Хроники Каленара: Истинное время

Алекс Тейт, 2022

Каленар разрываем войной. Ветенгейме сошелся в смертельной битве с короной за право сотворения нового мира. Меллу придется отправиться далеко на восток, в земли первоначальной магии, дабы найти спасение и вернуть свою реальность, предотвратив возвращение безумного мага древности. Но что хранят в себе покинутые земли? И кто ждет его в конце пути? Узнайте в заключительной части «Хроник Каленара»!

Глава 1

Заседание малого круга было назначено на семь вечера. Ведикт — маг первой ступени и после смерти Безариуса — председатель магического круга — не мог найти себе места.

Все летело в Нит. Как же не вовремя погиб Безариус! Ведикт никогда не любил этого старого высокомерного идиота, но сейчас ему как никогда нужен был козел отпущения, роль которого многие годы играл достопочтенный Вартеймор.

То, что в какой-то момент им придется противостоять империи, было ясно с самого начала — еще во времена подписания договора о неразглашении ложного времени.

Никто из верховных магов не утратил память во времена первых изменений. Но круг быстро осознал, что логичнее использовать ситуацию, чем бороться с ней.

Император был глуп и наивен, малолетний сопляк, который не видел ничего из того, что творится у него под носом. Мечтающий лишь о «справедливом» обществе, где все будут равны и счастливы.

Ведикт, как и все его собратья, понимал, что такой мир нежизнеспособен. Никогда не будет равенства между тупыми крестьянами, что умеют лишь пить и размножаться, и величайшими умами Ветенгейме. Стадом должны править мудрые, хоть и суровые, пастухи.

Круг создаст общество, основанное на знаниях и науках. Те, у кого голова забита лишь тем, как помахать огромной железякой да набить свой живот жратвой, должны занять подобающее им место.

План был безупречен, но смерть Безариуса спутала все карты. Бессмысленная смерть. Хаос в круге, который последовал за этим. Пришлось приложить столько сил, чтобы погасить начинающуюся грызню за власть.

Теперь у них в руках была скрижаль — ключ от нового мира, вот только они не успели подготовиться. Скрижаль должна была попасть к ним много позже — когда останется только провести ритуал закрепления и вырвать новой мир из пучин мироздания. Тогда, когда император понял бы, что его обводят вокруг пальца, он уже ничего не смог бы сделать. Но все планы полетели в Нит.

К стенам Ветенгейме — пока еще тонкими ручейками — начинают стекаться первые отряды разведки. Вся империя пришла в движение. Гонцы скачут по ее бескрайним землям, неся весть об общем призыве. Страна бурлит, выплевывая из себя воинов, и скоро, одетые в черные латы, под пурпурными знаменами солдаты чеканным шагом двинутся на штурм.

Ведикт вздрогнул, вспоминая жуткую картину, которую открыла ему вчера сфера предвидения. Как бы ни была сильна их магия — им не устоять. В какой-то момент стены падут, и император со своей шайкой тупых рубак ворвется в их священный город.

Только бы боги помогли им продержаться до начала ритуала. Им нужно всего лишь немного времени!

Сегодня Мидекус обещал представить доклад о содержании последней скрижали. И да помогут боги! Пусть у них хватит сил на то, чтобы сотворить задуманное. Пути назад нет!

В дверь постучали. Тихо и неуверенно. Даже через толщу зачарованного металла Ведикт ощущал страх стоящего за ней. Он удивленно поднял глаза.

— Кто там? Войдите! — недовольно проворчал он, скрывая от лишних глаз карты и планы, которыми был завален стол.

Дверь с тихим щелчком отварилась, и на пороге возник человек. Изнеможенное лицо, заплаканные глаза и грязные волосы делали его похожим на призрака. Он аккуратно прикрыл дверь и на трясущихся ногах подошел к столу.

— Прошу простить мою наглость, я не смею занимать вашего времени, — срываясь на плачь, проговорил человек. — Но прошло уже почти два месяца. Эйра больна! — только сейчас Ведикт осознал кто перед ним.

— Марфис? — Ведикт не верил своим глазам. Марфис был правой рукой Вартеймора и, наверное, самым приятным из всей их шайки. Обычно он был весел, добродушен и до неприличия красив. Ходили слухи, что у него дома хранится более тысячи парадных мантий и костюмов. — Что тебе? Ты не вовремя!

— Да! Я знаю, ты готовишься к совету, но я пришел молить. Они уже поплатились за свое. Они всего лишь дети!

— Эти дети чуть не пустили все под откос. Взбалмошные идиоты, ринувшиеся в погоню. Они ослушались приказа.

— Они мстили за своего учителя. Тебе ли не знать.

— Это не оправдание. Безариус умер! И вместо того чтобы помочь выполнить его последнее желание, твои так называемые «дети» чуть не убили единственного, кто мог добыть скрижаль!

— Но они же не знали! Никто не мог подумать, что убийца окажется искателем.

— Это ничего не меняет! Если бы я не вмешался в последний момент, искателя бы размазало по степям Накира. Кто вообще надоумил их поднимать мертвецов?! Они чуть не зарубили нашу последнюю надежду на новый мир. Многолетний план пошел бы под откос просто из-за их тупости и неумения подчиняться!

— Да, я понимаю. И поэтому я пришел не оправдывать их, а молить, — он рухнул на колени и начал биться головой об пол. — Они просто дети, которые любили своего учителя. Они осознали. Я готов взять за них ответственность. Я научу их слушаться. Обещаю! Дай мне вылечить их. Покажи свою доброту и всепрощение! Совет послушает тебя!

— Как низко ты пал, — с презрением процедил Ведикт. — Мне наплевать на них. Но твоя поддержка мне пригодится. Встань! Не позорь себя. В таком виде ты бесполезен. Иди умойся, приведи себя в порядок и перестань лепетать. Возможно, скоро мне понадобится твое умение втираться в доверие к старым извращенцам, что сидят в малом круге.

— Все что угодно! Моя душа и тело будут полностью в вашем распоряжении! — его голос задрожал, на глаза начали наворачиваться слезы, он начал ползти к ногам Ведикта, боясь поднять взор.

— Хватит! Я не такой, каким был твой учитель. Мне нужны от тебя только знания и работа мозга. Оставь все свои ужимки при себе, — он с отвращением отпихнул ногой подобострастно тянущиеся к нему грязные руки. — Их отпустят, но под твою ответственность. За любой их шаг тебе придется отвечать головой. И помни: стоит мне лишь на мгновение усомниться в ком-то из вас…

— Да, конечно, я сделаю все! Тебе не придется беспокоиться, — еще не веря в свою удачу, забормотал он. Неуверенная радость отразилась на грязном лице

— Отлично, — Ведикт достал лист бумаги и тонким почерком вывел приказ. В воздухе заискрилось, на белом листе проступила золотая печать. — Отнеси это вниз. Их выпустят. И поторапливайся. Если мне не изменяет память, ровно в полдень по расписанию у них встреча с плетью.

Упрашивать дважды Марфиса не пришлось. Он выскочил за дверь, безостановочно благодаря и кланяясь. В коридоре был слышен лишь стук его неподкованных каблуков по гранитному полу.

В начале седьмого восьмиугольный зал, расположенный на самом верхнем этаже проректорской башни, уже был полон. Ни у кого не хватило терпения отсиживаться в своих темных кабинетах в такой момент.

Все мысли были об одном. Сегодня им предстояло решить судьбу мира.

Ведикт взошел на кафедру, когда часы пробили ровно семь. Повисла тишина. Место это было ему совершенно непривычно и он чувствовал себя не в своей тарелке под взглядом десятков глаз. Обычно речи толкал Вартеймор. Безариус совершенно ничего не понимал ни в политике, ни в науке, но его умению держать интерес толпы и толкать пафосные речи не было равных. Однажды он два час читал лекцию по травам, перепутав красную вишнецу с алой вирмицой (которая — в отличие от безвредного густоцвета — является смертельным парализатором). Он вещал с такой уверенностью, что к концу лекции все слушатели готовы были поклясться, что всю жизнь прозябали в неведенье о таких необычных свойствах сахарной травы.

Ведикт тяжело вздохнул, собираясь с мыслями. Как бы ему сейчас не помешала такая уверенность в собственных словах. Нужно дать понять публике, что все хорошо, что все идет по плану. Поддержка круга нужна была сейчас как никогда. Пауза затягивалась. Все ждали его слов.

— Добрый вечер, коллеги, — начал он, голос предательски дрожал. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы наконец-то приступить к осуществлению нашего великого плана, — откуда-то с задних рядов раздались вялые аплодисменты. — Я рад сообщить, что последняя скрижаль у нас. Мы это сделали. Удача на нашей стороне, а значит, боги согласны, что мы делаем правое дело! — его голос совался на крик, но этого никто не заметил. Зал потонул в громких возгласах радости. — Не буду тянуть время, которого и так очень мало. Скрижаль расшифрована, и сейчас об ее содержании нам расскажет уважаемый магистр Мидекус, глава кафедры мифической филологии, — Ведикт указал в темноту зала, где в первых рядах сидел, ссутулившись, худощавый человек в огромных очках. Тот не обращал внимания на происходящее вокруг, бормотал что-то себе под нос, рисуя в воздухе тонкими кривыми пальцами только ему понятные картины.

