Неточные совпадения
Бальзаминов. Я знаю, что сделать! Ты меня не
тронь! Я служащий, обидеть меня не
смеешь! Я
на тебя и суд найду!
Я не ошибся: старик не отказался от предлагаемого стакана. Я
заметил, что ром прояснил его угрюмость.
На втором стакане сделался он разговорчив: вспомнил или показал вид, будто бы вспомнил меня, и я узнал от него повесть, которая в то время сильно меня заняла и
тронула.
«Видел я, — говорил он, — Маккавея, Гедеона… орудие в руках промысла, его
меч, его пращ… и чем более я смотрел
на него, тем сильнее был
тронут и со слезами твердил:
меч господень!
меч господень!
— Вы еще знаете ли, кто я такой? Ведь я вам вовсе не ровня, у меня свои крепостные люди были, и я очень много таких молодцов, как вы,
на конюшне для одной своей прихоти сек, а что я всего лишился, так
на это была особая божия воля, и
на мне печать гнева есть, а потому меня никто
тронуть не
смеет.
Однако в то самое время, как я восторгался женой моей, я и не
заметил, что тронувшее Наташу слово мое
на Преображеньев день других
тронуло совершенно в другую сторону, и я посеял против себя вовсе нежеланное неудовольствие в некоторых лицах в городе.
В то время как Хаджи-Мурат садился
на лошадь, воинский начальник
заметил, что все пять нукеров собирались ехать с Хаджи-Муратом, и сказал ему, что ему не позволяется брать с собой всех, но Хаджи-Мурат как будто не слыхал,
тронул лошадь, и воинский начальник не стал настаивать.
Я не
заметил, как бесшумный Афраф стал убирать тарелки, и его рука в нитяной перчатке уже потянулась за моей, а горошек я еще не
трогал, оставив его, как лакомство, и когда рука Афрафа простерлась над тарелкой, я ухватил десертную ложку, приготовленную для малины, помог пальцами захватить в нее горошек и благополучно отправил его в рот, уронив два стручка
на скатерть.
— Не ходи, Дунюшка! Не бойся, родная: он ничего не
посмеет тебе сделать… останься со мной… он те не
тронет… чего дрожишь! Полно, касатка… плюнь ты
на него, — раздавался голос старушки уже в сенях.
Xлынов. Никакого я в тебе, братец, ума не вижу. Какая мне может быть честь перед другими, если я его выкуплю! Все эти твои слова ни к чему. А все дело состоит: так как Васька
на бубне даже очень хорошо стал понимать, и мне чрез это самое от него утешение, значит, я сам в одну минуту это дело кончаю. Потому, если кто мне по нраву, тех
трогать не
смей.
Как вы
смели трогать-то ее своими грязными лапами! Она, как есть, голубка; а вы мало чем лучше дьяволов. Вот она, шутка-то! И я-то, дурак, тешить вас взялся! Пора мне знать, что у вас ни одной шутки без обиды не обходится. Первое ваше удовольствие — бедных да беззащитных обижать. (Приносят воды, он льет ей несколько капель
на голову). Уж эта ли девушка не обижена, а тут вы еще. Дома ее заели совсем; вырвалась она кой-как...
— Ах… пес! Вот, гляди, каковы есть люди: его грабят, а он кланяется — мое вам почтение! Положим, взяли-то у него, может,
на копейку, да ведь эта копейка ему — как мне рубль… И не в копейке дело, а в том, что моя она и никто не
смей ее
тронуть, ежели я сам не брошу… Эх! Ну их! Ну-ка говори — где был, что видел?
Ощупал койку, накрытую жёстким одеялом, подбежал к двери,
потрогал её,
заметил на стене против двери маленькое квадратное окно и бросился к нему.
Агния. А вот за эти слова, сейчас положите
на место и не
смейте трогать. Для вас и вышивала, а теперь не отдам.
