Дело № 113

Эмиль Габорио, 1867

Эмиль Габорио (1832–1873) – французский писатель, один из основателей детективного жанра. Его ранние книги бытового и исторического плана успеха не имели, но зато первый же опыт в детективном жанре («Дело Леруж», 1866 г.) вызвал живой отклик в обществе, искавшем «ангела-хранителя» в лице умного и ловкого сыщика. Им то и стал герой почти всех произведений Габорио, полицейский инспектор Лекок. Влияние Габорио на европейскую литературу несомненно: его роман «Господин Лекок» лег в основу книги Коллинза «Лунный камень»; Стивенсон подражал ему в детективных новеллах (особенно в «Бриллианте раджи»); прославленный Конан Дойл целиком вырос из творчества Габорио, и Шерлок Холмс – лишь квинтэссенция типа сыщика, нарисованного им; Эдгар Уоллэс также пользовался наследием Габорио, не говоря уже о бесчисленных мелких подражателях. Публикуемый здесь роман «Дело № 113» типичен для Габорио. Абсолютно не имеет значения, где совершено преступление – в городских кварталах или в сельской глуши. Главное – кто его расследует. Преступникам не укрыться от правосудия, когда за дело берется инспектор Лекок. Его изощренный ум, изысканная логика и дедуктивный метод помогают сыщику раскрывать самые невероятные преступления.

Глава II

28 февраля приказчики банкирского дома сошлись на службу по обыкновению к девяти часам утра. В половине десятого каждый из них уже сидел за своим столом, когда в контору вошел какой-то господин.

Он спросил, может ли он видеть главного кассира. Ему ответили, что кассира еще нет и что касса открывается только в десять часов утра.

— Я полагал, — сказал господин, — что распоряжение уже сделано, так как я говорил вчера с господином Фовелем. Я — граф Луи Кламеран, владелец Олоронских каменноугольных копей; я пришел взять от вас тридцать пять тысяч франков, порученных вашему дому моим покойным братом, которому я наследую по закону. Странно, что до сих пор еще не сделано распоряжений…

— Кассира еще нет… — отвечали ему приказчики. — Без него мы ничего не можем.

— Тогда отведите меня к господину Фовелю!

Приказчики не знали, что ему ответить, пока, наконец, один из них, Кавальон, не сказал ему:

— Хозяин только что вышел… Его нет.

— Тогда я зайду в другой раз! — проворчал Кламеран.

И он вышел, даже не сняв на прощание шляпы.

— Этакий ведь невежа! — огрызнулся ему вслед Кавальон. — А вот как раз и Проспер!

Вошел кассир Проспер Бертоми, главный кассир банкирского дома Андре Фовеля, — красивый, высокий блондин тридцати лет, одетый по последней моде.

— Ах, вот и вы! — воскликнул Кавальон. — Уж вас здесь спрашивали.

— Кто это? Уж не владелец ли каменноугольных копей?

— Он самый.

— Ну что ж! Зайдет в другой раз! Мне сегодня не удалось прийти пораньше, поэтому я еще вчера принял меры…

Весело болтая, Проспер открыл свой кабинет и вошел в него, затворив за собою дверь. Затем дверь эта вдруг отворилась, и в ней показался кассир, еле держась на ногах.

— Украли! — пробормотал он. — Меня ограбили!..

Физиономия Проспера, его хриплый голос и дрожь показывали в нем такое волнение, что все приказчики повскакивали со своих мест и окружили его.

— Украли? — посыпались вопросы. — Где, как, кто?

Мало-помалу Проспер пришел в себя.

— Утащили все, что было в кассе, — сказал он наконец.

— Неужели все?

— Да, три пакета по сто билетов, в тысячу франков каждый, и один — в пятьдесят билетов. Все четыре пакета были вместе завернуты в лист бумаги и перевязаны веревкой.

Весть о воровстве с быстротою молнии облетела весь банкирский дом. Любопытные сбежались со всех сторон и наполнили кабинет.

— Осмотрите кассу! — сказал Кавальон. — Цела ли она?

— Совершенно цела.

— И тем не менее…

— И тем не менее случилось то, что я вчера сам лично вложил в кассу триста пятьдесят тысяч франков, а сегодня их уже нет.

Все молчали. Только один старый приказчик нарушил это молчание.

— Не теряйте голову, господин Бертоми, — сказал он. — Весьма возможно, что деньгами распорядился сам хозяин.

Несчастный кассир воспрянул духом. Он ухватился за эту идею.

— Да, — воскликнул он. — Вы правы! Это хозяин.