Ведикт прокашлялся, пытаясь привлечь его внимание. Все ждали. Человек на первом ряду не двигался. Наконец кто-то толкнул того в бок, и он, как-то по-крысиному вздрогнув, поднял глаза на Ведикта и семенящими шагами побежал к кафедре.

Голос Мидекуса полностью соответствовал виду. Вблизи его схожесть с представителем крысиных стала поистине невероятной: сгорбившись и держа костлявые, покрытые синими венами руки перед собой, он неуклюже полез на сцену. Длинные полы грязной серой мантии тащились по полу, путаясь в ногах. Он несколько раз запнулся, в последний момент с трудом удержав равновесие, и наконец занял место за трибуной.

— Я расшифровал ее! — начал он, переминаясь с ноги на ногу, все никак не находя себе места. — Скрижаль датируется второй эпохой. Язык, что интересно, совершенно не соответствует тому времени. В надписях используется не только мирейская азбука, но и символика Накир, что доказывает, что кочевники жили на этой земле очень давно, но это не самое интересное, главное… — речь его была быстрой и нервной. Тонкие серые усики, уже пробиваемые сединой, вздрагивали при каждом слове. Голос его был настолько тихим, что даже заклинание усиления не спасало, слова было крайне сложно разобрать, а потому многие встали со своих мест, чтобы подойти ближе. — Я провел исследования, и они показали, что пластина, на которой размещаются письмена…

Он запнулся, ловя на себе раздраженный взгляд Ведикта.

— Прошу прощения, я отвлекся, — Медикус еще больше съежился, втянул голову в плечи и, заикаясь, продолжил: — Ритуал оказался намного проще, чем мы думали. Почти все уже готово. Нужно только начертить два круга с девяносто семью точками концентрации в месте скопления энергии, и когда сила польется через них, разделяя реальности, необходимо будет в каждом из них принести жертву двух кровей. Один круг должен содержать младенца нового мира от родителей, что помнят ложное время, но отринувших магическую сущность, второй же должен принять кровь старца, родившегося в ложном времени, отринувшего прошлое и мечтающего о будущем. Именно по его образу и возродится новый мир. И в ночь третьей луны, когда их дух сольется воедино, все и случится.

Повисла гробовая тишина. Все обдумывали сказанное. Формы обряда и правда были просты. Рисовать круги концентрации умели все, и, даже несмотря на то, что самое сложное из известных заклинаний требовало не более двадцати точек сборки, построение девяносто семи точечного круга было вполне реальным. Но вот ингредиенты…

— Мы должны создать ребенка? — раздался хамоватый громкий голос с дальних рядов. — Есть ли среди нас дамы, готовые возложить на себя такую высокую задачу? Я с радостью готов буду вам помочь.

— Сядь, Зейр, — осадил Ведикт молодого белобрысого мага. — Ты либо глупец, либо не умеешь слушать. В любом случае ни одна из присутствующих особ не согласится принять твою… «руку» помощи, — в зале раздались тихие смешки. — Ты же слышал, говорится о ребенке, чьи родители не владеют магией

— Но это же невозможно! — крикнула Вальет, молодая ведьма с огненно-рыжими волосами. — Без магической защиты заклинание образа из первой скрижали стирает всем память. Это какой-то абсурд.

— Если об этом написано, значит, это реально. Тем более, по нашим данным, в мире все же иногда встречаются люди, что помнят ложное время. Ты же сама не более чем год назад ездила утихомиривать деревеньку у Торгового тракта.

— Но какова вероятность, что два таких человека встретятся, да еще и ребенка родят?! — вновь закричала она

— А вот это уже наша проблема. Мы подозревали что-то подобное. Работа уже ведется в этом направлении.

— Да боги с этим ребенком! — закричал Зейр, который не мог так легко простить, что его унизили на глазах у всех. — Что делать со вторым ингредиентом? Кто будет от лица всех нас создавать новый мир!

— У нас еще есть время это обсудить, — начал Ведикт, пытаясь уйти от щекотливой темы, но было уже поздно.

Зал вспыхнул, как сухое сено, десятком разных голосов. Все что-то кричали, спорили и перебивали друг друга. К сожалению или к счастью, магическое сообщество при всей просвещенности было сборищем прожженных эгоистов, не доверяющих друг другу. Каждый хотел видеть себя во главе нового государства. Чтобы мир был создан по его мыслям и представлениям. Ведикт стоял на кафедре, но его никто не слушал. Споры росли, а он ничего так и не смог сделать. Все-таки лидером он не был.

***

В этот раз дорога по священному лесу была приятнее. Мелл шел, сам не зная куда, в глубине души надеясь, что разговор во сне с Видящей был правдой. Иначе его поступок граничил с полным безумием. Вот древиды удивятся, если он вдруг нежданно появится на пороге.

Осень уже вступала в свои права, и листья на вековых деревьях окрасились в красно-оранжевые цвета. Сейчас, озираясь по сторонам и видя мощь древних исполинов, Мелл думал о том, насколько же ничтожны его попытки что-то изменить в этом мире. Эти деревья, что кронами своими закрывали низкое небо, стояли здесь задолго до его рождения и будут стоять после его смерти. Может быть, зря он поддался панике и сунулся в это странное предприятие? Может быть, нужно было просто забиться поглубже в нору и дождаться, когда все успокоится? Ведь мир незыблем, он будет существовать вне зависимости от того, как в нем будут называться города и кто будет носить корону. А для искателей в любом мире найдется место.

Под ногами мирно шуршали листья, где-то в ветвях завели свою длинную грустную песню птицы. Мелл шел наугад, не выбирая дорогу. Как говорил Эйб: «Не может заблудиться тот, кто не знает, куда идет». Он очень смутно представлял, где проходят границы Священного леса. Во время их побега ему было недосуг запоминать путь — мысли были заняты совсем другим. Тогда он и подумать не мог о том, что когда-то по своей воле вернется сюда.

Местность была совершенно незнакомой. Сначала он хотел идти вдоль Ариалы, но сразу понял, что без карты понять, кто из ее бесконечных притоков Вейта, ему вряд ли удастся.

Вечерами он устраивал себе ночлег, выбирая места как можно дальше от деревьев, припоминая неприятную встречу с феями. Он выставлял вокруг себя все известные ему охранные знаки, и только удостоверившись, что в десятках мефид¹ от него нет ни одной живой души, позволял себе расслабиться.

В тусклом свете одинокого костра он углублялся в изучение магических книг, что позаимствовал из библиотеки отца. Уроки эти не приносили никакой пользы, он не мог продвинуться дальше первого узла. Плетения были слишком сложные, что-то из разряда высшей магии, доступной лишь верховному кругу… и изгнанным магистрам. Ему нужны были учебники для новичков. А если верить Безариусу, то такому, как Мелл, нужно начинать с уроков для одноруких слепых идиотов. И даже с этим он не справился бы. Мелл улыбнулся воспоминаниям. Из них с Лето вышел бы один мало-мальски хороший маг. Однорукость есть, одноглазость присутствует! Полный набор!

Как все раньше было просто. В памяти всплыло раскрасневшееся лицо магистра. Во времена своего недолгого студенчества не было для Мелла большей радости, чем доводить до истерики этого надменного старика. Помнится, когда Меллу удалось впервые призвать руну огня и спалить половину кафедры истории, Безариус протащил его через всю академию за ухо, не прекращая ругаться ни на секунду. Мелл после этого случая неделю не мог спать на правом боку. А про то, что ближайшие несколько месяцев он провел, отмывая ночные горшки, и вспомнить страшно. И это было далеко не самое большое безумие, которое он вытворял в стенах академии.

Мелл сбросил с себя воспоминания о прошлом и встряхнул онемевшую от напряжения правую руку, которую уже начала сводить судорога. Почерневшая левая все еще оставалась недвижимой.

В сотый раз перечитав инструкцию, он собрал пальцы в фигуру и, закрыв глаза, попытался сконцентрироваться и очистить разум.

Спустя недолгое время перед его внутренним взором начали проступать нити реальности. Он напряг взор, пытаясь среди них отыскать остатки плетений, завязанных на тенях. Таких нашлось три. Две почти растворившиеся в мироздании и одна относительно свежая — ей было не более сотни лет. Он осторожно попытался ухватить ее, та искривлялась, но упорно не шла в руку. Наконец, с десятого раза ему удалось притянуть ее к себе. Впервые за месяц его бесплотных попыток! Неужели сегодня ему удастся сплести первый узел?! Он сделал рывок, загибая нить, но от такого варварского обращения нить застонала и лопнула, обдав незадачливого мага волной жара.

Мелл открыл глаза, из-под воспалившихся век ручьем потекли слезы. Он повалился на землю, тяжело кашляя. Отдача оказалась сильнее, чем он предполагал. Еще немного, и энергия порванной нити разорвала бы его на части. Магия не терпит ошибок.

Дни сменяли один другой. Мелл все так же продвигался в неизвестном направлении в надежде набрести на знакомое место или же (что было бы не самым лучшим вариантом) на одну из застав древид. Экспериментов с тенями он больше не проводил, посчитав, что мертвым магия ни к чему. И теперь все свободное время тратил лишь на то, чтобы научится быстро вытягивать нити из узора. У него даже начинало получаться.

