Неточные совпадения
Детскость выражения ее лица в соединении с тонкой красотою стана составляли ее особенную прелесть, которую он хорошо помнил: но, что всегда, как неожиданность, поражало в ней, это
было выражение ее глаз, кротких, спокойных и правдивых, и в особенности ее улыбка, всегда переносившая Левина в
волшебный мир, где он чувствовал себя умиленным и смягченным, каким он
мог запомнить себя в редкие дни своего раннего детства.
Она
была не вновь выезжающая, у которой на бале все лица сливаются в одно
волшебное впечатление; она и не
была затасканная по балам девушка, которой все лица бала так знакомы, что наскучили; но она
была на середине этих двух, — она
была возбуждена, а вместе с тем обладала собой настолько, что
могла наблюдать.
— Ты смотришь на меня, — сказала она, — и думаешь,
могу ли я
быть счастлива в моем положении? Ну, и что ж! Стыдно признаться; но я… я непростительно счастлива. Со мной случилось что-то
волшебное, как сон, когда сделается страшно, жутко, и вдруг проснешься и чувствуешь, что всех этих страхов нет. Я проснулась. Я пережила мучительное, страшное и теперь уже давно, особенно с тех пор, как мы здесь, так счастлива!.. — сказала она, с робкою улыбкой вопроса глядя на Долли.
Я помню, что в продолжение ночи, предшествовавшей поединку, я не спал ни минуты. Писать я не
мог долго: тайное беспокойство мною овладело. С час я ходил по комнате; потом сел и открыл роман Вальтера Скотта, лежавший у меня на столе: то
были «Шотландские пуритане»; я читал сначала с усилием, потом забылся, увлеченный
волшебным вымыслом… Неужели шотландскому барду на том свете не платят за каждую отрадную минуту, которую дарит его книга?..
Населилось воображение мальчика странными призраками; боязнь и тоска засели надолго,
может быть навсегда, в душу. Он печально озирается вокруг и все видит в жизни вред, беду, все мечтает о той
волшебной стороне, где нет зла, хлопот, печалей, где живет Милитриса Кирбитьевна, где так хорошо кормят и одевают даром…
Единственно
волшебной быстроте своего нырянья обязан гоголь тем вниманием, которое оказывали ему молодые охотники в мое время, а
может быть, и теперь оказывают, ибо мясо гоголиное хуже всех других уток-рыбалок, а за отличным его пухом охотник гоняться не станет.
Я не
мог оторваться от книжки, и добрый хозяин подарил мне два тома этих
волшебных сказок: у него только их и
было.
Начал с того, что побывал на берегах Пинеги и на берегах Вилюя, задал себе вопрос: ужели
есть такая нужда, которая
может загнать человека в эти
волшебные места?
Услышишь о свадьбе, пойдешь посмотреть — и что же? видишь прекрасное, нежное существо, почти ребенка, которое ожидало только
волшебного прикосновения любви, чтобы развернуться в пышный цветок, и вдруг ее отрывают от кукол, от няни, от детских игр, от танцев, и слава богу, если только от этого; а часто не заглянут в ее сердце, которое,
может быть, не принадлежит уже ей.
Нравились мне в этих романах и хитрые мысли, и пылкие чувства, и
волшебные события, и цельные характеры: добрый, так уж совсем добрый; злой, так уж совсем злой, — именно так, как я воображал себе людей в первой молодости; нравилось очень, очень много и то, что все это
было по-французски и что те благородные слова, которые говорили благородные герои, я
мог запомнить, упомянуть при случае в благородном деле.
Александров перестал сочинять (что, впрочем, очень благотворно отозвалось на его последних в корпусе выпускных экзаменах), но мысли его и фантазии еще долго не
могли оторваться от воображаемого писательского
волшебного мира, где все
было блеск, торжество и победная радость. Не то чтобы его привлекали громадные гонорары и бешеное упоение всемирной славой, это
было чем-то несущественным, призрачным и менее всего волновало. Но манило одно слово — «писатель», или еще выразительнее — «господин писатель».
Да и мальчишка ли? Или,
может быть, их два: брат и сестра. И не разобрать, кто где. Или даже,
может быть, он умеет переворачиваться из мальчишки в девчонку. Недаром он всегда такой чистенький, — переворачиваясь, в разных
волшебных водицах всполаскивается, — иначе ведь нельзя, не обернешься. И духами так всегда от него пахнет.
— Это вот вы, Ардальон Борисыч, всякие
волшебные слова знаете и произносите, а я никогда не изволил магией заниматься. Я вам ни водки, ни чего другого не согласен наговаривать, а это,
может быть, вы от меня моих невест отколдовываете.