А затем в глубоком отчаянии он продолжал:

— Нет, это невозможно! За все пять лет моей службы господин Фовель никогда не открывал кассу без меня. Два или три раза ему как-то понадобились деньги, и он в эти разы или дожидался меня, или же посылал за мною. Но без меня он кассу не открывал ни разу.

— А все-таки вы обратитесь к нему, — возразил другой приказчик, Кавальон. — Нечего отчаиваться!

Андре Фовель тем временем уже сидел у себя в кабинете. Один из писцов поднялся к нему и рассказал ему обо всем. В то самое время как Кавальон советовал обратиться к нему, он уже появился в дверях. Новость, сообщенная ему писцом, поразила его, потому что, обыкновенно розовый, он был бледен как полотно.

— Что такое? — спросил он у приказчиков, которые почтительно расступились перед ним. — Что случилось?

— Милостивый государь, — обратился к нему кассир, — в виду платежа, который, как вам известно, мы должны были совершить сегодня, я взял вчера вечером из банка триста пятьдесят тысяч франков.

— Почему вчера? — воскликнул банкир. — Кажется, тысячу раз я просил вас брать из банка деньги только в день платежа, а не накануне.

— Я знаю это, господин Фовель, мне очень грустно, но случилось именно так. Вчера вечером я положил туда эти деньги, а сегодня их уже нет. Тем не менее касса цела.

— Вы с ума сошли! — закричал Фовель. — Вы бредите!

Эти слова уничтожили всякую надежду, но ужас положения придал Просперу ту безучастную подавленность, которая является следствием неожиданных катастроф.

— Я еще в своем уме, — отвечал он почти спокойно, — я не брежу и говорю только то, что есть.

Его спокойный тон вывел из себя Фовеля. Он схватил его за руку и грубо потряс ее.

— Говорите же! — закричал он. — Говорите! Кто же, по-вашему, отпер кассу?

— Не знаю.

— Кроме вас и меня, больше никто на свете не знал слова. Ключи от кассы только у вас и у меня.

Это было уже формальным обвинением, по крайней мере, так поняли все.

— Во всяком случае, не я взял эти деньги, — отвечал Проспер.

— Несчастный…

Проспер отступил на шаг и, уставившись на Андре Фовеля, прибавил:

— Это вы!

Банкир угрожающе поднял руку, и неизвестно, чем бы это закончилось, если бы вдруг не послышался резкий разговор в передней. Кто-то хотел войти и, несмотря на протесты прислуги, все-таки вошел. Это был Кламеран. Он ничего не хотел знать и, не снимая шляпы, направился к кассе и тем же грубым тоном сказал:

— Уже десять часов пробило, господа!

Никто не отвечал ему. Тогда он направился прямо к банкиру и закричал на него:

— Наконец-то, милостивый государь, мне посчастливилось увидеть вас! Сегодня утром я уже был у вас, но касса оказалась еще запертой; кассир еще не приходил, и вас самого не было тоже.

— Вы ошибаетесь, я сидел у себя в кабинете.

— Меня уверяли в противоположном, и вот господин, который мне сказал, что вас вовсе не было в конторе!

И он указал на Кавальона.

— Но этого мало, — продолжал он. — Я прихожу сюда вновь, и на этот раз меня даже не хотят впускать сюда. Скажите прямо: могу я получить мои деньги или нет?

Фовель задрожал от гнева и покраснел от стыда.

— Я попросил бы у вас одолжения, — отвечал он наконец упавшим голосом, — дать мне маленькую отсрочку.

— Но ведь вы сами сказали мне, что…

— Да, вчера. Но сегодня утром я узнал, что меня обокрали на триста пятьдесят тысяч франков.

— И долго мне еще придется ждать? — спросил с иронией Кламеран.

— Пока не съездят в банк.

И тотчас же, повернувшись спиною к Кламерану, Фовель обратился к кассиру:

— Заготовьте немедленно ордер, — сказал он. — Пошлите его как можно скорее. Прикажите взять карету, чтобы не растерять по дороге и эти деньги!

Проспер не шевелился.

— Вы слышите? — повторил ему банкир, едва сдерживая себя.

Кассир задрожал.

— Бесполезно посылать в банк, — холодно отвечал он. — Ваш текущий счет в банке составлял около пятисот тысяч франков, и теперь там осталось чуть больше ста тысяч.

— Отличная комедия! — пробормотал Кламеран. — Но это только комедия и больше ничего. Я ведь тоже не дурак!

— Будьте покойны, милостивый государь, — обратился к нему банкир, — у меня есть и другие источники для платежа. Подождите немного, я сейчас выйду.

И он пошел к себе в кабинет и через пять минут снова возвратился из него, держа в руках письмо и связку документов.

