Неточные совпадения
— Не
могу сказать, чтоб я
был вполне
доволен им, — поднимая брови и открывая глаза, сказал Алексей Александрович. — И Ситников не
доволен им. (Ситников
был педагог, которому
было поручено светское воспитание Сережи.) Как я говорил вам,
есть в нем какая-то холодность к тем самым главным вопросам, которые должны трогать душу всякого человека и всякого ребенка, — начал излагать свои мысли Алексей Александрович, по единственному, кроме службы, интересовавшему его вопросу — воспитанию сына.
— Не думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. — Не скажу, чтобы не стоило жить без этого, но
было бы скучно. Разумеется, я,
может быть, ошибаюсь, но мне кажется, что я имею некоторые способности к той сфере деятельности, которую я избрал, и что в моих руках власть, какая бы она ни
была, если
будет, то
будет лучше, чем в руках многих мне известных, — с сияющим сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому, чем ближе к этому, тем я больше
доволен.
— Не
может быть! — закричал он, отпустив педаль умывальника, которым он обливал свою красную здоровую шею. — Не
может быть! — закричал он при известии о том, что Лора сошлась с Милеевым и бросила Фертингофа. — И он всё так же глуп и
доволен? Ну, а Бузулуков что?
— Я завидую тому, что он лучше меня, — улыбаясь сказал Левин. — Он живет не для себя. У него вся жизнь подчинена долгу. И потому он
может быть спокоен и
доволен.
Может быть, потому, что ему надоедало чувствовать беспрестанно устремленными на него мои беспокойные глаза, или просто, не чувствуя ко мне никакой симпатии, он заметно больше любил играть и говорить с Володей, чем со мною; но я все-таки
был доволен, ничего не желал, ничего не требовал и всем готов
был для него пожертвовать.
Быть может, при других обстоятельствах эта девушка
была бы замечена им только глазами, но тут он иначе увидел ее. Все стронулось, все усмехнулось в нем. Разумеется, он не знал ни ее, ни ее имени, ни, тем более, почему она уснула на берегу, но
был этим очень
доволен. Он любил картины без объяснений и подписей. Впечатление такой картины несравненно сильнее; ее содержание, не связанное словами, становится безграничным, утверждая все догадки и мысли.
Но в конце концов он
был доволен тем, что встретился с этой женщиной и что она несколько отвлекает его от возни с самим собою,
доволен был, что устроился достаточно удобно, независимо и
может отдохнуть от пережитого. И все чаще ему казалось, что в этой тихой полосе жизни он именно накануне какого-то важного открытия, которое должно вылечить его от внутренней неурядицы и поможет укрепиться на чем-то прочном.
Самгин не
мог сосредоточить внимание на ораторе, речь его казалась давно знакомой. И он
был очень
доволен, когда Декаполитов, наклонясь вперед, сказал...
Самгин младший
был доволен, что брат не
может проводить его, но подумал...
Может быть, никак нельзя сказать в лицо женщине такого разряда: «Наплевать на ваши интриги», но я сказал это и
был именно этим-то и
доволен.
Отдельное чувство
может быть подавлено, и через несколько времени мое спокойствие восстановится, я опять
буду доволен своею жизнью.
Он боялся, что когда придет к Лопуховым после ученого разговора с своим другом, то несколько опростоволосится: или покраснеет от волнения, когда в первый раз взглянет на Веру Павловну, или слишком заметно
будет избегать смотреть на нее, или что-нибудь такое; нет, он остался и имел полное право остаться
доволен собою за минуту встречи с ней: приятная дружеская улыбка человека, который рад, что возвращается к старым приятелям, от которых должен
был оторваться на несколько времени, спокойный взгляд, бойкий и беззаботный разговор человека, не имеющего на душе никаких мыслей, кроме тех, которые беспечно говорит он, — если бы вы
были самая злая сплетница и смотрели на него с величайшим желанием найти что-нибудь не так, вы все-таки не увидели бы в нем ничего другого, кроме как человека, который очень рад, что
может, от нечего делать, приятно убить вечер в обществе хороших знакомых.
— Некоторую — да; но все-таки
было бы гораздо вернее, если б испытание
было полнее и многостороннее. Она все-таки не знает по опыту характера отношений, в которые вступает: от этого свадьба для нее все-таки страшный риск. Так для нее; но от этого и для порядочного человека, за которого она выходит, то же. Он вообще
может судить,
будет ли он
доволен: он близко знает женщин разного характера, он испытал, какой характер лучше для него. Она — нет.
Если б я
мог увидеть таким образом мать, отца, тебя и Максима, я
был бы
доволен…
А мораль, которую выводит для себя Большов из всей своей истории, — высший пункт, до которого
мог он подняться в своем нравственном развитии: «Не гонись за большим,
будь доволен тем, что
есть; а за большим погонишься, и последнее отнимут!» Какую степень нравственного достоинства указывают нам эти слова!
В самом деле, если бы, говоря к примеру, Настасья Филипповна выказала вдруг какое-нибудь милое и изящное незнание, вроде, например, того, что крестьянки не
могут носить батистового белья, какое она носит, то Афанасий Иванович, кажется,
был бы этим чрезвычайно
доволен.
