Неточные совпадения
Блажен избравший себе из всех прекраснейшую
страсть; растет и десятерится с каждым часом и
минутой безмерное его блаженство, и входит он глубже и глубже в бесконечный рай своей души.
Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять,
Пугать отчаяньем готовым,
Приятной лестью забавлять,
Ловить
минуту умиленья,
Невинных лет предубежденья
Умом и
страстью побеждать,
Невольной ласки ожидать,
Молить и требовать признанья,
Подслушать сердца первый звук,
Преследовать любовь и вдруг
Добиться тайного свиданья…
И после ей наедине
Давать уроки в тишине!
Но уж у ней была такая
страсть:
Что́ из мясного ни достанет,
В
минуту стянет.
Настали
минуты всеобщей, торжественной тишины природы, те
минуты, когда сильнее работает творческий ум, жарче кипят поэтические думы, когда в сердце живее вспыхивает
страсть или больнее ноет тоска, когда в жестокой душе невозмутимее и сильнее зреет зерно преступной мысли, и когда… в Обломовке все почивают так крепко и покойно.
У него шевельнулась странная мысль. Она смотрела на него с спокойной гордостью и твердо ждала; а ему хотелось бы в эту
минуту не гордости и твердости, а слез,
страсти, охмеляющего счастья, хоть на одну
минуту, а потом уже пусть потекла бы жизнь невозмутимого покоя!
Ему отчего-то было тяжело. Он уже не слушал ее раздражительных и кокетливых вызовов, которым в другое время готов был верить. В нем в эту
минуту умолкла собственная
страсть. Он болел духом за нее, вслушиваясь в ее лихорадочный лепет, стараясь вглядеться в нервную живость движений и угадать, что значило это волнение.
Вы говорили: «люби,
страсть прекрасна!» — задыхаясь от волнения, говорила она и порывалась у него из рук, — вспомните… и дайте мне еще одну такую
минуту, один вечер…
Неизвестность, ревность, пропавшие надежды на счастье и впереди все те же боли
страсти, среди которой он не знал ни тихих дней, ни ночей, ни одной
минуты отдыха! Засыпал он мучительно, трудно. Сон не сходил, как друг, к нему, а являлся, как часовой, сменить другой мукой муку бдения.
Так она однажды из куска кисеи часа в полтора сделала два чепца, один бабушке, другой — Крицкой, с тончайшим вкусом, работая над ними со
страстью, с адским проворством и одушевлением, потом через пять
минут забыла об этом и сидела опять праздно.
Нет, это не его женщина! За женщину страшно, за человечество страшно, — что женщина может быть честной только случайно, когда любит, перед тем только, кого любит, и только в ту
минуту, когда любит, или тогда, наконец, когда природа отказала ей в красоте, следовательно — когда нет никаких
страстей, никаких соблазнов и борьбы, и нет никому дела до ее правды и лжи!
— А я и впрямь думал
минуту, что вас совсем забыл и над глупой
страстью моей совсем смеюсь… но вы это знаете.
— Нынешнее время, — начал он сам, помолчав
минуты две и все смотря куда-то в воздух, — нынешнее время — это время золотой средины и бесчувствия,
страсти к невежеству, лени, неспособности к делу и потребности всего готового. Никто не задумывается; редко кто выжил бы себе идею.
Он подозревал тогда весьма верно, что она и сама находится в какой-то борьбе, в какой-то необычайной нерешительности, на что-то решается и все решиться не может, а потому и не без основания предполагал, замирая сердцем, что
минутами она должна была просто ненавидеть его с его
страстью.
Как же долго она одевается! — нет, она одевается скоро, в одну
минуту, но она долго плещется в воде, она любит плескаться, и потом долго причесывает волосы, — нет, не причесывает долго, это она делает в одну
минуту, а долго так шалит ими, потому что она любит свои волосы; впрочем, иногда долго занимается она и одною из настоящих статей туалета, надеванием ботинок; у ней отличные ботинки; она одевается очень скромно, но ботинки ее
страсть.