В тот день погода была на удивление прекрасной, даже грустные мысли впервые за последнее время покинули его разум. Он шел, с любопытством поглядывая по сторонам и пытаясь угадать название хотя бы одного из растущих здесь цветов, как вдруг с удивлением обнаружил, что уже некоторое время, сам того не замечая, идет по узкой тропинке, что весело петляла средь деревьев. Тропка шла вперед и через несколько мефид совсем исчезала, но стоило ему сделать пару шагов, как опять впереди открывался путь. Он оглянулся — позади ничего не было, лишь его следы на чуть примятой траве.

Это было похоже на игру. Мелл попытался развернуться, уйти с дороги, отпрыгнуть и даже идти в обратном направлении, но куда бы он ни повернул, под ногами оказывался клочок утоптанной земли, уходящий вглубь леса. На редкость интересное явление. Ему еще никогда не приходилось сталкиваться с подобным.

Радовало то, что его все-таки ждут. И хотят, чтобы он добрался до нужного места без приключений.

Несмотря на всю магию, дорога заняла намного больше времени, чем он предполагал. Погода стояла мягкая и солнечная. Еды, набранной в родительском доме, должно было хватить еще на добрых пару месяцев, а возможность хотя бы немного расслабиться и не думать о плохом, пусть и на время, делала путь еще приятнее.

Мелл шел, насвистывая веселую мелодию и перебирая в голове то, что случилось с ним за последний год.

Он никогда бы не подумал, что такое может быть, но покинуть дом, в котором он уже столько лет не жил, оказалось намного сложнее. Что-то держало его там: то ли тоска по прошлому, то ли желание разобраться в том, почему его фамилия произвела такое странное впечатление на голема — хранителя скрижали. Но факт оставался фактом. После выздоровления Лето Мелл еще несколько недель откладывал отъезд, каждый раз находя какие-то отговорки и причины задержаться на денек в родных стенах. Стыдно признаться, но ему нравилось ощущение дома.

Пусть там никто не жил, пусть старые обветшалые стены осыпались без постоянного присмотра людей, а вещи покрылись толстым слоем пыли, но все же это был его дом. Даже пауки, осевшие по темным углам комнат, были ему родными. Он давно забыл, что такое Дом. Не просто место, где можно поесть и переночевать, а Дом — с большой буквы. Ведь ни одна гостиница, какая бы дорогая она ни была, никогда не заменит этого ощущения.

«Старею», — подумал Мелл, прерывая воспоминания. Может, правда пришла пора задуматься о том, чтобы где-нибудь осесть. Завести жену, детей, домик и пару коров.

Он представил себя в окружении деревенского пейзажа и рассмеялся. Нет, все-таки он не сможет. Как бы он ни сетовал на ужасы своей жизни, на бесконечные тяготы странствий и опасности исследований, как бы ни мечтал о тихой мирной жизни с теплым очагом и горячим обедом, он отлично понимал, что он и мирная жизнь — то же самое, что секира на пасеке. Ею можно забивать колышки ульев, рубить дрова и отгонять любителей бесплатного меда, вот только создана она для другого. Только испив кровь врагов, она может зваться секирой.

Мысли его улетали куда-то далеко за горизонт. Возможно, виной этому чистый воздух или то, что уже несколько недель, находясь вдали от суеты, он расслабился, забыв от опасности. Поэтому, когда позади раздалось чье-то деликатное покашливание, он от неожиданности дернулся и упал на землю.

— Можно в ноги и не падать, — услышал он знакомый шуршащий голос. — Не переигрывай. Уж не настолько ты рад меня видеть, — в голосе Видящей читалась улыбка.

— Ну что вы! Просто при нашей последней встрече вы подарили мне столько стрел на память, что я сразу решил показать вам, что в этот раз от подобных щедрых даров готов отказаться, — ответил Мелл, поднимаясь и отряхивая штаны от жирной лесной земли.

— Я учту ваши пожелания, — ни капли не смутившись, ответила она. — Я решила встретить вас лично, чтобы вы смогли добраться к нам в целости и сохранности.

— Лично — это хорошо, — ухмыльнулся Мелл. — А лучники, засевшие в кустах, они тут просто? Для антуражу?

— Можете считать их украшением местности. Не буду скрывать: не весь наш народ рад вашему возвращению. Все же уходили вы довольного громко и не совсем аккуратно.

— Ну, как встретили, так и попрощались.

— Вот именно по этой причине вам и разрешили вернуться. Давайте закончим наши словесные баталии. Я уверена, когда вы узнаете правду, вы поймете, почему в нашу первую встречу я не могла поступить иначе.

— Я так понимаю, дорога неблизкая, можете начинать.

— Не здесь. Мои войны не знают языка Эретора, но лучше не стоит рисковать. То, что я хочу рассказать вам, не должно быть услышано посторонними. Так что придется подождать. Кстати, я удивлена, что вы пришли один. Тейалитен мертв?

— Кто?

— Он так и не открыл вам своего имени… Интересно. Юный воин нашего рода, что прибыл с вами в прошлый раз.

— Лето? Вы о нем? — Мелл постарался запомнить этот странный набор букв. — Какое дурацое имя, неудивительно, что он его скрывал.

— В детстве это имя подходило ему намного больше. Он был прелестным ребенком. Так что с ним? Я видела много опасностей на его пути.

— Не волнуйтесь, он живее всех живых. Нам пришлось разойтись. Он отправился в столицу спасать сестру.

— Странно, — взгляд ее затуманился. — Как давно вы разошлись?

— Уже недели две как. А что такое?

— Это не имеет смысла. Его дорога в город пуста. Я видела, что он должен вернуться в лоно леса.

— Вы видели? Вы можете предсказывать будущее?

— Нет, юный человек. Только шарлатаны и сумасшедшие уверяют, что видят будущее, я же могу лишь ощущать, как сплетаются нити судьбы. Но любое действие меняет узор будущего, так что в моих силах лишь предсказать, что может произойти, а что — нет. Просто я достаточно долго живу на этом свете, чтобы научиться смотреть и правильно спрашивать.

— А что ты видишь у меня?

— Я вижу твою смерть. Почти все твои нити ведут к неминуемой гибели, какие-то рвутся совсем скоро, какие-то тянутся вперед, но все равно уже виден их конец.

— То есть что бы я ни делал, меня ждет только смерть?

— Всех нас ждет смерть. Этого, к счастью, не изменить. Вопрос лишь в том, что мы сделаем, пока она нас не нашла. Ты можешь спасти этот мир, ты же можешь стать его погибелью. Так что я не скажу тебе, что я вижу, ибо любое мое слово может подтолкнуть тебя в неверном направлении.

На этот раз прием и правда был радушнее, если не обращать внимания на взгляды, что кидали на Мелла жители этого необычного города. Оказалось, что это действительно город: где-то сновали высокие женщины с корзинами ягод, откуда-то разносился странный, но довольно приятный запах чего-то съестного, весело бегали дети, играя в свои незатейливые детские игры.

Они проследовали по главной улице (наверное, слова «тропа» здесь подошло бы больше), вдоль которой с двух сторон стояли могучие деревья, в чьих кронах ютились ветвистые дома. Было светло и, несмотря на то, что небо пряталось в листьях, солнце все же пробивалось, создавая на земле чудаковатые узоры.

Мелла привели в уже знакомый дом на дереве, где в прошлый раз он имел недолгую беседу с Видящей. Видимо, она и правда там жила. Разговор всю дорогу так и не клеился, и Мелл, решив, что до времени он так ничего и не узнает, с интересом смотрел по сторонам. Без веревок на руках экскурсия получалась даже интересной.

Охрана отстала от них еще на входе в селение, они как-то незаметно разбрелись по округе, и Мелл обнаружил, что они остались с Видящей вдвоем. Она шла плавно, но из-за своего роста и огромного шага все время уплывала вперед, и Меллу приходилось переходить на бег, чтобы не отставать.

В доме было пусто. Посреди комнаты — прямо на полу — была расстелена цветастая скатерть, уставленная тарелками с фруктами, напитками и какими-то совершенно незнакомыми растениями, судя по нарезке, пригодными в пищу. Ничего похожего на стулья или подушки не было, поэтому Мелл, недолго раздумывая, сел на пол.

Видящая молчала, она не ела, только медленно попивала сладковатый напиток из высокого плетеного бокала. Мелл, уже уставший от молчания и странной помпезности происходящего, принялся за еду. В конце концов, неизвестно, когда Видящая решит начать беседу, а сидеть голодным и просто смотреть друг на друга как минимум глупо, а как максимум — совершенно непростительно по отношению к пустому желудку.

— Ты наелся? Или людям нужно больше пищи? — спросила она, когда Мелл наконец-то утолил первый голод и сейчас, с любопытством разглядывая яства, думал, что бы еще такого попробовать.

— Нет. И не надо на меня так смотреть, я не виноват, что нам нужно есть, в отличие от вас, живущих только на росе и силе солнца, — почему-то этот простой вопрос обидел, и Мелл специально потянулся за странным корнем, что лежал на тарелке рядом с ним.

— Прости, не хотела тебя оскорбить. И чтоб ты знал, мы не питаемся солнцем, почти никто из нас. Просто я давно не присутствовала на ужинах. Мало кто из молодежи осмеливается подниматься ко мне, — она грустно улыбнулась, и Меллу вдруг стало стыдно за свое поведение.

