтоб оно
было так
просто, и, естественно, проходим мимо вот уже многие тысячи лет, не замечая и не узнавая.
— Все
может быть; человек почувствовал в кармане у себя деньги… Впрочем, вероятно и то, что он
просто подал милостыню; это — в его преданиях, а
может быть, и в наклонностях.
— Я к тому нахохлился, — начал я с дрожью в голосе, — что, находя в вас такую странную перемену тона ко мне и даже к Версилову, я… Конечно, Версилов,
может быть, начал несколько ретроградно, но потом он поправился и… в его словах,
может быть, заключалась глубокая мысль, но вы
просто не поняли и…
Я объяснил ему en toutes lettres, [Откровенно, без обиняков (франц.).] что он
просто глуп и нахал и что если насмешливая улыбка его разрастается все больше и больше, то это доказывает только его самодовольство и ординарность, что не
может же он предположить, что соображения о тяжбе не
было и в моей голове, да еще с самого начала, а удостоило посетить только его многодумную голову.
Ему
просто хотелось
быть тут, выскочить потом, сказать ей что-нибудь, а
может быть —
может быть, и оскорбить,
может быть, и убить ее…
О вероятном прибытии дочери мой князь еще не знал ничего и предполагал ее возвращение из Москвы разве через неделю. Я же узнал накануне совершенно случайно: проговорилась при мне моей матери Татьяна Павловна, получившая от генеральши письмо. Они хоть и шептались и говорили отдаленными выражениями, но я догадался. Разумеется, не подслушивал:
просто не
мог не слушать, когда увидел, что вдруг, при известии о приезде этой женщины, так взволновалась мать. Версилова дома не
было.
— Ламберт, ты — мерзавец, ты — проклятый! — вскричал я, вдруг как-то сообразив и затрепетав. — Я видел все это во сне, ты стоял и Анна Андреевна… О, ты — проклятый! Неужели ты думал, что я — такой подлец? Я ведь и видел потому во сне, что так и знал, что ты это скажешь. И наконец, все это не
может быть так
просто, чтоб ты мне про все это так прямо и
просто говорил!
Там, где касается, я не скажу убеждений — правильных убеждений тут
быть не
может, — но того, что считается у них убеждением, а стало
быть, по-ихнему, и святым, там
просто хоть на муки.
Хозяева
были любезны. Пора назвать их: старика зовут Тсутсуй Хизе-но-ками-сама, второй Кавадзи Сойемон-но-ками… нет, не ками, а дзио-сами, это все равно: «дзио» и «ками» означают равный титул; третий Алао Тосан-но-ками-сама; четвертого… забыл, после скажу. Впрочем, оба последние приданы только для числа и большей важности, а в сущности они сидели с поникшими головами и молча слушали старших двух, а
может быть, и не слушали, а
просто заседали.
Когда вы
будете на мысе Доброй Надежды, я вам советую не хлопотать ни о лошадях, ни об экипаже, если вздумаете посмотреть колонию:
просто отправляйтесь с маленьким чемоданчиком в Long-street в Капштате, в контору омнибусов; там справитесь, куда и когда отходят они, и за четвертую часть того, что нам стоило,
можете объехать вдвое больше.
А
может быть, якуты отпускают сзади волосы подлиннее
просто затем, чтоб защитить уши и затылок от жестокой зимней стужи.
Такое объяснение всего того, что происходило, казалось Нехлюдову очень
просто и ясно, но именно эта простота и ясность и заставляли Нехлюдова колебаться в признании его. Не
может же
быть, чтобы такое сложное явление имело такое простое и ужасное объяснение, не
могло же
быть, чтобы все те слова о справедливости, добре, законе, вере, Боге и т. п.
были только слова и прикрывали самую грубую корысть и жестокость.
Может быть, в глубине души и
было у него уже дурное намерение против Катюши, которое нашептывал ему его разнузданный теперь животный человек, но он не сознавал этого намерения, а
просто ему хотелось побывать в тех местах, где ему
было так хорошо, и увидать немного смешных, но милых, добродушных тетушек, всегда незаметно для него окружавших его атмосферой любви и восхищения, и увидать милую Катюшу, о которой осталось такое приятное воспоминание.
— Что он у вас спрашивает, кто вы? — спросила она у Нехлюдова, слегка улыбаясь и доверчиво глядя ему в глаза так
просто, как будто не
могло быть сомнения о том, что она со всеми
была,
есть и должна
быть в простых, ласковых, братских отношениях. — Ему всё нужно знать, — сказала она и совсем улыбнулась в лицо мальчику такой доброй, милой улыбкой, что и мальчик и Нехлюдов — оба невольно улыбнулись на ее улыбку.