Она прощалась с ними в самых трогательных выражениях, извиняла свой проступок неодолимою силою
страсти и оканчивала тем, что блаженнейшею
минутою жизни почтет она ту, когда позволено будет ей броситься к ногам дражайших ее родителей.
Он говорил языком истинной
страсти и в эту
минуту был точно влюблен.
Впрочем, сверх пальбы, еще другое наслаждение осталось моей неизменной
страстью — сельские вечера; они и теперь, как тогда, остались для меня
минутами благочестия, тишины и поэзии.
Сию-то последнюю
минуту дворянчик и хотел употребить на удовлетворение своея
страсти.
— Вы очень обрывисты, — заметила Александра, — вы, князь, верно, хотели вывести, что ни одного мгновения на копейки ценить нельзя, и иногда пять
минут дороже сокровища. Все это похвально, но позвольте, однако же, как же этот приятель, который вам такие
страсти рассказывал… ведь ему переменили же наказание, стало быть, подарили же эту «бесконечную жизнь». Ну, что же он с этим богатством сделал потом? Жил ли каждую-то
минуту «счетом»?
Впрочем, того же самого добивались все мужчины даже самые лядащие, уродливые, скрюченные и бессильные из них, — и древний опыт давно уже научил женщин имитировать голосом и движениями самую пылкую
страсть, сохраняя в бурные
минуты самое полнейшее хладнокровие.
Мари видела, что он любит ее в эти
минуты до безумия, до сумасшествия; она сама пылала к нему не меньшею
страстью и готова была броситься к нему на шею и задушить его в своих объятиях; но по свойству ли русской женщины или по личной врожденной стыдливости своей, ничего этого не сделала и устремила только горящий нежностью взор на Вихрова и проговорила...
С Фатеевой у Павла шла беспрерывная переписка: она писала ему письма, дышащие
страстью и нежностью; описывала ему все свои малейшие ощущения, порождаемые постоянною мыслью об нем, и ко всему этому прибавляла, что она больше всего хлопочет теперь как-нибудь внушить мужу мысль отпустить ее в Москву. Павел с неописанным и бешеным восторгом ждал этой
минуты…
В
минуты, когда дурные
страсти доходят до своего апогея, всегда являются так называемые божии бичи и очищают воздух.
И вот в ту
минуту, когда
страсть к наряду становится господствующею
страстью в женщине, когда муж, законный обладатель всех этих charmes, tant convoites, [столь соблазнительных прелестей (франц.)] смотрит на них тупыми и сонными глазами, когда покупка каждой шляпки, каждого бантика возбуждает целый поток упреков с одной стороны и жалоб — с другой, когда, наконец, между обеими сторонами устанавливается полуравнодушное-полупрезрительное отношение — в эту
минуту, говорю я, точно из земли вырастает господин Цыбуля.
— Такая воля, — говорит, — особенная в человеке помещается, и ее нельзя ни пропить, ни проспать, потому что она дарована. Я, — говорит, — это тебе показал для того, чтобы ты понимал, что я, если захочу, сейчас могу остановиться и никогда не стану пить, но я этого не хочу, чтобы другой кто-нибудь за меня не запил, а я, поправившись, чтобы про бога не позабыл. Но с другого человека со всякого я готов и могу запойную
страсть в одну
минуту свести.
Капитан действительно замышлял не совсем для него приятное: выйдя от брата, он прошел к Лебедеву, который жил в Солдатской слободке, где никто уж из господ не жил, и происходило это, конечно, не от скупости, а вследствие одного несчастного случая, который постиг математика на самых первых порах приезда его на службу: целомудренно воздерживаясь от всякого рода
страстей, он попробовал раз у исправника поиграть в карты, выиграл немного — понравилось… и с этой
минуты карты сделались для него какой-то ненасытимой
страстью: он всюду начал шататься, где только затевались карточные вечеринки; схватывался с мещанами и даже с лакеями в горку — и не корысть его снедала в этом случае, но ощущения игрока были приятны для его мужественного сердца.