— Ладно, может, уже приступим к делу? — пытаясь скрыть смущение, начал он. — Ты же позвала меня сюда не для гастрономических дебатов.

— Раз к делу, тогда начнем. Что тебе известно о скрижалях?

— Немного, — Мелл попытался вспомнить книгу, что читал про них. — Это инструкции к созданию нового мира, в котором все происходит так, как того желает создавший.

— Все не совсем так. Мир нельзя создать, мы не боги. И никакая магия в этом не поможет. Мир един. Скрижаль же хранит тайну того, как мир расслоить. Убрать из мира то, что тебе не нравится. В таком виде знания были переданы богами первым жителям мира. Получение желаемого, нового уклада — это уже последующие доработки магов. По факту, это не так уж и сложно, просто заклинание большой мощности. Сложно именно разделить мир. Так, чтобы жители не заметили этого.

— Подожди, если мир расщепляется, как ты говоришь, значит, все, что исчезло, сейчас где-то существует?

— Ты задаешь правильные вопросы, потомок Рю. Все, что выбрасывается из этой реальности, попадает на другую ветвь и существует там.

— Тогда я не понимаю, в чем проблема. Если нам не нравится то, что император натворил здесь, мы можем просто уйти. Я даже место встречал, где существует старый мир. Из-за чего вся паника-то? Я думаю, что если уж я смог найти выход, то у вас с багажом мудрости вообще вопросов быть не должно.

— И здесь ты прав. Вот только мир очень хрупок. И делят его не в первый раз. Каждый раз, произнося это заклинание, мир рвут на части. Снова и снова. Но так не могло продолжаться вечно. Я говорила с будущим. Я видела. Если слова будут произнесены вновь, то порвется само полотно мироздания и все, что мы знаем, обратится в первородный хаос. Ты должен это остановить.

— Да что за бред? — Мелл в порыве не заметил, как вскочил на ноги и начал ходить по комнате. — Какой хаос? Почему вообще я?

— Потому что ты потомок рода Рю. Ты можешь пройти грань.

— Да что ты заладила! Если я такой один и такой важный, почему ты хотела убить меня?

— По той же причине. Ты последний сын рода Миротора. Ты единственный, кто мог явить последнюю скрижаль этому миру. И ты же единственный, кто может пойти по его стопам.

— Я не могу быть потомком этого сумасшедшего мага! Да, мой отец был не самым адекватным и добрым человеком. Но то, что ты говоришь, полный бред! — Мелл уже кричал.

— Отец твой ни при чем. Твоя мать была хранительницей памяти. Она же и передала тебе чувство пути.

— Ты ничего не знаешь! — выкрикнул Мел, схватив Видящую. — Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моей семье! — Мелла начало трясти. — Моя мать не могла. Ты путаешь!

— Успокойся, — совсем тихо сказала Видящая, но голос ее вонзился в самый мозг. У Мелла в голове все резко прояснилось. Он присел там, где стоял, вспышка гнева прошла так же внезапно, как началась

— Прошу прощения, — все еще переводя дыхание, проговорил он. — Не знаю, что на меня нашло. Обычно я более… сдержан.

— Ничего страшного, это не твоя вина. Это последствия наложенных на тебя защитных чар. Можешь радоваться, твоя мать тебя действительно любила, она очень не хотела, чтобы ты знал, кто ты.

— И кто я?

— Ты человек. А это уже немало. И возможно, только это и может нас спасти.

— Хватит говорить загадками. Откуда вообще вам все это известно? Про мою мать.

— Мне неизвестно. И до того, как ты сбежал от нас, оставив на пути много своей крови, я даже не знала, что кто-то из того рода жив. Я не помню времен Миротора — память тех эпох скрыта от меня. Я смогла отследить его потомков до десятого колена. Некоторые становились великими людьми, пропитывая земли Каленара² кровью. Я смогла найти потомков тех, кто оставил свой след в истории, но большинство из них жили обычной непримечательной жизнью, а что стало с их детьми, мне неведомо. Многие из тех, кого мне удалось отыскать, умирали, не дожив до седин.

— Почему-то мне кажется, что не без помощи со стороны, — невесело усмехнулся Мелл.

— И это тоже. Кого-то убивали люди, кого-то, не буду скрывать, находили мы. Тайны, которые мог передать Миротор, не должны были увидеть свет. Но мир меняется. У людей короткий срок, но и потомков они рождают много. Нельзя уследить за всеми. Пять веков назад я потеряла из вида последнего представителя старшей ветви рода. Я думала, он погиб, не оставив детей и не передав память предков. Но я ошиблась. Потеряла бдительность. И ты живое тому доказательство.

— Ты это поняла по капле моей крови? — недоверчиво спросил Мелл, вглядываясь в собственные руки.

— И да, и нет. Кровь лишь открыла мне глаза. Сейчас я вижу, что те плетения, что окутывают тебя с ног до головы, не принадлежат этой стороне. Они намного старше. Твоя мать была поистине сильна. Одно мне непонятно: почему она не передала эти знания тебе.

— Она не успела, — Мелл тяжело вздохнул. — Она умерла, когда мне было десять.

— Соболезную, — тихо прошептала Видящая. — Мне знакома боль утраты. Она не стихает даже спустя сотни лет.

— Спасибо, — Мелл замолчал, подбирая слова. — Отец считал, что ее убили. Не знаю уж, с чего он это взял. Но он бросил свой пост при королевской палате. Уехал в глушь, а меня отправил в пансион в Ветенгейме. Не знаю, кого он подозревал и что делал, но спустя пару лет по личному приказу короля его лишили имени, обвинили в подстрекательстве к восстанию и повесили на него столько бредовых обвинений, что вспомнить страшно. Я тогда не сразу понял, что произошло… помню только, как сидел у себя в спальне в академии и мне пришло письмо запечатанное лаской, — это знак нашего рода. Я не думал, что там что-то серьезное, бросил его в стол и открыл только спустя неделю… Стоп, почему я вообще тебе это рассказываю?! — Мелл резко замолчал и удивленно уставился на Видящую.

— Прости, я не думала, что дух покоя подействует на тебя так. Видимо, заклинания защиты твоей кровной памяти намного сложнее, чем я подозревала. Первым была злость, теперь это. Наверное, ты с радостью рассказал бы мне всю свою жизнь, лишь бы уйти от вопросов, касающихся твоей матери.

— Да не знаю я ничего про нее. Она была магом. Входила в большой круг Ветенгейме. И то не за свои заслуги, а как жена магистра второй ступени.

— Хочешь сказать, она не была великим магиком? — недоверчиво спросила Видящая. В этот момент узоры на ее теле пришли в движение, а глаза загорелись теплым мягким светом.

— Нет, она магией почти не пользовалась. Максимум — коленки залечить. Все отец делал. Даже магии меня он учил. До смерти мамы он был добрым, спокойным. Он научил меня самым простым узлам. После ее кончины он очень изменился. Стал нервным, пытался давать мне уроки, но любая ошибка выводила его из себя. Мне кажется, он поэтому меня отослал в школу. Просто чтобы не убить ненароком. Я не был хорошим учеником. Помню, как-то раз, когда он знакомил меня с рунами, я… Так, стоп! Сколько можно-то? Выключи эту хрень уже! Не хватало еще начать рассказывать о том, как меня выпороли на конюшне за то, что я яблоню сжег. Асхан тебя побери!

— Успокойся. Я поняла. Все. Темя закрыта, — она мягко коснулась рукой моей головы. — Давай поговорим о деле. Выдыхай. — Мелл глубоко вдохнул. — Так лучше? Нет желания рассказывать мне про все подряд? — усмехнулась она. — А то времени, конечно, мало, но я бы послушала про яблони.

— Очень смешно. Прям обхохочешься, — мысли вернулись в нужное русло. — Ты сказала, что я должен пройти по следам Миротора? — мурашки пробежали по коже от одного его имени. — Я должен уничтожить половину мира? Стать великим магом и сойти с ума? Так себе перспектива.

— Не кощунствуй. Твой предок и правда оставил память о себе в человеческой истории не самую хорошую, но все его предсмертные деяния ничто по сравнению с тем, как он начал свой путь. Он принес в наш мир заклинание расщепления миров.

— Ты хочешь, чтобы я изобрел заклинание, равное по силе ему? Ты с ума сошла? Я магию первой ступени-то с трудом освоил. И кем бы ни были мои предки, в одночасье гением в этой области я не стану.

— В этом ты прав. Гением тебе стать не дано. Ты даже слушать не умеешь. Миротор не создавал это заклинание. Он его принес. Принес из Сейтавалинави.

— Откуда? — опешил Мелл. — Я могу поверить в богов, могу поверить в саму бездну и сотни миров. Но Сейтавалинави?! Это полный бред.

— Я удивлена уже тому, что ты знаешь, о чем я, — Видящая одобрительно улыбнулась.

— Мне мать в детстве читала о нем сказки. Мир первоначальной магии, где нет горестей и страха. Мир единения и грез. Ты серьезно?!

— То, что ты говоришь, это явное преувеличение. По крайней мере, насколько мне известно, это не похоже на место покоя и единения. Но точно могу сказать, что магическая сила пришла оттуда.

