Неточные совпадения
Любопытство меня мучило: куда ж отправляют меня, если уж не в Петербург? Я не сводил глаз с пера батюшкина, которое
двигалось довольно
медленно. Наконец он кончил, запечатал письмо в одном пакете с паспортом, снял очки и, подозвав меня, сказал: «Вот тебе письмо
к Андрею Карловичу Р., моему старинному товарищу и другу. Ты едешь в Оренбург служить под его начальством».
Захлестывая панели, толпа сметала с них людей, но сама как будто не росла, а, становясь только плотнее, тяжелее,
двигалась более
медленно. Она не успевала поглотить и увлечь всех людей, многие прижимались
к стенам, забегали в ворота, прятались в подъезды и магазины.
Шипел паровоз,
двигаясь задним ходом, сеял на путь горящие угли, звонко стучал молоток по бандажам колес, гремело железо сцеплений; Самгин, потирая бок,
медленно шел
к своему вагону, вспоминая Судакова, каким видел его в Москве, на вокзале: там он стоял, прислонясь
к стене, наклонив голову и считая на ладони серебряные монеты; на нем — черное пальто, подпоясанное ремнем с медной пряжкой, под мышкой — маленький узелок, картуз на голове не мог прикрыть его волос, они торчали во все стороны и свешивались по щекам, точно стружки.
По торцам мостовой, наполняя воздух тупым и дробным звуком шагов, нестройно
двигалась небольшая, редкая толпа, она была похожа на метлу, ручкой которой служила цепь экипажей,
медленно и скучно тянувшаяся за нею. Встречные экипажи прижимались
к панелям, — впереди толпы быстро шагал студент, рослый, кудрявый, точно извозчик-лихач; размахивая черным кашне перед мордами лошадей, он зычно кричал...
Часам
к пяти мы подошли
к Камигуину, но
двигались так
медленно, что солнце садилось, а мы еще были все у входа.
Когда мы подошли
к реке, было уже около 2 часов пополудни. Со стороны моря дул сильный ветер. Волны с шумом бились о берег и с пеной разбегались по песку. От реки в море тянулась отмель. Я без опаски пошел по ней и вдруг почувствовал тяжесть в ногах. Хотел было я отступить назад, но,
к ужасу своему, почувствовал, что не могу
двинуться с места. Я
медленно погружался в воду.
Я встал и поспешно направился
к биваку. Костер на таборе горел ярким пламенем, освещая красным светом скалу Ван-Син-лаза. Около огня
двигались люди; я узнал Дерсу — он поправлял дрова. Искры, точно фейерверк, вздымались кверху, рассыпались дождем и
медленно гасли в воздухе.
Когда он лег и уснул, мать осторожно встала со своей постели и тихо подошла
к нему. Павел лежал кверху грудью, и на белой подушке четко рисовалось его смуглое, упрямое и строгое лицо. Прижав руки
к груди, мать, босая и в одной рубашке, стояла у его постели, губы ее беззвучно
двигались, а из глаз
медленно и ровно одна за другой текли большие мутные слезы.
— Вы… вы с ума сошли! Вы не смеете… — Она пятилась задом — села, вернее, упала на кровать — засунула, дрожа, сложенные ладонями руки между колен. Весь пружинный, все так же крепко держа ее глазами на привязи, я
медленно протянул руку
к столу —
двигалась только одна рука — схватил шток.
За кормою, вся в пене, быстро мчится река, слышно кипение бегущей воды, черный берег
медленно провожает ее. На палубе храпят пассажиры, между скамей — между сонных тел — тихо
двигается, приближаясь
к нам, высокая, сухая женщина в черном платье, с открытой седой головою, — кочегар, толкнув меня плечом, говорит тихонько...