— Да так. Ведь
страсть значит, когда чувство, влечение, привязанность или что-нибудь такое — достигло до той степени, где уж перестает действовать рассудок? Ну что ж тут благородного? я не понимаю; одно сумасшествие — это не по-человечески. Да и зачем ты берешь одну только сторону медали? я говорю про любовь — ты возьми и другую и увидишь, что любовь не дурная вещь. Вспомни-ка счастливые
минуты: ты мне уши прожужжал…
И все я был один, и все мне казалось, что таинственно величавая природа, притягивающий к себе светлый круг месяца, остановившийся зачем-то на одном высоком неопределенном месте бледно-голубого неба и вместе стоящий везде и как будто наполняющий собой все необъятное пространство, и я, ничтожный червяк, уже оскверненный всеми мелкими, бедными людскими
страстями, но со всей необъятной могучей силой воображения и любви, — мне все казалось в эти
минуты, что как будто природа, и луна, и я, мы были одно и то же.
Страсть ее к сыну началась со времени удач его в петербургском обществе и особенно усилилась с той
минуты, когда получено было известие о разжаловании его в солдаты.
Таким образом неумолкающая ни на
минуту борьба Людмилы со своей
страстью потрясла наконец в корень ее организм: из цветущей, здоровой девушки она стала тенью, привидением, что делало еще заметнее округлость ее стана, так что Людмила вовсе перестала выходить из своей комнаты, стыдясь показаться даже на глаза кухарки.
То, что он был хоть и совершенно идеально, но при всем том почти безумно влюблен в Людмилу, догадывались все, не выключая и старухи-адмиральши. Людмила тоже ведала о
страсти к ней Марфина, хотя он никогда ни одним звуком не намекнул ей об этом. Но зато Ченцов по этому поводу беспрестанно подтрунивал над ней и доводил ее иногда чуть не до слез. Видя в настоящую
минуту, что он уж чересчур любезничает с Катрин Крапчик, Людмила, кажется, назло ему, решилась сама быть более обыкновенного любезною с Марфиным.
Конечно, Балалайкин заломил цену уже совсем несообразную, но я убежден, что в эту
минуту он сам раскаивается и горько клянет свою несчастную
страсть к хвастовству.
Была одна
минута, когда ей казалось, что она готова полюбить местного трагика, Милославского 10-го, который, и в свою очередь, по-видимому, сгорал к ней
страстью.
Сбылись давнишние мечты,
Сбылися пылкие желанья!
Минута сладкого свиданья,
И для меня блеснула ты!
К ногам красавицы надменной
Принес я меч окровавленный,
Кораллы, злато и жемчуг;
Пред нею,
страстью упоенный,
Безмолвным роем окруженный
Ее завистливых подруг,
Стоял я пленником послушным;
Но дева скрылась от меня,
Примолвя с видом равнодушным:
«Герой, я не люблю тебя...
Глафира. Я вам говорила, я вас предупреждала, что сильная
страсть может вспыхнуть во мне каждую
минуту… Я такая нервная… Ну, вот, ну, вот!.. А вы, зная мою страстность…
Ты поступил как человек благоразумный: не хотел видеть изменницу, ссориться с ее мужем и, имея тысячу способов отмстить твоему беззащитному сопернику, оставил его в покое; это доказывает, что и в первую
минуту твой рассудок был сильнее
страсти.
Выражается это очень странно, в виде страстности; но это не страстность, заставляющая современного человека хоть на
минуту перенестись в эпоху нибелунгов, олимпийских богов и вообще в эпохи великих образов и грандиозного проявления гигантских
страстей: это в жизни прихоть, оправдываемая преданиями; в творчестве — служение чувственности и неуменье понять круглым счетом ровно никаких задач искусства, кроме задач сухо политических, мелких, или конфортативных, разрешаемых в угоду своей субъективности.
Минуту, кажется, трудно было улучить такую, когда б у него не была в гостях какая-нибудь женщина, и все это были женщины комильфотные — «дамы сильных
страстей и густых вуалей».