— Ты была там? Не проще ли тебе туда и сходить?

— Я не знаю. Вернее, не помню. Мои воспоминания путаны. Я не могу разобраться, что было моей жизнью, а что — лишь истории, услышанные извне.

— Ты издеваешься? И на чем тогда основана твоя вера в то, что тот мир действительно существует?

— В этом нет сомнений. Неважно, была там я или кто-то из предков. Суть древид основана на этом. Мы пришли оттуда.

— Так в чем проблема? Вернитесь туда. Зачем тебе я?

— Я бы рада была вернуться, вот только мне нет пути назад. Наш народ изгнали за то, что мы когда-то пожалели людей. Не позволили уничтожить только научившихся колдовать существ, мы поклялись, что будем хранить эту реальность. Я бы все отдала, чтобы вернуться туда. Ты даже не представляешь, как мне тесно здесь. В месте, где силы так мало, что вы не пускаете ее в мир, снова и снова связывая ее заклинаниями. Это ужасно! Противоестественно, омерзительно, но это теперь мое место и мы должны спасти его, во что бы то ни стало! — глаза ее начали гореть огнем. Рисунок на коже ожил, распускаясь и открывая взгляду тонкие трещины на теле, сквозь которые начал пробивать золотой свет. Последние сходства с человеком утратились. Мелл неосознанно сделал шаг назад. Вдруг весь свет резко погас. Она подняла на него затуманенные бездонной печалью глаза. — Прости, что напугала. Я редко теряю контроль, но, видимо, твое плетение действует и на меня. — Она попыталась улыбнуться.

— Да ладно, все нормально. Меня таким не напугаешь. Я ж избранный, — попытался пошутить он, садясь на место.

— Твои слова бы да в уши дюжине, — невесело ответила она, беря в руки стакан. — За избранного я бы душу отдала, будь она у меня. Последний на моей памяти был Эретор, да и того на битву благословили только десять из двенадцати.

— Не придирайся к словам. А то обидно как-то.

— Ты прав. Я же тебя избрала, так что теперь ты избранный, хоть и не богами — мной. Так теперь тебя звать и буду.

— Я за. Великий избранный Мелл, гроза всех лесов и гор. Хорошо звучит. Мне нравится. По крайней мере, это будет нескучно. Куда мне идти?

Почему-то Меллу казалось, что как только он согласится, ему тут же ему вручат карту и отправят в путь, но Видящая потому и мудрее, что ничего подобного даже не планировала.

Стоило ему согласиться, как напряжение в комнате исчезло. Мелл только сейчас осознал, что воздух во время их разговора оставался недвижим, и в помещении стояла абсолютная тишина — ни звука не проникало сквозь тонкие плетеные стены. Но стоило ему сказать «да», как кокон, отделяющий их от остального мира, треснул, и с улицы послышались детские голоса, шелест листьев и скрип ветвей.

В тот день они больше не обсуждали дел. Весь вечер они просидели, попивая странный травяной чай из деревянных чашек. Видящая любила поговорить, но стена, воздвигнутая подобострастным уважением ее народа, вынуждала ее днями находиться в полном одиночестве. Она рассказала, как строился мир, как воздвигались империи и как их народ покинул Сейтавалинави. Она говорила много, но каждый раз, когда Мелл заикался про его будущее путешествие, она как-то незаметно уводила разговор в другую сторону, взглядом давая понять, что время еще не пришло.

К вечеру Мелл понял, что если для Разговора время не пришло, то для сна оно уже наступило. Глаза слипались под мерный шелестящий голос. По невидимому ему сигналу в комнату поднялись две молодых древиды, они молча помогли ему подняться и показали следовать за собой.

Каким бы волшебным ни был вечер, но спускаться с высоченного дерева посреди кромешной ночи, темноту которой прорезают только далекие блики звезд, не самое приятное занятие. Засыпающий мозг не сразу осознал, что происходит, когда ветви оплели его тело и потащили вниз. Мелл дернулся и попытался схватить нож. И только звонкий голос сопровождающих, говорящий ему что-то на непонятном языке, но с очень мирной и певучей интонацией, остановил его. Ветви аккуратно поставили его на землю, и как только ноги коснулись травы, мягко отпустили и поползли куда-то вверх.

Жить его поселили на точно такое же дерево, только размером оно было меньше. Комната была совсем пустой. У стены лежали несколько подушек и одеяло. Рядом стоял кувшин с водой. Древиды стояли и смотрели на него, будто чего-то ожидая. Мелл было хотел уже распрощаться, но вдруг с ужасом осознал, что хочет в туалет. Мысль была столь неуместной, но желание столь сильным, что это породило в нем отчаянье.

Было понятно, что никакого горшка или чего-то подобного здесь просто нет. И Мелл сомневался, что гордые древиды справляют нужду по ветру прямо с дерева.

— Не подскажете, где у вас туалет? — уже чувствуя себя полным идиотом, спросил он, обращаясь к древиде, что была пониже по их нечеловеческим нормам. В рунном рисунке у нее еще виднелись зеленые линии. Почему-то ему подумалось, что она здесь самая молодая.

— Вейрем али том? — ответила она, всем своим существом показывая, что не понимает его.

— Туалет, — почему-то громче и медленнее произнес он. Это не возымело никакого эффекта. В порыве отчаяния, понимая, что мочевой пузырь уже на пределе, он попытался показать, что расстегивает штаны, и изобразить расслабленность на лице, имитируя звуки воды.

Это повлияло на поведение древид. Не успел он закончить свою пантомиму, как старшая из них размахнулась и ударила его по лицу. Что-то выкрикнула в темноту и, подхватив ничего не понимающую подругу, выбежала в ночь. Мелл остался один.

Внизу слышались восклицания и крики, начались громкие споры. Мелл хотел было выйти наружу и попытаться объясниться, но, выглянув за дверь в черную бездну ночи, вернулся, с ужасом ожидая неминуемой расплаты. Но, к его удивлению, вскоре голоса стихли, оставив его наедине со своими проблемами, которые, к его большому сожалению, так никуда и не делись.

Мелл еще раз осмотрел помещение в надежде все же отыскать вожделенный горшок. Он внимательно обошел все углы и окна. Заглянул за дверь, прикидывая расстояние до земли, и ему даже удалось найти лозу, которая так лихо поднимала его наверх, но, покрутившись вокруг нее минут пять, он пришел к неутешительному выводу, что заставить ее двигаться ему не под силу. Спускаться в кромешной темноте по стволу дерева он тоже не решился. Пришлось вернуться.

Посреди комнаты вызывающе стоял кувшин. На сомнения не оставалось времени. Мелл аккуратно слил воду на живую стену. Кувшин так кувшин. Сами напросились.

Ночь прошла спокойно, Мелл думал, что мысли о предстоящем пути не дадут ему уснуть, но лишь голова коснулась тонкого одеяла, как тихий шелест листьев окутал его со всех сторон, и он погрузился в сладкий сон.

Меллу снился Сейтавалинави. Таким, каким он знал его из сказок матери. Высоченные стеклянные замки, парящие над землей, с разноцветными флагами, развевающимися на морском ветру. Веселые улыбающиеся люди в ярких одеждах, вальяжно расхаживающие по узким уютным улочкам города, где из каждого окна лилась чарующая музыка. Мелл смотрел на тонущие в облаках шпили, на мосты, выгнутые над прозрачными, переливающимися на солнце реками. Отовсюду были слышны смех и песни. Тысячи фонтанов и садов украшали город. Не было в этом волшебном месте горестей и зла.

Он взлетел выше, и яркие крыши с цветущими садами остались далеко внизу. Его уносило все дальше, и вот города превратились лишь в яркие пятна средь бескрайних зеленых лугов.

Картины терялись, сливаясь в единый цветастый пейзаж, он летел куда-то на запад, не разбирая дороги. Один город сменял другой, как будто пытаясь своей красотой затмить собрата. Изрезанный бухтами берег лазурного моря остался позади. Внизу раскинулись белые пески пустынь, раскаленное красное солнце тонуло в барханах. От красоты закатного неба у него перехватило дыхание, он хотел зависнуть на мгновение, но его неумолимо тянуло вперед. И вот уже пустыня сменилась скалами, скалы сплелись друг с другом, образуя горную цепь, разрезавшую мир на две части. Он летел все выше и выше. Горы, укутавшись в снежные шапки, проносились внизу. Солнце, отражаясь от них, слепило глаза. Он зажмурился всего на мгновение и вдруг увидел, как под ним расстилаются до боли знакомы места.

Накир. Место некогда живое и опасное сейчас являло собой печальное зрелище. Выжженная земля уродливыми язвами покрывала степь. От поселений и постов не осталось и следа. Лишь гонимые ветром пепел и дым. В нос ударил запах паленой плоти. Кое-где еще виднелись непотушенные пожары, продолжающие пожирать уже мертвые поля. И на лемы³ вокруг ни одной живой души.

Наконец степь сменилась болотом и лесами. Иногда на глаза ему попадались небольшие города и села. Грязные улицы, низкие приземистые дома и замученные испуганные люди. Весь край был пропитан страхом и горем. По размытым дождями дорогам под черно-пурпурным знаменем на восток шли армии, вбирая в себя все новых и новых людей. Он хотел последовать за ними, но его резко развернуло и потянуло на север. Внизу раскинулся Священный лес.

