Неточные совпадения
— Что вы говорите! — вскрикнул он, когда княгиня сказала ему, что Вронский едет в этом поезде. На мгновение лицо Степана Аркадьича выразило
грусть, но через
минуту, когда, слегка подрагивая на каждой ноге и расправляя бакенбарды, он вошел в комнату, где был Вронский, Степан Аркадьич уже вполне забыл свои отчаянные рыдания над трупом сестры и видел в Вронском только героя и старого приятеля.
И глаза ее вдруг наполнились слезами; быстро она схватила платок, шитый шелками, набросила себе на лицо его, и он в
минуту стал весь влажен; и долго сидела, забросив назад свою прекрасную голову, сжав белоснежными зубами свою прекрасную нижнюю губу, — как бы внезапно почувствовав какое укушение ядовитого гада, — и не снимая с лица платка, чтобы он не видел ее сокрушительной
грусти.
— Ни туман, ни
грусть, ни болезнь, ни… даже смерть! — шептала она восторженно, опять счастливая, успокоенная, веселая. Никогда, казалось ей, не любила она его так страстно, как в эту
минуту.
«…Поймут ли, оценят ли грядущие люди весь ужас, всю трагическую сторону нашего существования? А между тем наши страдания — почки, из которых разовьется их счастие. Поймут ли они, отчего мы лентяи, ищем всяких наслаждений, пьем вино и прочее? Отчего руки не подымаются на большой труд, отчего в
минуту восторга не забываем тоски?.. Пусть же они остановятся с мыслью и с
грустью перед камнями, под которыми мы уснем: мы заслужили их
грусть!»
На
минуту мне стало досадно, я покраснела, и вдруг тяжелое чувство
грусти сдавило грудь, но не оттого, что я должна быть их рабою, нет… мне смертельно стало жаль их».
Перед Рождеством Яскульские вернулись, и Эвелина, живая и радостная, со снегом в волосах и вся обвеянная свежестью и холодом, прибежала из поссесорского хутора в усадьбу и кинулась обнимать Анну Михайловну, Петра и Максима. В первые
минуты лицо Петра осветилось неожиданною радостью, но затем на нем появилось опять выражение какой-то упрямой
грусти.
Как это странно!» — проговорил он чрез
минуту даже с какою-то
грустью: в сильные
минуты ощущения радости ему всегда становилось грустно, он сам не знал отчего.
Я читал и перечитывал его; в истинной
грусти не ищешь развлечения, — напротив, хочется до малейшего впечатления разделить с тобой все, что испытывало твое сердце в тяжелые
минуты.
Когда мать выглянула из окошка и увидала Багрово, я заметил, что глаза ее наполнились слезами и на лице выразилась
грусть; хотя и прежде, вслушиваясь в разговоры отца с матерью, я догадывался, что мать не любит Багрова и что ей неприятно туда ехать, но я оставлял эти слова без понимания и даже без внимания и только в эту
минуту понял, что есть какие-нибудь важные причины, которые огорчают мою мать.
читал он, кивая с
грустью в такт головою и сам в эти
минуты действительно искреннейшим образом страдал.
Проходило восемь
минут. Звенел звонок, свистел паровоз, и сияющий поезд отходил от станции. Торопливо тушились огни на перроне и в буфете. Сразу наступали темные будни. И Ромашов всегда подолгу с тихой, мечтательной
грустью следил за красным фонариком, который плавно раскачивался, сзади последнего вагона, уходя во мрак ночи и становясь едва заметной искоркой.
Она закрыла глаза и пробыла так несколько
минут, потом открыла их, оглянулась вокруг, тяжело вздохнула и тотчас приняла обыкновенный, покойный вид. Бедняжка! Никто не знал об этом, никто не видел этого. Ей бы вменили в преступление эти невидимые, неосязаемые, безыменные страдания, без ран, без крови, прикрытые не лохмотьями, а бархатом. Но она с героическим самоотвержением таила свою
грусть, да еще находила довольно сил, чтоб утешать других.
