Неточные совпадения
— Не буду, Лина, не сердись! Нет, Самгин, ты почувствуй: ведь это владыки наши будут, а? Скомандуют: по
местам! И все пойдет, как по маслу. Маслице, хи… Ах, милый, давно я тебя не видал! Седеешь? Теперь мы с тобой по одной
тропе пойдем.
Были часы, когда Климу казалось, что он нашел свое
место, свою
тропу. Он жил среди людей, как между зеркал, каждый человек отражал в себе его, Самгина, и в то же время хорошо показывал ему свои недостатки. Недостатки ближних очень укрепляли взгляд Клима на себя как на человека умного, проницательного и своеобразного. Человека более интересного и значительного, чем сам он, Клим еще не встречал.
По следам он узнал все, что произошло у нас в отряде: он видел
места наших привалов, видел, что мы долго стояли на одном
месте — именно там, где
тропа вдруг сразу оборвалась, видел, что я посылал людей в разные стороны искать дорогу.
Тропа опять перешла на реку и вскоре привела нас к тому
месту, где Иодзыхе разбивается на три реки: Синанцу, Кулему (этимология этого слова мне неизвестна) и Ханьдахезу [Ханьда — лось (маньчжурское слово), хе-цзы — речка (китайское).].
Через 20 минут мы были у
места разветвления
троп.
Мул, которого взяли с собой Аринин и Сабитов, оказался с ленцой, вследствие чего стрелки постоянно от нас отставали. Из-за этого мы с Дерсу должны были часто останавливаться и поджидать их. На одном из привалов мы условились с ними, что в тех
местах, где
тропы будут разделяться, мы будем ставить сигналы. Они укажут им направление, которого надо держаться. Стрелки остались поправлять седловку, а мы пошли дальше.
За перевалом
тропа идет по болотистой долине реки Витухэ. По пути она пересекает четыре сильно заболоченных распадка, поросших редкой лиственницей. На сухих
местах царят дуб, липа и черная береза с подлесьем из таволги вперемежку с даурской калиной. Тропинка привела нас к краю высокого обрыва. Это была древняя речная терраса. Редколесье и кустарники исчезли, и перед нами развернулась широкая долина реки Кусун. Вдали виднелись китайские фанзы.
Около Черных скал
тропа разделилась. Одна (правая) пошла в горы в обход опасного
места, а другая направилась куда-то через реку. Дерсу, хорошо знающий эти
места, указал на правую
тропу. Левая, по его словам, идет только до зверовой фанзы Цу-жун-гоу [Цун-жун-гоу — поляна в лесу около реки.] и там кончается.
В одном
месте он остановился и указал на старую
тропу, заросшую травой и кустарником.
Удэгеец, сопровождавший нас, хорошо знал эти
места. Он находил
тропы там, где надо было сократить дорогу. Не доходя 2 км до устья Кулумбе,
тропа свернула в лес, которым мы шли еще около часа. Вдруг лес сразу кончился и
тропа оборвалась. Перед нами была река Иман.
От
места слияния Ли-Фудзина с Синанцей начинается Фудзин. Горы с левой стороны состоят из выветрелого туфа и кварцевого порфира. Прилегающая часть долины покрыта лесом, заболоченным и заваленным колодником. Поэтому
тропа здесь идет косогорами в полгоры, а через 2 км опять спускается в долину.
От
места нашего ночлега долина стала понемногу поворачивать на запад. Левые склоны ее были крутые, правые — пологие. С каждым километром
тропа становилась шире и лучше. В одном
месте лежало срубленное топором дерево. Дерсу подошел, осмотрел его и сказал...
На всем протяжении река принимает в себя с правой стороны только 2 небольших горных ручья: Тамчасегоу [Да-ма-ча-цзы-гоу — долина, где растет высокая конопля.] и Панчасегоу [Пань-чан-гоу — долина, извилистая, как кишка.]. От
места слияния их идет
тропа, проложенная тазовскими охотниками и китайцами-соболевщиками.
В озеро Долгое с севера впадает маленькая безымянная речка, протекающая по болотистой долине. Здесь
тропа становится весьма мокрой и вязкой.
Местами при ходьбе ощущается колебание почвы. Вероятно, в дождливое время года путь этот труднопроходим.