Ему показалось, что он падает. Все быстрее и быстрее приближалась земля. Он уже мог различить средь зарослей узкие линии тропинок. Плетения веток и даже рисунок листьев. А потом он увидел себя, лежащего на тонком одеяле в углу древесного дома. У него перехватило дыхание, и он открыл глаза.

В комнате ничего не изменилось. Была глубокая ночь. Еще по-летнему теплый ветер задувал в окно. Мелл подошел и выглянул наружу. Безумно хотелось закурить, он редко потакал этой вредной привычке, но сейчас это было нужно. Он, не глядя, сунул руку в ларец, в глубине нашарил давно забытые трубку и кисет. Пальцы дрожали — то ли от холода, то ли от странного возбуждения. Он с трудом сдерживался, чтобы не начать бесцельно ходить по комнате. Тело хотело действий. Прямо сейчас бежать к Видящей, собирать вещи и отправляться в путь. Дорога звала его. Сияющие стены городов стояли перед взором, маня и требуя, чтобы он нашел их. И, что странно, он и сам жаждал этого. Видение было настолько реальным, что теперь все на фоне этой красоты будет казаться ему пресным и уродливым. Он должен там быть. Нет сомнений в том, что там он сможет найти ответ. Впервые за долгое время он почувствовал желание жить. Что бы ни ждало его впереди, это всяко будет интереснее того, чем он занимался последние годы.

Он закурил. Эреторский табак никогда не славился качеством, но старую заначку, что была привезена им еще пару лет назад из Идиэи, была давно утеряна в его бесконечных путешествиях. Трубка горчила, но все же приводила мысли в порядок.

Уснуть снова он не надеялся, а до утра за ним явно никто не придет. Чтобы хоть как-то скоротать время, он закрыл глаза, пытаясь увидеть перед собой линии силы, на которых можно было бы потренироваться.

Мир пронизывали мириады разноцветных нитей. Одна не похожая на другую. Мелл залюбовался столь чуждым и прекрасным узором. Следы от используемых им знаков еще теплились в воздухе, медленно теряя силу. От его прикосновений нить задрожала, и в комнате раздался едва уловимый звон. Спустя мгновение снизу послышались голоса, а на пороге вскоре возник темный высокий силуэт древида.

***

Империя бурлила. За те недолгие четыре месяца, что он отсутствовал, настроение страны изменилось до неузнаваемости. Лето двигался вдоль Ленивого тракта. Сначала он шел по дороге, но, несколько раз чуть не наткнувшись на вооруженные отряды, что маршировали на восток, решил перестраховаться и теперь пробирался узкими тропами средь пожелтевших кустов.

В воздухе пахло надвигающейся битвой. Войска тонкими ручейками стягивались к стенам Ветенгейме. Неделю назад Лето рискнул подобраться ближе и подслушал разговор ночного патруля. Империя готовилась к осаде магического города. Причин столь странного поведения никто не понимал, но императорский указ гнал вперед всех, кто мог держать оружие.

На подходе к Мулхану⁴ стало совсем невыносимо. У самых стен раскинулись тренировочные лагеря, куда сгоняли крестьян из ближайших деревень. Место, где готовили мясо на убой, что пойдет в первых рядах, дабы принять на себя магический удар защитных укреплений, было на удивление радостным. Туда-сюда сновали еще молодые и розовощекие мужики, впервые взявшие в руки что-то опаснее вил. У костров слышались песни и смех. Лагерь жил, еще не ощущая надвигающейся смерти. Людям обещали славу и деньги, почет и приключения. Вербовщики умеют красиво рассказать о войне, умалчивая лишь тот факт, что вернуться удастся единицам. И то если повезет. А в магической бойне шансы на выживание стремились к нулю.

Лето всего однажды видел, как умирает человек под ударом боевого заклятия. Его товарищ, что взял тогда еще юного Лето на задание, однажды попал в магический круг охраны. И в мгновение ока сгорел, охваченный липким изумрудным пламенем, даже не успев понять, что произошло. На опаленном лице навсегда застыла удивленная улыбка. Лето потом еще долго не мог заснуть. Он проторчал с десяток часов в парилке, до крови раздирая щеткой тело, но запах горелой плоти преследовал его еще неделю. Как давно это было. Теперь смерть стала для него нормой. Он давно не теряет сон при виде трупов. Но забыть тот зеленый огонь он не сможет уже никогда.

Поэтому сейчас, глядя из укрытия на этих наивных трудяг, что гордо размахивали совершенно бесполезными при осаде длинными кривыми пиками, Лето понимал, что жить тем осталось не больше месяца, да и то, если их батальон пойдет не первым.

Он легко в ночи преодолел путь до городских ворот. Ворота на ночь не закрывали — то ли из-за уверенности, что опасности нет, то ли понимая, что закрытые ворота не остановят магическую атаку.

Люди продолжали входить и выходить даже после заказа солнца. В город шли обозы с провизией и оружием. Из города на ночь выходили девки, укутанные в грязные разноцветные тряпки, надеясь проникнуть в лагерь и заработать на неумелом молодняке свои пару монет.

Лето не походил ни на работниц досуга, ни на торговцев. Его черный дорожный костюм был очень удобен, что бы прятаться в низкой придорожной траве, но вот в городе он бы привлекал к себе слишком много внимания.

Он просидел недалеко от ворот почти до самого утра. В третьем часу, когда темнота достигла своего пика, а доблестная стража утратила бдительность, Лето, привычно сосредоточившись, поймал движение ночной тени. Его дыхание замедлилось, движения стали мягче и плавнее, и он, слившись с ночью и неслышно ступая, зашел в город прямо под носом охраны, которая увлеченно играла в змея прямо на посту.

В городе дела обстояли еще хуже. Стража сновала по всем углам. Фонари горели на полную мощность, высвечивая даже самые дальние уголки. Пришлось укрываться в переулках и за фасадами домов. Путь его лежал в рыбацкий район.

Чем дальше он уходил стен, тем многолюднее становились улицы. Рыбаки уже проснулись. Невидящим заспанным взором шаря под ногами и зевая, они шли к порту, дабы успеть уйти подальше в море к рассвету. Лето замедлил шаг. Опустив голову и водрузив торбу на плечи, он вразвалочку брел следом, влившись в ряды. Любой внимательный зритель сразу бы вычислил его, но время было раннее, а рыбаков сейчас больше интересовали улов и возможность занять рыбные места раньше конкурентов, чем грязный сутулый тип, идущий куда-то по своим делам.

Лето добрался никем незамеченный почти до самых доков и, не доходя какую-то сотню мефид, свернул в грязный проулок. Здесь ютились покосившиеся дома, давно переделанные под склады. Место это было не особо популярным. Лет десять назад, во время наводнения, когда волны достигали в высоту трех этажей, весь этот район ушел под воду вместе с хранившимся здесь товаром. И с тех пор все ценное представители торговых гильдий решили хранить подальше от берега, а тут доживали свой век старые лодки, снасти и непроданная рыба — в общем, все то, что не жалко было бы потерять.

Смрад здесь стоял невыносимый, и даже соленый утренний бриз, что тянулся с берега, не разбивал тяжелый запах. Почему-то пахло специями. То ли какой-то пришлый купец, первый раз оказавшийся в этих местах, позарился на низкую ренту, то ли утром стоит ждать обозы, что перевезут отсюда товар. Лето сделал пометку в мыслях, что стоит это учесть. Незваные гости ему были ни к чему. Его присутствие в городе должно оставаться секретом как можно дольше.

Он еще пару раз свернул между домами, пробираясь почти на ощупь в пыльной темноте. Ветхое, завалившееся на бок здание с тяжелой дверью смотрело на него пустыми глазницами забитых досками окон. Он огляделся, удостоверившись, что за ним никто не следит, сделал три шага влево и нащупал шероховатый камень фундамента. Пришлось немного напрячься — осевшая соль мешала его вытащить. Наконец камень поддался и выпал из узкой щели, скрытой за ним. Лето вытащил громоздкий витиеватый ключ. Камень встал на место.

Нашарив на двери скрытый под поддельными петлями замок, он вставил ключ и два раза повернул. Послышался протяжный скрип, говорящий о том, что соль добралась и до замка. Лето оглянулся, ища глазами того, кто мог бы прибежать на звук. Но, никого не обнаружив, быстро юркнул в дом, захлопнув за собой дверь.

Лет пять назад, когда Йорин, один из немногих в его гильдии, кто не скрывал своего имени, предложил Лето на пару обзавестись этим логовом, как он его называл, Лето отнесся к предложению скептически. Он никогда не питал особой любви к этому городу, да и не думал, что когда-то ему понадобится скрываться здесь. Но Йорин особо ничего не требовал, кроме небольших финансовых вложений, а доверие этого странного, уже немолодого — что было редкостью в их профессии — и не утратившего дух авантюризма и веру в чудо (что было еще более редким) Лето воспринимал как особую честь.