— Кутюрье, — обратился он одному из приказчиков. — Возьмите мою карету и поезжайте вместе с господином Кламераном к Ротшильду. Передайте ему это письмо и документы. Вам выдадут там триста тысяч франков. Вручите их этому господину. Живо!

А затем, приказав приказчикам заняться делом, банкир после долгого молчания обратился к Просперу:

— Нам нужно объясниться, — сказал он, — пойдите к себе в кабинет.

Кассир молча повиновался. За ним последовал банкир, затворив за собою дверь. Здесь он подставил стул и приказал кассиру сесть.

— А теперь, когда мы одни, Проспер, — начал он, — что вы мне можете рассказать?

Кассир вздохнул.

— Ровно ничего, — отвечал он.

— Как? Ничего? Вы все еще настаиваете на этой нелепой, смешной басне, которой никто не поверит? Как это глупо! Признайтесь мне во всем, в этом ваше спасение. Я ваш хозяин, но я также и ваш друг, ваш лучший друг! Я не должен забывать того, что вот уже пятнадцать лет, как вы поручены мне вашим отцом, и что с тех пор вы служили мне верой и правдой. Да, вы уже пятнадцать лет у меня. На ваших глазах я нажил свое состояние, трудясь упорно и постепенно. И по мере того как я богател, я улучшал и ваше положение: еще такой молодой, вы уже у меня служите старшим приказчиком. С каждым успехом своим я увеличивал и ваше содержание.

Никогда еще патрон не разговаривал с Проспером таким ласковым, отеческим тоном. Глубокое удивление овладело кассиром.

— Ну, скажите, — продолжал господин Фовель. — Разве я не был для вас вторым отцом? С самого первого дня мой дом был вашим домом. Я хотел, чтобы моя семья была вашей. Вы были моим сыном наравне с обоими моими сыновьями и племянницей Мадленой. Но вы предпочли этой счастливой жизни другую… Вот уже скоро год, как вы начали нас избегать, и наконец…

Воспоминания о прошедшем, разбуженные банкиром, пронеслись в душе несчастного кассира; мало-помалу он растрогался и, закрыв лицо руками, заплакал.

— Своему отцу все можно сказать, — продолжал Андре Фовель, которого тронули эти слезы. — Не бойтесь! Отец не прощает, а забывает. Разве я не знаю тех ужасных искушений, которые овладевают каждым молодым человеком в таком городе, как Париж. Его чары сломили не одну сильную волю. Бывают минуты страсти и увлечения, когда человек теряет контроль над собой, когда он поступает как сумасшедший, точно под гипнозом, не сознавая своих поступков. Говорите же, Проспер, говорите.

— Что же мне вам сказать?

— Правду. Человек честный может споткнуться, но он не уронит себя далее и всегда сознает свою ошибку. Скажите мне: «Да, я увлекся, я был ослеплен видом этой массы золота, которое было мне поручено, оно смутило мой рассудок, я молод, и у меня есть свои грешки…»

— У меня! — пробормотал Проспер, — у меня!

— Бедный малый, — продолжал печально банкир. — Неужели вы думаете, что я терял вас из виду весь этот год, когда вы перестали бывать у меня? У вас есть завистники, которые не могут простить вам того, что вы получаете жалованья двенадцать тысяч в год. О каждой вашей шалости я уже получаю анонимное письмо. Я могу пересчитать по пальцам каждую из ваших ночей, когда вы играли и сколько вы проиграли. У зависти есть свои глаза и уши, мой милый…

Он остановился, отчаявшись в признании.

— Смелее, Проспер, — начал он опять. — Будьте добрым! Сейчас я выйду, а вы вновь осмотрите кассу. Бьюсь об заклад, что в состоянии волнения вы плохо ее оглядели. Вечером я приду к вам, и я уверен, что вы отыщете в ней если и не все триста пятьдесят тысяч франков, то большую часть этих денег. И ни я, ни вы — даже и виду не подадим о том, что случилось.

Господин Фовель уже направился к двери, но Проспер удержал его за руку.

— Ваше великодушие бесполезно, — с горечью сказал он. — Я ничего не брал и нечего мне и возвращать. Я все обыскал в кассе, и денег в ней не оказалось. Их кто-то украл.

— Но кто, несчастный, кто?

— Клянусь всем святым, что не я!

Краска разлилась по лицу банкира.

— Так значит я? — воскликнул он.

Проспер опустил голову и не отвечал.

— Я сделал все, чтобы вас спасти, — сказал банкир. — А теперь теперь я должен позвать полицию.

— Зовите!

Банкир отворил дверь и, бросив последний взгляд на кассира, отдал приказание:

— Ансельм, пригласите сюда полицейского комиссара!