После полудня мы как-то сбились с дороги и попали на зверовую
тропу. Она завела нас далеко в сторону. Перейдя через горный отрог, покрытый осыпями и почти лишенный растительности, мы случайно вышли на какую-то речку. Она оказалась притоком Мутухе. Русло ее во многих
местах было завалено буреломным лесом. По этим завалам можно судить о размерах наводнений. Видно, что на Мутухе они коротки, но чрезвычайно стремительны, что объясняется близостью гор и крутизной их склонов.
Моя
тропа заворачивала все больше к югу. Я перешел еще через один ручей и опять стал подыматься в гору. В одном
месте я нашел чей-то бивак. Осмотрев его внимательно, я убедился, что люди здесь ночевали давно и что это, по всей вероятности, были охотники.
По всем признакам видно было, что горы кончаются. Они отодвинулись куда-то в сторону, и на
место их выступили широкие и пологие увалы, покрытые кустарниковой порослью. Дуб и липа дровяного характера с отмерзшими вершинами растут здесь кое-где группами и в одиночку. Около самой реки — частые насаждения ивы, ольхи и черемухи. Наша
тропа стала принимать влево, в горы, и увела нас от реки километра на четыре.
Охотничья
тропа проложена здесь частью по краю долины, частью по горам, которые имеют в этих
местах вид размытых холмов.
Не доходя до реки Горбуши 2 км,
тропа разделяется. Конная идет вброд через реку, а пешеходная взбирается на утесы и лепится по карнизу.
Место это считается опасным, потому что почва на
тропе под давлением ноги ползет книзу.
Идти стало немного легче:
тропа меньше кружила и не так была завалена буреломом. В одном
месте пришлось еще раз переходить вброд речку. Пробираясь через нее, я поскользнулся и упал в воду, но от этого одежда моя не стала мокрее.
Из притоков Хулуая наибольшего внимания заслуживает Тихий ключ, впадающий с правой стороны. По этому ключу идет
тропа на Арзамасовку. Ключ этот вполне оправдывает свое название. В нем всегда царит тишина, свойственная
местам болотистым. Растительность по долине мелкорослая, редкая и состоит главным образом из белой березы и кустарниковой ольхи. Первые разбросаны по всей долине в одиночку и небольшими группами, вторые образуют частые насаждения по берегам реки.
Тропа идет по левому берегу реки, то приближаясь к ней, то удаляясь метров на двести. В одном
месте река прижимается вплотную к горам, покрытым осыпями, медленно сползающими книзу. Сверху сыплются мелкие камни. Слабый ум китайского простонародья увидел в этом сверхъестественную силу. Они поставили здесь кумирню богу Шаньсинье, охраняющему горы. Сопровождающие нас китайцы не преминули помолиться, нимало не стесняясь нашим присутствием.
Такие лудевы ставятся всегда в горах на кабарожьих
тропах. В изгороди
местами оставляются проходы, а в них настораживаются веревочные петли. Попав головой в петлю, испуганная кабарга начинает метаться, и чем сильнее бьется, тем больше себя затягивает.
Покончив с осмотром фанз, отряд наш пошел дальше.
Тропа стала прижиматься к горам. Это будет как раз в том
месте, где Улахе начинает менять свое широтное направление на северо-западное. Здесь она шириной около 170 м и в среднем имеет скорость течения около 5 км/ч.
Подкрепив свои силы едой, мы с Дерсу отправились вперед, а лошади остались сзади. Теперь наша дорога стала подыматься куда-то в гору. Я думал, что Тютихе протекает здесь по ущелью и потому
тропа обходит опасное
место. Однако я заметил, что это была не та
тропа, по которой мы шли раньше. Во-первых, на ней не было конных следов, а во-вторых, она шла вверх по ручью, в чем я убедился, как только увидел воду. Тогда мы решили повернуть назад и идти напрямик к реке в надежде, что где-нибудь пересечем свою дорогу.
Реки Уссурийского края обладают свойством после каждого наводнения перемещать броды с одного
места на другое. Найти замытую
тропу не так-то легко. На розыски ее были посланы люди в разные стороны. Наконец
тропа была найдена, и мы весело пошли дальше.
Для уборки рыбы природа позаботилась прислать санитаров в лице медведей, кабанов, лисиц, барсуков, енотовидных собак, ворон, сизоворонок, соек и т.д. Дохлой кетой питались преимущественно птицы, четвероногие же старались поймать живую рыбу. Вдоль реки они протоптали целые
тропы. В одном
месте мы увидели медведя. Он сидел на галечниковой отмели и лапами старался схватить рыбу.