Йорин ему нравился, несмотря на то, что о нем говорили. Обычно своих клиентов он устранял красиво и даже следовал какому-то своему, только ему понятному пониманию чести. Он никогда не убивал женщин, никогда не трогал детей, даже если ему обещали суммы, от которых любой купец в этом городе бы лишился дара речи. Он всегда был весел и в отличие от всех членов гильдии спокойно относился к молчаливой и закрытой натуре Лето. Они несколько раз работали вместе, а после сошлись на любви к растениям и мелким животным, как-то незаметно став друзьями — в меру возможного. Йорин многому научил его, хоть никогда в открытую и не называл себя учителем.

О нем Лето не слышал ничего с момента Нового времени, он даже пытался его искать по прибытии в город, но о старом Йорине никто ничего не слышал.

Лето на ощупь прошел в глубь дома. Окон тут не было, все-таки здание задумывалась как склад. Вдоль темных стен стояли полки, заваленные всякой чепухой, которую можно было бы выдать за товар. Тут были веревки, какие-то снасти, пара ящиков с разномастной медной посудой, с десяток фонарей, коробка свечей и много другого барахла. Когда они обустраивали это место, Йорин таскал сюда все, что мог найти по бросовой цене, он пытался максимально захламить помещение, чтобы средь сотен куч бесполезной рухляди можно было скрыть действительно полезные вещи. Он всегда говорил, что если ты хочешь что-то спрятать, просто положи это в кучу подобного, и тогда ищейки сломают голову, пытаясь понять, что ты тут скрываешь.

Из гор хлама Лето уверенным движением фокусника извлек потертый камзол, какие носят бывшие военные, пару сапог и штаны. Тут же на свет показалась небольшая плоская деревянная коробочка, покрытая лаком.

В углу стояла старая бочка с водой. Вода уже зацвела, значит, их тайное место давно никто не посещал. Времени на то, чтобы идти за водой не было, так что Лето достал из соседней кучи таз и скинул с себя грязную одежду. Вода воняла затхлостью, но, несмотря на это, смывая с себя гарь и грязь дорог, он почувствовал облегчение.

Переодевшись в городской костюм, зажег лампу и открыл коробочку. На тонких пластинах в ней лежал театральный грим. Лето не особо любил им пользоваться, и первое время, когда Йорин заставлял его учиться этой странной, не подобающей ему науке, он громко возмущался, но со временем признал удобство данного изобретения.

Все же его лицо привлекало слишком много внимания, а ходить, обмотавшись в шарфы или маски, было равносильно размахиванию флагом и крикам, что по мирным улицам города ходит подозрительный тип, замышляющий неладное.

Он нанес толстым слоем бежевую пудру, сверху жирным слоем легли белые мазки густой липкой пасты, тонкой кистью дорисованные до жутких шрамов. И вот, спустя каких-то полчаса, из зеркала на него смотрел человек неприятной наружности, с одним глазом и жуткими шрамами через все лицо. Когда Йорин посоветовал ему подобную маскировку, Лето не мог взять в толк, как можно скрываться среди людей с такой примечательной внешностью, но старый плут оказался прав. Люди, что встречались ему на пути, стыдливо отводили взгляд, стараясь не смотреть на изуродованное лицо молодого человека. Они не запоминали ни цвет его разных глаз, ни цвет волос или рост. Ничего. Единственная примета — шрамы, которые он легко смывал в ближайшей бочке.

Удостоверившись, что выглядит он нормально и ничего не отклеится в самый неподходящий момент, Лето спрятал пару кинжалов в сапог, пристегнул старый меч к поясу, чтобы уже полностью соответствовать образу наемника, и вышел в город.

С маскировкой он явно угадал. Город проснулся, и на улицы высыпались толпы людей самого разного вида с единой целью — найти себе работу в готовящемся к войне городе. Времени было мало, он почти физически ощущал, как оно бежит. Император уже точно в курсе, что произошло и что виноват во всем этом Лето. Жизнь Эйтели перестала что-либо стоить. Нужно было действовать и быстро.

Соваться во дворец с боем было глупо. Сначала необходимо было узнать, где расположен гарем, да и вообще глянуть, как обстоят дела с охраной. Поэтому Лето двинулся вслед за толпой.

Людской поток вынес его к Базарной площади, где собралось очень много народу. Люди обступили что-то со всех сторон. Они живо обсуждали, ругались и спорили. Лето пристроился к одной компании и стал вслушиваться в слова толстоного верзилы, который громче всех кричал и размахивал руками.

Средь бесконечной брани и восхвалений императора удалось узнать, что сейчас будут кого-то пороть за дела, противные государству.

Народ всегда любил зрелища. А сейчас — на грани войны — любое развлечение было в радость. Люди пришли посмотреть на кровь, не понимая, что совсем скоро улицы города зальет красными реками.

Лето проталкивался вперед. Люди возмущались, кричали, но, увидев его, в страхе расступались, и лишь самые смелые шепотом проклинали его.

Он вышел почти к самому эшафоту. Посреди деревянного настила был возведен резной столб высотой с человеческий рост. Рядом с ним стоял огромный, мускулистый, волосатый мужик в маске палача. Он с наслаждением покручивал ус кнута и, вальяжно расхаживая, демонстративно играл на публику, рассекая плетью воздух. От этих пируэтов по толпе разносились радостные крики и возгласы.

Вдруг толпа ожила, со стороны тюремных стен послышались гомон и ругань разгоняющих зевак стражей. Они вели, удерживая с двух сторон за связанные руки, человека.

Уже изрядно побитый, со сломанным зубом и почти не открывающимся глазом, тот шел, подставляя ветру свою рыжую бороду, и не замечал никого вокруг. Он улыбался, кивал в сторону молодых женщин и вообще всячески наслаждался процессом. Стража рядом периодически пинала его, дергала, но тот становился только веселее. Не узнать этот хитрый взгляд было невозможно. Йорин продолжал вышагивать к помосту пружинящей походкой.

Его подтащили к платформе. Он гордо поднялся по лестнице и, изящно изогнувшись, поклонился на радость толпы.

Когда стражи наконец привязали его к столбу и разодрали рубаху на спине, он весело рассмеялся. Прокричав пару неприличных фраз в сторону доблестных хранителей порядка, он получил напоследок увесистый удар по ноге от не оценившей его юмор охраны.

На помост вышел глашатай — на фоне палача и высокого и все еще крепкого Йорина тот казался карликом. Он прочистил горло и, дождавшись внимания толпы, заорал:

— Дорогой народ! От имени императора сегодня на ваших глазах будет наказан преступник, который был обвинен в подстрекательстве и неповиновению императорской воле. Также он повинен в дезертирстве и пропаганде упаднических настроений. За это Йорин Бельфис по прозвищу Рыжий приговорен к пятидесяти ударам плетью и тридцати дням у позорного столба, дабы за это время он смог познать тяжесть своих поступков. Всех, кто попытается помочь ему едой или питьем или каким-либо другим способом захотят облегчить его наказание, признают соучастниками и покарают по всей строгости закона. Во славу императора!

«Во славу императора!» — громко закричал народ в ответ. Глашатай, решив, что его миссия выполнена, быстро сбежал с настила и затерялся в толпе.

Палач окинул всех взглядом — его глаза горели из-под тяжелых складок маски. Выдержал театральную паузу, дав всем насладиться видом, и, размахнувшись, ударил хлыстом по обнаженной спине. Хлыст засвистел, первым ударом рассекая кожу. Йорин рассмеялся, но слезы выступили у него из глаз. За первым ударом последовал второй, потом третий, спина его превратилась в кровавое месиво. Радостные возгласы стихли, повисла тишина. Толпа, затаив дыхание, смотрела на извивающееся под ударами тело.

Лето не стал оставаться до конца, сейчас ему тут делать нечего. Время не терпит, нужно тратить его аккуратно и ровно на то, что приносит пользу. Он медленно начал пробираться сквозь зачарованную зрелищем толпу. Никто не обращал на него внимания.

Он брел в сторону дворца, стараясь делать вид, что идет туда, где его ждут.

Первый неожиданностью оказалось то, что по центральной улице, что вела к самым воротам, стояло оцепление. Стража. Но по их неровной осанке и слишком цепким взглядам было понятно, что они не обычные солдаты. Это либо кто-то из шпионской сети, либо из его бывших товарищей по гильдии. Охрана стояла группами по три человека. Лето с удивлением обнаружил обвешенных амулетами, не спускающих рук со сторожевых кристаллов имперских магов. Лето был уверен, что война с Академией повлекла за собой полное истребление магиков на территории империи, но, видимо, правитель оказался намного умнее и дальновиднее, чем о нем думали.

Лето опустил глаза и уверенной походкой двинулся в сторону дворцовых стен. Не хватало еще, чтобы на него обратили внимание, да и в оцеплении мог быть кто-то из знакомых. А уж их этот маскарад точно не обманет.

Он обошел вокруг дворца, то и дело сворачивая на соседние улицы и заходя в лавки, чтобы не привлекать лишнего внимания. Охраны было не просто много — такого количества вооруженных людей хватило бы на то, чтобы, не особо напрягаясь, захватить пару мелких городов.