Конечно, Белоус знал это испытанное средство, но приберегал его до последнего момента. Он придумал с Терешкой другую штуку: пустить попа Мирона с крестным ходом под монастырь, — по иконам Гермоген не
посмеет палить, ну, тогда и брать монастырь. Задумано, сделано… Но Гермоген повернул
на другое. Крестного хода он не
тронул, а пустил картечь
на Служнюю слободу и поджег несколько домов. Народ бросил крестный ход и пустился спасать свою худобу. Остался один поп Мирон да дьячок Арефа.
Больным местом готовившейся осады была Дивья обитель, вернее сказать — сидевшая в затворе княжиха, в иночестве Фоина. Сам игумен Моисей не
посмел ее
тронуть, а без нее и сестры не пойдут. Мать Досифея наотрез отказалась: от своей смерти, слышь, никуда не уйдешь, а господь и не это терпел от разбойников. О томившейся в затворе Охоне знал один черный поп Пафнутий, а сестры не знали, потому что привезена она была тайно и сдана
на поруки самой Досифее. Инок Гермоген тоже ничего не подозревал.
— Не
смей трогать! — вмешивается солдат с пикой. —
На гуптевахту [Гуптевахта (правильно: «гауптва́хта») — караульное помещение.] стащить его надо.
Таков был еще Старостин,
на лице которого лежало самодовольное выражение власти: «Вы,
мол, чтò ни говорите, а меня никто не
тронет.
Здесь, несмотря
на промоченные ноги, он сел
на корточки и стал припоминать всё, что он делал: как он перелез через забор, искал ее окно и, наконец, увидал белую тень; как несколько раз, прислушиваясь к малейшему шороху, он подходил и отходил от окна; как то ему казалось несомненно, что она с досадой
на его медлительность ожидает его, то казалось, что это невозможно, чтобы она так легко решилась
на свидание; как, наконец, предполагая, что она только от конфузливости уездной барышни притворяется, что спит, он решительно подошел и увидал ясно ее положение, но тут вдруг почему-то убежал опрометью назад и, только сильно устыдив трусостью самого себя, подошел к ней
смело и
тронул ее за руку.
— Губить тебя?.. Не бойся… А знаешь ли, криводушный ты человек, почему тебе зла от меня не будет? — сказал Патап Максимыч, сев
на кровать. — Знаешь ли ты это?.. Она, моя голубушка,
на исходе души за тебя просила… Да… Не снесла ее душенька позору… Увидала, что от людей его не сокроешь — в могилу пошла… А кто виноват?.. Кто ее погубил?.. А она-то, голубушка, лежа
на смертном одре, Христом Богом
молила — волосом не
трогать тебя.
Граф устремил свой мутный взор в потолок и задумался. К великому моему удивлению, я
заметил, что он
на этот раз, сверх обыкновения, был трезв. Это меня поразило и даже
тронуло.
Я и
на себе
замечал это. Иногда жалеешь не только людей, но всякое живое существо, а другой раз чужие страдания не только не
трогают тебя, но смотришь
на них как будто с удовольствием.
«Современник» кричал, что Тургенев — ненавистник всякого образования, особенно женского, ненавистник всего народа и молодежи, проповедник помещичьего разврата, и даже не может поднести лица своего к микроскопу, для наблюдений над козявкой, «а наши,
мол, девушки готовы смотреть в микроскоп
на что только угодно и даже ручками
потрогать» [«Современник», март 1862.
Не одними кулаками молодцы работают, бьются ногами и коленками, колотят зря по чем ни попало, лежачего только
тронуть не
смеют — таков закон
на кулачных боях.
— Фима, молчи! Не
смей задирать новенькую, — и белокурая Дуся быстро подбежала к Тасе. — Они тебя не
тронут больше, только ты сама не дразни их, — поспешно шепнула она ей
на ухо.
— Хе-хе! Ч-чертово окно! Пошел, говорит, прочь отсюдова, мужик! Не
смей тут петь, мне беспокойство!.. Да разве я у тебя? Я
на бережку сижу, никого не
трогаю… Какая язвенная! Сижу вот и пою!..
— И все это не то! Она и
на Калерию-то виды имеет. Надо,
мол, ее ублажить, поделиться с ней по — божески,
тронуть ее христианской добродетелью и привлечь к своей вере.