Диссертация его все росла, но печатать ее он не решался, пока для него оставались темными некоторые
места, например: «Див кличет вьрху древа», «рыща в
тропу трояню», или «трубы трубят до додутки»…
До самого вечера Марья проходила в каком-то тумане, и все ее злость разбирала сильнее. То-то охальник: и
место назначил — на росстани, где от дороги в Фотьянку отделяется
тропа на Сиротку. Семеныч улегся спать рано, потому что за день у машины намаялся, да и встать утром на брезгу. Лежит Марья рядом с мужем, а мысли бегут по дороге в Фотьянку, к росстани.
Смиренный заболотский инок повел скитниц так называемыми «волчьими
тропами», прямо через Чистое болото, где дорога пролегала только зимой. Верст двадцать пришлось идти мочежинами, чуть не по колена в воде. В особенно топких
местах были проложены неизвестною доброю рукой тоненькие жердочки, но пробираться по ним было еще труднее, чем идти прямо болотом. Молодые девицы еще проходили, а мать Енафа раз десять совсем было «огрузла», так что инок Кирилл должен был ее вытаскивать.
Дорогой Мосей объяснял Артему, по каким
местам они шли, какие где речки выпали, какие ключики, лога, кедровники. Дремучий глухой лес для Мосея представлял лучшую географическую карту. Другим, пожалуй, и жутко, когда
тропа уводила в темный ельник, в котором глухо и тихо, как в могиле, а Мосей счастлив. Настоящий лесовик был… Солдата больше всего интересовали рассказы Мосея про скиты, которые в прежние времена были здесь, — они и шли по старой скитской дороге.
Всех баб Артем набрал до десятка и повел их через Самосадку к
месту крушения коломенок, под боец Горюн. От Самосадки нужно было пройти
тропами верст пятьдесят, и в проводники Артем взял Мосея Мухина, который сейчас на пристани болтался без дела, — страдовал в горах брат Егор, куренные дрова только еще рубили, и жигаль Мосей отдыхал. Его страда была осенью, когда складывали кучонки и жгли уголь.
Места Мосей знал по всей Каменке верст на двести и повел «сушилок» никому не известными
тропами.
После этих слов она увидела перед собой неизбежную
тропу, которая безответно тянулась вокруг пустого, темного
места. И неизбежность идти этой
тропой наполнила ее грудь слепым покоем. Так и теперь. Но, чувствуя приход нового горя, она внутри себя говорила кому-то...
Местами большие звериные и маленькие, как туннели, фазаньи
тропы сходили с дороги в чащу леса.
Колесников смотрел с любовью на его окрепшее, в несколько дней на года вперед скакнувшее лицо и задумался внезапно об этой самой загадочной молве, что одновременно и сразу, казалось, во многих
местах выпыхнула о Сашке Жегулеве, задолго опережая всякие события и прокладывая к становищу невидимую
тропу. «Болтают, конечно, — думал он, — но не столько болтают, сколько ждут, носом по ветру чуют. Зарумянился мой черный Саша и глазами поблескивает, понял, что это значит: Сашка Жегулев! Отходи, Саша, отходи».
Слобожане отмалчивались. Они боялись, как пройдут мимо Баламутского завода: их тут будут караулить… Да и дорога-то одна к Усторожью. Днем бродяги спали где-нибудь в чаще, а шли, главным образом, по ночам. Решено было сделать большой круг, чтобы обойти Баламутский завод.
Места попадались все лесные,
тропы шли угорами да раменьем, того гляди, еще с дороги собьешься. Приходилось дать круг верст в пятьдесят. Когда завод обошли, слобожане вздохнули свободнее.
Все это надо так мастерски устроить, чтобы острое зрение зверя ничего не могло заметить и тонкое его чутье ничего не могло услышать; одним словом, чтобы
место с поставленным капканом и подделанною на нем волчьей
тропою было совершенно похоже на окружающую его местность.
