Неточные совпадения
Прошло пять лет. Многое переменилось и на Выборгской стороне: пустая
улица, ведущая к дому Пшеницыной, обстроилась дачами, между которыми возвышалось длинное, каменное, казенное здание, мешавшее солнечным лучам весело бить в стекла
мирного приюта лени и спокойствия.
В одно прекрасное утро проснувшиеся крутогорские чиновники с изумлением увидели, что по
улицам мирного Крутогорска журчат ручьи слез, а площади покрыты дрожащими от холода голыми малютками.
Не то чтобы он отличался великолепными зданиями, нет в нем садов семирамидиных, ни одного даже трехэтажного дома не встретите вы в длинном ряде
улиц, да и улицы-то всё немощеные; но есть что-то
мирное, патриархальное во всей его физиономии, что-то успокоивающее душу в тишине, которая царствует на стогнах его.
Выйдя из ворот, он видит: впереди, домов за десяток, на пустынной
улице стоят две женщины, одна — с вёдрами воды на плечах, другая — с узлом подмышкой; поравнявшись с ними, он слышит их
мирную беседу: баба с вёдрами, изгибая шею, переводит коромысло с плеча на плечо и, вздохнув, говорит...
Подвиги Васьки вообще нарушали весь
мирный строй дачной жизни. Они достигли апогея, когда «закурил» его таинственный жилец, какой-то Иван Павлыч. Раз ночью они вдвоем напугали всю
улицу. Мы уже ложились с Пепкой спать, когда послышалось похоронное пение.
Втянулись в широкую
улицу, застроенную деревянными домами. Окрашенные в разные краски, пожилые, коренастые, они имели вид
мирный и уютный. Особенно хороши были дома с палисадниками, точно подпоясанные зелёными фартуками, чистые и весёлые.
Тучи громадных событий скоплялись на Востоке: славянский вопрос все более и более начинал заинтересовывать общество; газеты кричали, перебранивались между собой: одни, которым и в
мирное время было хорошо, желали мира; другие, которые или совсем погасали, или начинали погасать, желали войны; телеграммы изоврались и изолгались до последней степени; в комитеты славянские сыпались сотни тысяч; сборщицы в кружку с красным крестом появились на всех сборищах, торжищах и
улицах; бедных добровольцев, как баранов на убой, отправляли целыми вагонами в Сербию; портрет генерала Черняева виднелся во всех почти лавочках.
Так и живет городишко в сонном безмолвии, в
мирной неизвестности без ввоза и вывоза, без добывающей и обрабатывающей промышленности, без памятников знаменитым согражданам, со своими шестнадцатью церквами на пять тысяч населения, с дощатыми тротуарами, со свиньями, коровами и курами на
улице, с неизбежным пыльным бульваром на берегу извилистой несудоходной и безрыбной речонки Ворожи, — живет зимою заваленный снежными сугробами, летом утопающий в грязи, весь окруженный болотистым, корявым и низкорослым лесом.
Под прикрытием драгун, ровно сумасшедший, скакал он с князем Иваном по московским
улицам, буйствовал днем, а по ночам нагло врывался в
мирные семейства честных людей…
— В городе, — сказал он, — жизнь текла по прежнему… Порт-артурцы точно привыкли к бомбардировкам. Тем более, что в это время был большой подъём духа — прибыл С. О. Макаров, так трагически погибший 30 марта. На него возлагались большие надежды… Он вдохнул дух отваги даже в
мирных обывателей. Бомбардировка 9 марта не произвела на них никакого впечатления… В городе было обычное движение… Я как раз в это время ехал на «рикше» [извозчик.] по главной
улице, когда послышались залпы из японских орудий…