Все входы и выходы во дворец были перекрыты. Десятки арбалетчиков сидели в укрытиях на внешних стенах и еще столько же по крышам соседних зданий. Раньше вход в дворцовый парк был свободным — ну если, конечно, ты мог себе позволить купить билет — сейчас же железные кованые решетки, украшенные позолоченными лилиями, были опущены, а вместо приветливого мажордома на входе стояли два огромных мордоворота с алебардами наперевес. И если уж такие силы брошены на внешние стены, то страшно даже представить, что творится во внутреннем дворе. Как ни прискорбно было это осознавать, но одному туда точно не проникнуть, а это значит, что пришло время возобновлять старые связи. В голове медленно начал вырисовываться план.

Весь день он провел, осматривая город. Зашел пообедать в трактир недалеко от центра, где обычно собирались купцы и куда иногда захаживала уставшая от дворцовых стен прислуга. Зал, несмотря на раннее время, был полон. Люди с жадностью, будто чувствующие приближающуюся тяжелую поступь войны, пили и ели как в последний раз. Они громко ругали магиков, жаловались на ставшие опасными торговые тракты, на повышение пошлин и на многое другое. От одного помятого бородатого человека Лето удалось узнать, что и во дворце все не ладно: вся знать уже месяц ходит как ужаленная, срывается на всех, а император почти не показывается их своего крыла. В общем, люд вел свои обычные беседы. Конечно, можно было бы посидеть еще несколько часов, авось и узнал бы что-нибудь полезного, но это все потом. Он расплатился с пышногрудой дамой, которая, несмотря на его страшный вид, все же улыбалась и даже подмигнула немного смутившемуся Лето, купил за пару десятков мхойш полкраюхи хлеба, вина и какого-то копченого мяса и двинулся в сторону порта.

День клонился к закату, небо окрасилось в алый, голоса людей стали громче, а взгляд стражи злее. Пришлось вернуться на склад, чтобы смыть с себя слишком уж бросающийся в вечерней мгле облик. То, что хорошо для отвода глаз днем, очень сильно мешает ночью.

Уже смеркалось, когда он снова осмелился выйти из своего укрытия. Сейчас он выглядел совсем иначе. Плечи его сгорбились, походка стала шаркающей, а взгляд из-под тяжелого дырявого плаща, нещадно провонявшего рыбой, стал пустым и потерянным. Опираясь на толстую палку, он двинулся обратно к площади.

Эшафот был на месте, у позорного столба полулежа, с вывернутыми под неестественным углом руками тихо постанывал Йорин. Вид у него был измученный и потасканный, вокруг уже начинали гнить помои, которыми в порыве ненависти его осыпали славные жители империи. Было тихо.

По всем правилам его должны были охранять как минимум два блюстителя закона, но, видимо, из-за нехватки кадров в столь тяжелое время охрану никому не нужного нарушителя спокойствия поручили одинокому, совсем еще молодому солдату. Он опасливо поглядывал по сторонам, сжимая сильнее положенного длинную, явно ему не по руке алебарду. На лацкане его красовался новенький герб в виде клетки и перекрещенных ключей на зеленом фоне — тюремщик.

Лето, прихрамывая, приблизился к доблестному стражу.

— Милок, — стараясь придать своему голосу старческие нотки, начал он, аккуратно нащупывая в кармане длинную иглу, — подскажи, как пройти к порту! — стражник встрепенулся, как от удара, и полными паники глазами уставился на него.

— Пошла вон, старая карга! — крикнул он. — Не видишь? Не до тебя.

— Так чем ты занят? Этого, что ли, Рыжего охраняешь? — Лето выделил последнее слово и мельком глянул на приходящего в себя Йорина.

— Пошла вон, — чуть тише, чтобы никто не услышал страха в его голосе, ответил страж.

— Да ты чего? Меня, что ли, боишься? — Лето приблизился незаметно, будто потерявшись, сделал шаг. — Ты думаешь, я тебя сейчас пырну, что ты крикнуть не успеешь, а потом освобожу этого непутевого и мы с ним убежим навстречу солнцу, что ли? — последние слова он произнес, уже почти подходя вплотную, и адресовались они не приговоренному к смерти неудачливому охраннику.

Лето сделал еще одно незаметное движение, игла в его руке метнулась, как молния, и точным ударом пронзила молодое сердце. Охранник даже ничего не почувствовал, он схватился за алебарду двумя руками, чтобы не упасть, удивлено пошатнулся, выпучив глаза. Все его мышцы разом онемели, он застыл на месте в унисон с последним ударом сердца, послушно разогнавшего яд по его венам. Да так и остался стоять.

Лето облегчено выдохнул, яд мицены он использовал редко — слишком много рисков было с ним связано. Если удар приходился не в сердце, то яд не успевал подействовать, он просто парализовывал то место, куда попадала игла, и причинял столько боли, что жертва обычно начинала вопить, привлекая слишком много внимания. Но, к сожалению, если нужно было сделать вид, что жертва жива, чтобы она не мешком падала, а продолжала стоять, мицена — единственное, что могло справиться.

Лето быстро подбежал к Йорину, на ходу перерезая веревки. Вокруг было тихо, но все могло измениться в одночасье, стоит лишь одному слишком рьяному патрулю решить прогуляться по окрестностям.

Лето скинул с себя старушечий плащ, достал из-под него старую рубаху и, быстро собрав с мокрых досок мусор и солому, сгреб это все в кучу, которая в темноте должна была создать видимость присутствия осужденного.

В это время Йорин, не задавая вопросов, облачился в старушечий костюм, для чего ему пришлось согнуться в три погибли, оперевшись на трость, чтобы не упасть. Он стиснул зубы и шаркающей походкой двинулся в сторону опустевших улиц.

Йорин имел одну черту, которая всегда удивляла Лето, — он никогда не здоровался. Сколько бы времени ни прошло с последней встречи, Рыжий умудрялся начать разговор так, как будто расстались вы не более пяти минут назад. Вот и сейчас, уже открыв бутылку вина и засунув голову в таз с холодной водой, чтобы смыть помои, налипшие на волосы, он вел себя так, как будто все происходящее входило в его план.

— Мерзкие, конечно, людишки в этом городе, — рассуждал он, стягивая рубаху. — Им бы только дай повод. А ведь я за дело страдал, практически за их души дрался. А они все туда же — хаять меня да грязью швыряться.

— За что тебя так? — Лето подошел ближе и начал поливать из дырявого ковшика растерзанную плетью спину, к которой намертво присохла пропитавшаяся кровью рубаха.

— Да император у нас неженка оказался, — усмехаясь, ответил Йорин, обнажив изрядно поредевшие зубы.

— В смысле?

— Да в прямом. Слово ему против не скажи, сразу на площадь гонит.

— Расскажи подробнее, я в городе почти полгода не был.

— Да что рассказывать… — он наконец-то выпрямился и, усевшись на ящик, начал копаться в тех небогатых продуктах, что набрал на рынке Лето. — Все просто. О войне с магиками ты, наверное, уже слышал?

— Кто ж не слышал-то.

— Вот и я про то. Но я ж то не дурак. Я с их братией сталкивался, для них наши атаки — как для коня булавка. Они нас первой волной сметут и не заметят. Там за каждый сод к воротам нужно будет устелить дорогу трупами. И когда я понял, к чему дело идет, потихоньку вещички собрал и из города хотел уйти, да не рассчитал малость — уже приказ пришел с печатью красной, что вся гильдия призывается на службу. Я понял, что так просто свалить не удастся, тем более что нас в казармы перевели за стеной. Не знаю, на что надеялись: мы же все-таки народ вольный, пусть под гербом и ходим. Ну, в общем, по пьяни язык свой не сдержал, начали мы с друзьями обсуждать все это. Да Мирт⁵ меня дернул, говорю, а давайте сбежим! Ну и поехало. Кто-то доложил, потом мне припомнили все мои грешки и показательно для всех решили казнить. А тут и ты уже. Ты, кстати, где был-то? Рожа у тебя страсть жуткая стала. Где глаз забыл?

— Там, где забыл, уже не найду, — усмехнулся Лето.

— Ну не хочешь говорить — твое право, мы дела не обсуждаем. Но какого ты в город-то вернулся? Ты ж умный, должен понимать, что тут скоро начнется. Ты же для всех мертв давно, мог бы укрыться где-нибудь — тебя никто б и искать не стал.

— Странно от тебя такое слышать. Не ожидал, что ты мог подумать, будто я в такое время сестру свою брошу.

— Так ты не знаешь… — Йорин переменился в лице, его вечная улыбка исчезла и он, как-то в одночасье утратив весь норов, превратился в простого, уставшего, уже немолодого человека.

— Чего не знаю? О чем ты?

— Твоя сестра умерла. С месяц уже как.

Примечания

1

Мефид — равен двум шагам короля — около 1,03 м.

2

Каленар — название самого большого материка из изученных земель.

3

Лема — единица измерения расстояния. Длина наградной земли младшего вассала короля. Равна 2000 шагов. Около 1000 мефид, или 1030 метров.

4

Мулхан — столиц империи Фа-Рах-Маль. В ложном времени один из торговых столиц Эретора. Носил название Калдор.

5

Мирт — вторая ипостась Асхана. Олицетворяет ночь как время свободы и веселья. Покровитель комедии и борделей. Во многих преданиях выступает антагонистом. Подбрасывает героям испытания и проблемы, чтобы посмотреть на то, как они будут выпутываться. В его честь раз в год на седьмой день седьмого месяца проводят бал-маскарад.