К архимандриту обедать! А
на поле возле ярмонки столы накроют, бочки с вином ради холопей и для черного народу выкатят. И тут не одна тысяча людей
на княжой кошт ест, пьет, проклажается до поздней ночи. Всем один приказ: «пей из ковша, а мера душа». Редкий год человек двадцать, бывало, не обопьется. А пьяных подбирать было не велено, а коли кто
на пьяного наткнулся, перешагни через него, а
тронуть пальцем не
смей.
Ваня и Нина в ужасе. Смерть в помойке, помимо своей жестокости, грозит еще отнять у кошки и деревянной лошади их детей, опустошить ящик, разрушить планы будущего, того прекрасного будущего, когда один кот будет утешать свою старуху-мать, другой — жить
на даче, третий — ловить крыс в погребе… Дети начинают плакать и умолять пощадить котят. Отец соглашается, но с условием, чтобы дети не
смели ходить в кухню и
трогать котят.
— Баб наших, ваше благородие, вы гнать не
смеете! — резко сказал он. — Вам над нами власть дадена,
на нас и кричите. А баб наших не
трогайте.
По сторонам
трона стояли оруженосцы, или телохранители, великого князя, называвшиеся рындами, в белых длинных отложных кафтанах и в высоких, опушенных соболями, шапках
на головах.
На правом плече они держали маленькие топорики с длинными серебряными рукоятками и стояли, потупя очи и не
смея шевельнуться.
— Пикни же он грубое словечко, я ему глаза выцарапаю; мой Петенька и сучку царскую выпустит — посмей-ка он тогда
тронуть волоском! А вот быть по-нашему с Бироном; да я, господи прости! хочу скорей лишиться доброго имени, пускай называют меня шлюхой, неумойкой, такой-сякой, коли я не увижу головы врага нашего
на плахе, а вот быть, быть и быть…
Иоанн родился не воином, а монархом, сидел
на троне лучше, чем
на коне, и владел скипетром искуснее, нежели
мечом.
Домашние, видя ее ежедневно, как это всегда бывает, не
замечали происходившей в ней постепенно перемены, а отец и мать, повторяем, слишком поглощены были придворной жизнью и решавшейся у ступеней
трона судьбою их старшей дочери, чтобы обращать должное внимание
на состояние здоровья и духа младшей.
Этот бывший атаман разбойников, выказав себя неустрашимым героем, искусным вождем, выказал необыкновенный разум и в земских учреждениях, и в соблюдении воинской подчиненности, вселив в людей грубых, диких доверенность к новой власти, и строгостью усмирял своих буйных сподвижников, которые, преодолев столько опасностей в земле, ими завоеванной
на краю света, не
смели тронуть ни волоса у мирных жителей.
Когда я ему это сказала, он тотчас же подсел ко мне и сделался преласковый. У него ведь все по пунктикам:"нуждаешься
мол в моем сочувствии —
на тебе его; а пока не скажешь, я не имею права
трогать тебя".
Императрица медлила, ожидала зимнего пути, в январе выпал снег, и весь двор в трое суток прибыл из Москвы в Петербург. Императрица, вступив
на крыльцо адмиральского дома, навсегда утвердила его дворцом русской столицы. Несмотря
на сделанные пристройки, адмиральские палаты не могли доставить всех удобств, каких требовал двор императрицы. Крытые гонтом, тесные, они не заключали в себе ни одной порядочной залы, где бы прилично можно было
поместить императорский
трон.
— Пожалуй, обратите ваш колокол в
трон, и воссядет
на нем князь наш, и начнет править вами мудро и законно, и хотя не попустит ни чьей вины пред собою, зато и не даст в обиду врагам. Скажите это землякам вашим — и
меч наш в ножнах, а кубок в руках, — сказал князь Иван.
— Пожалуй, обратите ваш колокол в
трон, и воссядет
на нем князь наш, и начнет править вами мудро и законно, и хотя не попустит ничьей вины пред собою, зато и не даст в обиду врагам, скажите это землякам вашим — и
меч наш в ножнах, а кубок в руках, — сказал Иван.