Уж очень широк
был размах Лентовского. Только «маг и волшебник»
мог волшебный эдем создать из развалин…
Вот почему и"замаранность"
была в то время явлением исключительным, ибо где же и как
могла"замараться"царевна, дремлющая в
волшебных чертогах?
Ему казалось, что весь этот польский патриотизм, как бы по мановению
волшебного жезла снишедший на Елену,
был, во-первых, плодом пронырливых внушений Жуквича и, во-вторых, делом собственной, ничем не сдерживаемой, капризной фантазии Елены, а между тем, для удовлетворения этого,
может быть, мимолетного желания, она требовала, чтобы князь ломал и рушил в себе почти органически прирожденное ему чувство.
Юрий не
мог любить так нежно, как она; он всё перечувствовал, и прелесть новизны не украшала его страсти; но в книге судьбы его
было написано, что
волшебная цепь скует до гроба его существование с участью этой женщины.
Он нашел ее полуживую, под пылающими угольями разрушенной хижины; неизъяснимая жалость зашевелилась в глубине души его, и он поднял Зару, — и с этих пор она жила в его палатке, незрима и прекрасна как ангел; в ее чертах всё дышало небесной гармонией, ее движения говорили, ее глаза ослепляли
волшебным блеском, ее беленькая ножка, исчерченная лиловыми жилками,
была восхитительна как фарфоровая игрушка, ее смугловатая твердая грудь воздымалась от малейшего вздоха… страсть блистала во всем: в слезах, в улыбке, в самой неподвижности — судя по ее наружности она не
могла быть существом обыкновенным; она
была или божество или демон, ее душа
была или чиста и ясна как веселый луч солнца, отраженный слезою умиления, или черна как эти очи, как эти волосы, рассыпающиеся подобно водопаду по круглым бархатным плечам… так думал Юрий и предался прекрасной мусульманке, предался и телом и душою, не удостоив будущего ни единым вопросом.
Он очертил
волшебным кругом
Ее желанья; ведал он,
Что
быть не
мог ее супругом,
Что разделял их наш закон,
И обольщенная упала
На грудь убийцы своего!
И предадут ее сырой земле;
Глаза,
волшебные уста, к которым
Мой дерзкий взор прикован
был так часто,
И грудь, и эти длинные ресницы
Песок засыплет, червь переползет без страха
Недвижное, бесцветное, сырое,
Холодное чело… никто и не помыслит
Об том… и
может быть над той
Могилой проклянут мое названье,
Где
будет гнить всё, что любил я в жизни!
— Почтеннейшая публикум. Я приготовлял силовой номер. Одной только одной правой рукой я
могу поднять этого атлета вместе с его тяжестями, прибавив сюда еще пять человек из зрителей,
могу обнести эту тяжесть вокруг манежа и выбросить в конюшню. К сожалению, я вчера вывихнул себе руку. Но с позволения уважаемой публикум сейчас
будут на экране
волшебного фонаря показаны подлинные снимки с рекордных атлетических номеров несравненного геркулеса и тореадора Батисто Пикколо.
Этот кусок льду, облегший
былое я, частицу бога, поглотивший то, чему на земле даны
были имена чести, благородства, любви к ближним; подле него зияющая могила, во льду ж для него иссеченная; над этим чудным гробом, который служил вместе и саваном, маленькое белое существо, полное духовности и жизни, называемое европейцем и сверх того русским и Зудою; тут же на замерзлой реке черный невольник, сын жарких и свободных степей Африки,
может быть, царь в душе своей;
волшебный свет луны, говорящей о другой подсолнечной, такой же бедной и все-таки драгоценной для тамошних жителей, как нам наша подсолнечная; тишина полуночи, и вдруг далеко, очень далеко, благовест, как будто голос неба, сходящий по лучу месяца, — если это не высокий момент для поэта и философа, так я не понимаю, что такое поэзия и философия.
Когда цыганка примечала, что тень боязни снова набегала на лицо княжны Лелемико, она произносила опять
волшебное имя Волынского. Таким образом дошла до того, что
могла взять ее руку… И мать с трепетом, с восторгом неописанным поцеловала руку своей дочери… О! как
была она счастлива в этот миг!.. Она
была награждена за все прошлые муки и за будущие.
Так, крестьяне уверяют, будто у Настасьи
была какая-то
волшебная собачка, которая
могла сослужить ей всякую службу.
Казалось, около нее начертан
был волшебный круг, из которого она не
могла выйти.