Троп русачьих нет, потому что они живут по открытым степям и горам, где никакие кусты и деревья не заставляют их ходить по одному и тому же
месту; но зато русаки иногда имеют довольно постоянные денные лежки в выкопанных ими небольших норах, в снежных сугробах или в норах сурочьих; тут натоптываются некоторым образом такие же
тропы, как и в лесу, и на них-то ставят капканы; но по большей части ловят русаков на крестьянских гумнах, куда ходят они и зимою кушать хлеб, пролезая для того, в одном и том же
месте, сквозь прясла гуменного забора или перескакивая через него, когда он почти доверху занесен снегом.
Зверолов заранее объезжает верхом все
места около привады, или притравы; осматривает волчьи и лисьи
тропы и назначает
места, где ставить капканы; потом, также верхом, отправляется для их постановки.
Подойдя к
месту, то есть к
тропе, охотник, наклонясь как дальше вперед, но не становясь обеими ногами вместе, очерчивает лопаточкой четвероугольник на самой бойкой
тропе, так, чтобы
тропа приходилась посредине, бережно снимает пласт снега почти до самой земли и, сохраняя по возможности фигуру волчьих следов, кладет пласт снега позади себя, на свой собственный след; на очищенном
месте, которого величина должна быть соразмерна величине снасти, он ставит капкан с его полотном, разводит дуги, настораживает их и потом достает, также позади себя, чистого снегу и бережно с, лопаточки засыпает им капкан так, чтобы снежная поверхность была совершенно ровна, и на этом пушистом снегу, углом или концом рукоятки той же лопаточки, искусно выделывает
тропу волчьих следов, копируя снятый им с этого
места след.
Точно таким же образом ставят заячьи капканы на лисьих
тропах, проложенных к притраве или к какому-нибудь другому
месту, куда лиса повадилась ходить за своей добычей; предосторожности наблюдаются те же.
Вижу: по всем дорогам и
тропам тянутся, качаясь, серые фигуры с котомками за спиной, с посохами в руках; идут не торопясь, но споро, низко наклоня головы; идут кроткие, задумчивые и доверчиво открытые сердцем. Стекаются в одно
место, посмотрят, молча помолятся, поработают; есть какой-нибудь праведник, — поговорят с ним тихонько о чём-то и снова растекутся по дорогам, бодро шагая до другого
места.
Потому пользы от нас нет, а
место мы в ней занимаем и у других на
тропе стоим…
На солнозакате мы выбрались на берег реки Ключевой, которая здесь была очень не широка — сажен пять в некоторых
местах; летом ее вброд переезжают. Теперь на ней еще стоял лед, хотя на нем чернели широкие полыньи и от берегов во многих
местах шли полосы живой текучей воды.
Место было порядочно дикое и глухое, хотя начали попадаться росчисти и покосы;
тропа, наконец, вывела на деревенскую дорогу, по которой мы и въехали в Сосунки, когда все кругом начало тонуть в мутных вечерних сумерках.
Николай видел, что ему не миновать встречи с Рогачёвым; это рассердило его, он зло ударил лошадь; подбрасывая его, она поскакала, споткнулась, и он перелетел через голову её в кусты, а когда поднялся на ноги, Степан, разведя руки, стоял на
тропе, чмокая и ласково оговаривая испуганную, топтавшуюся на
месте лошадь.
Укажут и «
тропу Батыеву» и
место невидимого града Китежа на озере Светлом Яре.
Отдохнув немного, моряки поехали далее. После спуска дорога снова поднималась кверху.
Тропа становилась шире и лучше. Лошади пошли скорее. Опять, как и в начале подъема, то и дело показывались из-за зелени маленькие виллы и дачи. Вот и знаменитая вилла какого-то англичанина-банкира, выстроенная на самом хребте одной из гор. Наконец, на верхушке одного из отрогов показался и монастырь — высшее
место в горах, до которого можно добраться на лошадях. Выше можно подниматься только пешком.
Мы воспользовались ею, пока она шла в желательном для нас направлении, а затем оставили
тропу и прямо целиной подошли к береговым обрывам, где было небольшое
место, свободное от древесной и кустарниковой растительности.
Когда все было готово, мы надели лыжи и пошли вслед за нашим провожатым. Он направился по протоке вдоль обрывистого берега, поросшего вековым лесом. Во многих
местах яр обвалился и обнажил корни деревьев. Одна ель упала. При падении своем она увлекла большой кусок земли. Здесь по снежному сугробу шла хорошо протоптанная
тропа.
Лодка была в двух аршинах. Серафима одним ударом весел врезалась носом в то
место, где кончалась
тропа, и Теркин вскочил.