Бесспорно, для него составляло уже верх блаженства одно то, что он опять
будет беспрепятственно приходить к Аглае, что ему позволят с нею говорить, с нею сидеть, с нею гулять, и, кто знает,
может быть, этим одним он остался бы
доволен на всю свою жизнь!
Вон мужик едет на косьбу;
может быть, он
доволен своей судьбою…
— А я разве сам-то не понимаю, что нехорошо? — спрашивал Груздев, останавливаясь. —
Может быть, я сам-то получше других вижу свое свинство… Стыдно мне. Ну,
доволен теперь?
Сидор Карпыч
был доволен, кажется, больше всех, особенно когда устроился в сарайной. Он терпеть не
мог переездов с места на место, а сейчас ворчал себе под нос, что в переводе означало довольство. Нюрочка сама устроила ему комнату, расставила мебель, повесила занавески.
Скажи, каким образом, Вильгельм пишет на твоем листке? Или он переведен куда-нибудь? Видно, они расстались с братом. Бобрищевы-Пушкины нынешнюю зиму перейдут в Тобольск. Павел Сергеевич очень
доволен этим перемещением:
будет вместе с Фонвизиными, и брату лучше в этом заведении, нежели в Красноярске, а
может быть, перемена места произведет некоторую пользу в его расстроенном положении.
Он опять потребовал меня к себе, опять сделал мне экзамен, остался отменно
доволен и подарил мне такую кучу книг, которую Евсеич едва
мог донести; это
была уж маленькая библиотека.
Затем кой-кто подъехал, и, разумеется, в числе первых явился Цыбуля. Он сиял таким отвратительным здоровьем, он
был так омерзительно
доволен собою, усы у него
были так подло нафабрены, голова так холопски напомажена, он с такою денщицкою самоуверенностью чмокнул руку баронессы и потом оглядел осовелыми глазами присутствующих (после именинного обеда ему, очевидно, попало в голову), что я с трудом
мог воздержаться…
Впрочем, такое платоническое отношение не
могло быть продолжительно. Явилась потребность осуществить бескровный идеал нигилиста в сколько-нибудь подходящем живом образе, и генерал
был отменно
доволен, когда потребность эта нашла себе удовлетворение в лице его мелкопоместного соседа, Анпетова.
Прейн критически оглядел Раису Павловну и остался ею
доволен. Вечером в своем платье «цвета медвежьего уха» она
была тем, чем только
может быть в счастливом случае женщина ее лет, то
есть эффектна и прилична, даже чуть-чуть более. При вечернем освещении она много выигрывала своей статной фигурой и смелым типичным лицом с взбитыми белокурыми волосами.
Этими двумя тарелками все разъяснилось: набоб
был доволен, следовательно, и Вершинин
мог быть спокоен за свое будущее.
— То
есть доволен, хочешь ты сказать? Выражений, вроде: «счастье»,"несчастье", я не совсем
могу взять в толк. Думается, что это что-то пришедшее извне, взятое с бою. А довольство естественным образом залегает внутри. Его, собственно говоря, не чувствуешь, оно само собой разливается по существу и делает жизнь удобною и приятною.
Я не
мог, среди этого анализа, признать мелочей жизни и
быть ими
доволен, как дядюшка и многие другие…
Я взял перышко и только взглядом
мог выразить весь свой восторг и благодарность. Я
был не только весел и
доволен, я
был счастлив, блажен, я
был добр, я
был не я, а какое-то неземное существо, не знающее зла и способное на одно добро. Я спрятал перышко в перчатку и стоял, не в силах отойти от нее.
Я
был очень
доволен тем, что высказал ему все, совершенно забывая то, что единственно возможная цель этого высказывания, состоящая в том, чтоб он признался в недостатках, которые я обличал в нем, не
могла быть достигнута в настоящую минуту, когда он
был разгорячен.
Он
был весел и спокоен.
Может, что-нибудь с ним случилось сейчас очень хорошее, еще нам неизвестное; но он, казалось,
был даже чем-то особенно
доволен.
— Мне что Горюшкино! Мне, пожалуй, и ничего не надо!
Было бы на свечку да на маслице — вот я и
доволен! А вообще, по справедливости… Да, маменька, и рад бы смолчать, а не сказать не
могу: большой грех на вашей душе лежит, очень, очень большой!
Когда мы пришли домой, я предложил ему стакан чаю. От чаю он не отказался,
выпил и поблагодарил. Мне пришло в голову раскошелиться и попотчевать его косушкой. Косушка нашлась и в нашей казарме. Петров
был отменно
доволен,
выпил, крякнул и, заметив мне, что я совершенно оживил его, поспешно отправился в кухню, как будто там без него чего-то никак не
могли решить. Вместо него ко мне явился другой собеседник, Баклушин (пионер), которого я еще в бане тоже позвал к себе на чай.
Что же касается до арестантов, то все они сначала почему-то избегали всякого разговору с наказанным рекрутиком; напротив, помогши ему вначале, они как будто сами старались потом не обращать на него более никакого внимания,
может быть желая как можно более дать ему покоя и не докучать ему никакими дальнейшими допросами и «участиями», чем он, кажется,
был совершенно
доволен.