Движения Ольги были плавны, небрежны; даже можно было заметить в них некоторую принужденность, ей несвойственную, но скоро она забылась; и тогда душевная буря вылилась наружу; как поэт, в
минуту вдохновенного страданья бросая божественные стихи на бумагу, не чувствует, не помнит их, так и она не знала, что делала, не заботилась о приличии своих движений, и потому-то они обворожили всех зрителей; это было не искусство — но
страсть.
В настоящую
минуту мне ясно, до какой степени это сухое и сочиненное сравнение обличало головной характер его отношений к делу. Под влиянием неудачи он вдруг неведомо отчего приступил ко мне с просьбой написать сатирические стихи на совершенно неизвестную мне личность офицера, ухаживающего за предметом его
страсти.
В нем это была
страсть до того живая и беспокойная, что он ни
минуты не мог посидеть на месте, чтоб не озаботиться насчет того или другого темного уголка, каким-нибудь чудом ускользнувшего от его цивилизующего влияния.
Я вслушивался в эти разговоры, и желчь все сильнее и сильнее во мне кипела. Я не знаю, испытывал ли читатель это странное чувство самораздражения, когда в человеке первоначально зарождается ничтожнейшая точка, и вдруг эта точка начинает разрастаться, разрастаться, и наконец охватывает все помыслы, преследует, не дает ни
минуты покоя. Однажды вспыхнув,
страсть подстрекает себя сама и не удовлетворяется до тех пор, пока не исчерпает всего своего содержания.
Если бы он был знаток человеческой природы, он прочел бы на нем в одну
минуту начало ребяческой
страсти к балам, начало тоски и жалоб на длинноту времени до обеда и после обеда, желанья побегать в новом платье на гуляньях, тяжелые следы безучастного прилежания к разным искусствам, внушаемого матерью для возвышения души и чувств.
Жизнь их скромных владетелей так тиха, так тиха, что на
минуту забываешься и думаешь, что
страсти, желания и неспокойные порождения злого духа, возмущающие мир, вовсе не существуют и ты их видел только в блестящем, сверкающем сновидении.
Он почувствовал, что главная цель возвращения в Москву ему изменила, и он отходит от Софьи с грустью. Он, как потом сознается в сенях, с этой
минуты подозревает в ней только холодность ко всему, — и после этой сцены самый обморок отнес не «к признакам живых
страстей», как прежде, а к «причуде избалованных нерв».
Я иногда хотела успокоить его, перевести его в тон полудружеской тихой доверенности, но он резко отклонял от себя эти попытки и продолжал неприятно смущать меня своею невыражавшеюся, но всякую
минуту готовою выразиться
страстью.
Я ненавидела, я боялась его, такой чужой он был мне; но в эту
минуту так сильно отзывались во мне волнение и
страсть этого ненавистного, чужого человека!
— Если б меня спросили, чего я хочу:
минуту полного блаженства или годы двусмысленного счастия… я бы скорей решился сосредоточить все свои чувства и
страсти на одно божественное мгновенье и потом страдать сколько угодно, чем мало-помалу растягивать их и размещать по нумерам в промежутках скуки или печали.
Сотни мужчин, от древних старцев, клавших на ночь свои зубы в стакан с водой, до мальчишек, у которых в голосе бас мешается с дискантом, штатские, военные, люди плешивые и обросшие, как обезьяны, с ног до головы шерстью, взволнованные и бессильные, морфинисты, не скрывавшие перед ней своего порока, красавцы, калеки, развратники, от которых ее иногда тошнило, юноши, плакавшие от тоски первого падения, — все они обнимали ее с бесстыдными словами, с долгими поцелуями, дышали ей в лицо, стонали от пароксизма собачьей
страсти, которая — она уже заранее знала — сию
минуту сменится у них нескрываемым, непреодолимым отвращением.
Верю, что пылкие
страсти имеют райские
минуты — но
минуты!