27 июня. Его
грусть принимает вид безвыходного отчаяния. В те дни после грустных разговоров являлись
минуты несколько посветлее. Теперь нет. Я не знаю, что мне делать. Я изнемогаю. Много надобно было, чтоб довесть этого кроткого человека до отчаяния, — я довела его, я не умела сохранить эту любовь. Он не верит больше словам моей любви, он гибнет. Умереть бы мне теперь… сейчас, сейчас бы умерла!
В самом деле, в эту
минуту она была поразительно хороша; какая-то мысль сильно занимала ее: ей было грустно, и
грусть эта придавала нечто величественное чертам ее, энергическим, резким, юно-прекрасным.
Глеб, несмотря на
грусть, тяготившую его сердце, рассудил весьма основательно, что в настоящую разгульную
минуту Захару не до счетов: были бы деньги. Он положил воспользоваться случаем и дать не восемь целковых — средняя плата батракам (двугривенный в день), — но несколько меньше; основываясь на этом, он сказал решительно...
Но как бы хорошо человек ни выбрал жизнь для себя — ее хватает лишь на несколько десятков лет, — когда просоленному морской водою Туба
минуло восемьдесят — его руки, изувеченные ревматизмом, отказались работать — достаточно! — искривленные ноги едва держали согнутый стан, и, овеянный всеми ветрами старик, он с
грустью вышел на остров, поднялся на гору, в хижину брата, к детям его и внукам, — это были люди слишком бедные для того, чтоб быть добрыми, и теперь старый Туба не мог — как делал раньше — приносить им много вкусных рыб.
— Так вы были с ней знакомы? Ах! как досадно, что я не знал этого! Впрочем, много
грустить нечего; я уж вам сказал, что она и без этого была при смерти:
минутой прежде,
минутой после…
Меня это пугало… Сердце у меня стучало, как будто кто-то схватывал его невидимой рукой… Порой издалека глядели на меня человеческие глаза, полные
грусти, одушевления, сочувствия и мысли, всего, что я считал в те
минуты обманом…
Может быть, что и сам пегий мерин понимал это и в спокойные
минуты соглашался, что он виноват тем, что прожил уже жизнь, что ему надо платить за эту жизнь; но он всё-таки был лошадь и не мог удерживаться часто от чувств оскорбленья,
грусти и негодованья, глядя на всю эту молодежь, казнившую его за то самое, чему все они будут подлежать в конце жизни.
Он почувствовал, что главная цель возвращения в Москву ему изменила, и он отходит от Софьи с
грустью. Он, как потом сознается в сенях, с этой
минуты подозревает в ней только холодность ко всему, — и после этой сцены самый обморок отнес не «к признакам живых страстей», как прежде, а к «причуде избалованных нерв».
Печорин с удивлением взглянул на нее… но увы! он не мог ничем объяснить этот странный припадок
грусти! Он так давно разлучен был с нею: и с тех пор он не знал ни одной подробности ее жизни… даже очень вероятно, что чувства Веры в эту
минуту относились вовсе не к нему? — мало ли могло быть у нее обожателей после его отъезда в армию; может быть и ей изменил который-нибудь из них, — как знать!..
Гость 3. Поверьте, веселость в обществе очень часто одна личина; но бывают
минуты, когда эта самая веселость, в бореньи с внутреннею
грустью, принимает вид чего-то дикого; если внезапный смех прерывает мрачную задумчивость, то не радость возбуждает его; этот перелом доказывает только, что человек не может совершенно скрыть чувств своих. Лица, которые всегда улыбаются, вот лица счастливцев!
Иногда удавалось Акулине вырваться под каким-нибудь предлогом на
минуту из дому; не нарадуется, бывало, своему счастью, не утерпит — выбежит за ворота, и
грусть как бы исчезнет, и тоска сойдет с сердца.
Но столько очарования озолотило лицо ее в эту
минуту, таким страстным потоком чувства, такой невыносимой, неслыханной красотою задрожала каждая линия, каждый мускул его, что разом угасла черная дума и замолкла чистая
грусть в груди Ордынова.