Я поднялся в город, вышел в поле. Было полнолуние, по небу плыли тяжелые облака, стирая с земли черными тенями мою тень. Обойдя город полем, я пришел
к Волге, на Откос, лег там на пыльную траву и долго смотрел за реку, в луга, на эту неподвижную землю. Через Волгу
медленно тащились тени облаков; перевалив в луга, они становятся светлее, точно омылись водою реки. Все вокруг полуспит, все так приглушено, все
движется как-то неохотно, по тяжкой необходимости, а не по пламенной любви
к движению,
к жизни.
Все три путника приложили ладони
к бровям и, поглядев за реку, увидали, что там выступало что-то рослое и дебелое, с ног до головы повитое белым саваном: это «что-то» напоминало как нельзя более статую Командора и, как та же статуя,
двигалось плавно и
медленно, но неуклонно приближаясь
к реке.
Большая (и с большою грязью) дорога шла каймою около сада и впадала в реку; река была в разливе; на обоих берегах стояли телеги, повозки, тарантасы, отложенные лошади, бабы с узелками, солдаты и мещане; два дощаника ходили беспрерывно взад и вперед; битком набитые людьми, лошадьми и экипажами, они
медленно двигались на веслах, похожие на каких-то ископаемых многоножных раков, последовательно поднимавших и опускавших свои ноги; разнообразные звуки доносились до ушей сидевших: скрип телег, бубенчики, крик перевозчиков и едва слышный ответ с той стороны, брань торопящихся пассажиров, топот лошадей, устанавливаемых на дощанике, мычание коровы, привязанной за рога
к телеге, и громкий разговор крестьян на берегу, собравшихся около разложенного огня.
Заводи, заливы, полои, непременно поросшие травою, — вот любимое местопребывание линей; их надобно удить непременно со дна, если оно чисто; в противном случае надобно удить на весу и на несколько удочек; они берут тихо и верно: по большей части наплавок без малейшего сотрясения, неприметно для глаз, плывет с своего места в какую-нибудь сторону, даже нередко пятится
к берегу — это линь; он взял в рот крючок с насадкой и тихо с ним удаляется; вы хватаете удилище, подсекаете, и жало крючка пронзает какую-нибудь часть его мягкого, тесного, как бы распухшего внутри, рта; линь упирается головой вниз, поднимает хвост кверху и в таком положении
двигается очень
медленно по тинистому дну, и то, если вы станете тащить; в противном случае он способен пролежать камнем несколько времени на одном и том же месте.
Быстро несется вниз по течению красивый и сильный «Ермак», буксирный пароход купца Гордеева, и по оба бока его
медленно движутся навстречу ему берега Волги, — левый, весь облитый солнцем, стелется вплоть до края небес, как пышный, зеленый ковер, а правый взмахнул
к небу кручи свои, поросшие лесом, и замер в суровом покое.
По-видимому, и вообще он не был склонен
к разговорчивости, и молчал не только с людьми, но и с животными: молча поил лошадь, молча запрягал ее,
медленно и лениво
двигаясь вокруг нее маленькими, неуверенными шажками, а когда лошадь, недовольная молчанием, начинала капризничать и заигрывать, молча бил ее кнутовищем.
Между стволов и ветвей просвечивали багровые пятна горизонта, и на его ярком фоне деревья казались ещё более мрачными, истощёнными. По аллее, уходившей от террасы в сумрачную даль,
медленно двигались густые тени, и с каждой минутой росла тишина, навевая какие-то смутные фантазии. Воображение, поддаваясь чарам вечера, рисовало из теней силуэт одной знакомой женщины и его самого рядом с ней. Они молча шли вдоль по аллее туда, вдаль, она прижималась
к нему, и он чувствовал теплоту её тела.
Еще 15 марта, когда мы были в верховьях Иггу, в полдень на снегу при температуре — 1,5 °C я заметил странные живые существа, по внешнему виду очень похожие на пауков. Они
двигались торопливо и каждый раз, когда я хотел поймать их, старались зарыться в снег. Второй раз я увидел эти странные создания около Бяпали. Термометр показывал +3 °C. Они были вялыми и
двигались медленно. На пути от Улема
к морю на рассвете я снова имел возможность наблюдать этих странных насекомых.