Я платил ему сколько
мог, то
есть грошами, и он всегда безответно оставался
доволен.
Воронцов
был очень
доволен тем, что ему, именно ему, удалось выманить и принять главного, могущественнейшего, второго после Шамиля, врага России. Одно
было неприятно: командующий войсками в Воздвиженской
был генерал Меллер-Закомельский, и, по-настоящему, надо
было через него вести все дело. Воронцов же сделал все сам, не донося ему, так что
могла выйти неприятность. И эта мысль отравляла немного удовольствие Воронцова.
— Я вами
доволен, молодой человек, но не
могу не сказать: прежде всего вы должны выбрать себе правителя канцелярии. Я помню: покойник Марк Константиныч никогда бумаг не читал, но у него
был правитель канцелярии: une célébrité! [Знаменитость! (фр.)] Вся губерния знала его comme un coquin fiéffé, [Как отъявленного жулика (фр.).] но дела шли отлично!
Не привыкнув решительно ни к какого рода делам, он не
мог сообразить, что надобно делать, занимался мелочами и
был доволен.
— Ах, уж это вы даже совсем напрасно, Татьяна Власьевна: на золоте не
может быть никакого заклятья, потому что это плод земли, а Бог велел ей служить человеку на пользу… Вот она и служит, Татьяна Власьевна! Только каждому своя часть, и всякий должен
быть доволен своей частью… Да!..
И Панауров стал объяснять, что такое рак. Он
был специалистом по всем наукам и объяснял научно все, о чем бы ни зашла речь. Но объяснял он все как-то по-своему. У него
была своя собственная теория кровообращения, своя химия, своя астрономия. Говорил он медленно, мягко, убедительно и слова «вы не
можете себе представить» произносил умоляющим голосом, щурил глаза, томно вздыхал и улыбался милостиво, как король, и видно
было, что он очень
доволен собой и совсем не думает о том, что ему уже 50 лет.
Прочитывая все это, Миклаков только поеживался и посмеивался, и говорил, что ему все это как с гуся вода, и при этом обыкновенно почти всем спешил пояснить, что он спокойнейший и счастливейший человек в мире, так как с голоду умереть не
может, ибо выслужил уже пенсию, женской измены не боится, потому что никогда и не верил женской верности [Вместо слов «женской измены не боится, потому что никогда и не верил женской верности»
было: «женской измены не боится, потому что сам всегда первый изменяет».], и, наконец, крайне
доволен своим служебным занятием, в силу того, что оно все состоит из цифр, а цифры, по его словам,
суть самые честные вещи в мире и никогда не лгут!
Петр
был очень
доволен его ответами; он вспомнил некоторые черты Ибрагимова младенчества и рассказывал их с таким добродушием и веселостью, что никто в ласковом и гостеприимном хозяине не
мог бы подозревать героя полтавского, могучего и грозного преобразователя России.
Так мне мерещилось, когда я сидел в тот вечер у себя дома, едва живой от душевной боли. Никогда я не выносил еще столько страдания и раскаяния; но разве
могло быть хоть какое-либо сомнение, когда я выбегал из квартиры, что я не возвращусь с полдороги домой? Никогда больше я не встречал Лизу и ничего не слыхал о ней. Прибавлю тоже, что я надолго остался
доволен фразой о пользе от оскорбления и ненависти, несмотря на то что сам чуть не заболел тогда от тоски.
А Егор Михайлович, докладывая барыне, на вопрос ее: «не приезжал ли Поликей, и где он
может быть?» улыбнулся, отвечая: «не
могу знать», и, видимо,
был доволен тем, что предположения его оправдывались.
Константин проводил его и благодарил, но он
был не совсем
доволен, и на вопрос Константина, как он нашел даму, он сказал, что не
может судить о ней, потому что не слыхал от нее ни слова, «а вы мне сказали, что она желает со мною познакомиться».
Ольга Семеновна и Вера не
могли не заметить, что он
был очень
доволен, когда уехали Елагина и Свербеева.
Впрочем, он
был своей судьбой весьма
доволен: обедал всегда очень вкусно, делал что хотел и спал сколько
мог.
Эраст не
мог уже
доволен быть одними невинными ласками своей Лизы — одними ее любви исполненными взорами — одним прикосновением руки, одним поцелуем, одними чистыми объятиями.
Разнесся слух, что Гнедич переводит Вольтерова «Танкреда» для того, чтобы Семенова в роли Аменаиды показала во всем блеске свой талант и
могла бы достойно соперничать с m-lle George, игрою которой Гнедич не
был вполне
доволен; он особенно чувствовал в ней недостаток огня, которым сам
был наделен даже в излишестве.
Я и после вспоминал про то с наслаждением, хоть это и глупо: я прямо объявил тогда, без всякого смущения, что, во-первых, не особенно талантлив, не особенно умен,
может быть, даже не особенно добр, довольно дешевый эгоизм (я помню это выражение, я его, дорогой идя, тогда сочинил и остался
доволен) и что — очень
может быть — заключаю в себе много неприятного и в других отношениях.