Сотник, уже престарелый, с седыми усами и с выражением мрачной
грусти, сидел перед столом в светлице, подперши обеими руками голову. Ему было около пятидесяти лет; но глубокое уныние на лице и какой-то бледно-тощий цвет показывали, что душа его была убита и разрушена вдруг, в одну
минуту, и вся прежняя веселость и шумная жизнь исчезла навеки. Когда взошел Хома вместе с старым козаком, он отнял одну руку и слегка кивнул головою на низкий их поклон.
Наконец, вытянутая физиономия, унылый взгляд, вялая, сонливая речь, тоскливое выражение лица, опять таки ровно ничего не доказывают: у самого веселого, милого, занимательного человека встречаются
минуты тоски и
грусти; он делается тогда сам на себя не похожим.
— Да полно ж, матушка, — наклоняясь головой на плечо игуменьи, сквозь слезы молвила Фленушка, — что о том поминать?.. Осталась жива, сохранил Господь… ну и слава Богу. Зачем
грустить да печалиться?.. Прошли беды,
минули печали, Бога благодарить надо, а не горевать.
Да, такие
минуты смягчают воспоминание о пройденном пути и до некоторой степени примиряют с ним; иначе нельзя, а не было бы первого, не было бы и второго. Но все-таки те-то, первые, — что им до чужого благополучия, купленного ценою их собственных мук? А сколько таких мук, сколько загубленных жизней лежит на пути каждого врача! «Наши успехи идут через горы трупов», — с
грустью сознается Бильрот в одном частном письме.
В
минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце
грусть:
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
«Сам я не более, как обломок, — с
грустью пишет Ницше своему другу Рэ, — и только в редкие, редко-счастливые
минуты дано мне заглянуть в лучший мир, где проводят дни свои цельные и совершенные натуры».
С этими словами Фрица одолела вещая
грусть; но вскоре, приняв бодрый вид, он положил крестообразно руки на повалившееся дерево, припал ухом ко пню и сделался весь слух и внимание.
Минут через пятнадцать вынырнула опять из дупла пригоженькая посланница. Щеки ее горели, грудь сильно волновалась; стоя возле нее, можно было считать биение ее сердца. За нею с трудом выполз Немой, пыхтя, как мех; он обнял дружески Фрица и погрозился пальцем на Розу.
Леонид Михайлович Свирский ничего этого не замечал, как не замечал выражения лица своей бывшей подруги,
минутами носящего на себе отпечаток такой безысходной
грусти и отчаяния, которое далеко не гармонировало с ее наружным, каким-то ухарским весельем.
Князь был высокий, статный молодой человек с выразительным породистым лицом, с теми изысканно-изящными манерами, которые приобретаются исключительно в придворной сфере, где люди каждую
минуту думают о сохранении элегантной внешности. На лице его лежала печать
грусти, деланной или искренней — это, конечно, было тайной его сердца, но это выражение вполне гармонировало с обстановкой, местом и причиной приема. Все заметили, что князь с особой почтительностью поцеловал руку княгини Вассы Семеновны Полторацкой.
Когда один из карауливших тело крестьян сдернул покрывало с трупа, Егор Никифоров вместо того, чтобы отступить при виде жертвы своего преступления, подошел близко к столу, на котором лежал покойный, и с выражением неподдельной
грусти несколько
минут смотрел на него, истово осеняя себя крестным знамением. Из глаз его брызнули слезы, и он чуть слышно прошептал...
— Никогда, никогда не поверила бы, — прошептала она сама с собой, — что можно быть так счастливою. — Лицо ее просияло улыбкой; но в то же самое время она вздохнула, и тихая
грусть выразилась в ее глубоком взгляде. Как будто кроме того счастья, которое она испытывала, было другое, недостижимое в этой жизни счастье, о котором она невольно вспомнила в эту
минуту.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту
минуту, так далека она была от горя,
грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. «Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю», почувствовала она, и сказала себе: «Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я».