Наверху было темно. Но в этой темноте так же, как в гостиной, все жило и
двигалось. Ветер в саду гудел глухо и непрерывно, то усиливаясь, то ослабевая. На дворе отрывисто лаяла собака, словно прислушиваясь
к собственному лаю, и заканчивала протяжным воем. Полуоторванный железный лист звякал на крыше сарая. Сергей остановился посреди комнаты. Он
медленно дышал и пристально вглядывался в темноту.
Офицер приложил руку
к козырьку и вместе со своими спутниками
медленно двинулся по шоссе
к деревне. У поворота они остановились, долго разговаривали, поглядывая вперед, потом
двинулись дальше. Иван Ильич в колебании смотрел им вслед. Они скрылись за холмом.
Еще раз прошелся он по ней из одного угла до другого.
К нему наискось от амвона
медленно двигалась старушка, скорее барыня, чем простого звания, в шляпе и мантилье, с желтым лицом, собранным в комочек. Шла она, — точно впала в благочестивую думу или собиралась класть земные поклоны, —
к нему боком, и как только поравнялась — беззвучно и ловко повернулась всем лицом и, не меняя ущемленной дворянской мины, проговорила сдержанно и вполголоса...
По-прежнему было тепло и чувствовалась близость
к земле, и по-прежнему
медленно двигались в небе серые тучи, не угрожавшие дождем.
Погода по-прежнему была сверкающая, в раскрытые окна глядела налитая солнцем зелень сада, по блестящим полам
медленно двигались под сквознячком легкие стаи пушинок от тополей. В душе было послеэкзаменационное чувство огромного облегчения и освобождения; впереди — Петербург, студенчество; через две недели —
к Конопацким. И я писал...
На днях косил он в саду траву для конюшенных лошадей. Коса резала
медленно и уверенно, казалось, она
движется сама собой, а дедка Степан бессильными руками прилип
к косью и тянется следом. Лицо его было совсем как у трупа.
Печальный кортеж
медленно двинулся по Невскому проспекту, по направлению
к Александро-Невской лавре.
Медленно двигаясь от завтраков
к обедам, и от обедов
к ужинам, на которых гостеприимные хозяева не жалели ни вин, ни старых вудок, повстанцы ознаменовали свое трехдневное шествие наймом в шайку трех дворовых, по 30 коп. в сутки.
Юрка глядел, сидя на перилах крыльца. Приезжий расхаживал с Нинкой по снежной дороге, что-то сердито говорил и размахивал рукою. Побледневшая Нинка с вызовом ему возражала. Приезжий закинул голову, угрожающе помахал указательным пальцем перед самым носом Нинки и, не прощаясь, пошел
к сельсовету. Нинка воротилась
к крыльцу. Глаза ее
двигались медленно, ничего вокруг не видя. Вся была полна разговором.
Из казарм все
двинулись к Зимнему дворцу. Елизавета Петровна ехала
медленно впереди роты гренадер. Только один человек мог остановить войско — это был Миних. Унтер-офицер, командовавший караулом у его дома, был участником заговора. Ему было приказано захватить фельдмаршала и отвезти его во дворец цесаревны. Он так и сделал.
А пока он молился, идиот сполз с постели, шумно ворочая оживающими, но все еще слабыми ногами. Он стал ползать с начала весны, и уже не раз приходилось о. Василию при возвращении находить его у порога, где неподвижно сидел он, как собака у запертых дверей. Теперь он направился
к открытому окну и
двигался медленно, с усилием, сосредоточенно покачивая головою. Подполз, закинул за окно сильные цепкие руки и, приподнявшись на них, угрюмо и жадно всматривался в темноту ночи. И слушал что-то.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали
к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё
двигалось медленно и степенно.
Войска, шедшие ночью, не торопились и
двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя
к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя на другой стороне теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя напирающие, бесконечные массы войск.