Неточные совпадения
— Ничего, ничего! — кричал он
матери и сестре, — это обморок, это дрянь! Сейчас только доктор сказал, что ему гораздо лучше, что он совершенно здоров! Воды! Ну, вот уж он и приходит в себя, ну, вот и
очнулся!..
—
Очнется, поплачет, потом
мать узнает…
И, схватив за руку Дунечку так, что чуть не вывернул ей руки, он пригнул ее посмотреть на то, что «вот уж он и
очнулся». И
мать и сестра смотрели на Разумихина как на провидение, с умилением и благодарностью; они уже слышали от Настасьи, чем был для их Роди, во все время болезни, этот «расторопный молодой человек», как назвала его, в тот же вечер, в интимном разговоре с Дуней, сама Пульхерия Александровна Раскольникова.
Очнулся он дома, в постели, в жестоком жару. Над ним, расплываясь, склонялось лицо
матери, с чужими глазами, маленькими и красными.
Вера,
очнувшись на груди этой своей
матери, в потоках слез, без слов, в судорогах рыданий, изливала свою исповедь, раскаяние, горе, всю вдруг прорвавшуюся силу страданий.
На третьем или четвертом году после свадьбы отец уехал по службе в уезд и ночевал в угарной избе. Наутро его вынесли без памяти в одном белье и положили на снег. Он
очнулся, но половина его тела оказалась парализованной. К
матери его доставили почти без движения, и, несмотря на все меры, он остался на всю жизнь калекой…
Оба, и
мать и сын, так были поглощены своим занятием, что не заметили прихода Максима, пока он, в свою очередь,
очнувшись от удивления, не прервал сеанс вопросом...
Я
очнулся или очувствовался уже на коленях
матери, которая сидела на канапе, положив мою голову на свою грудь.
— Поди в свою комнату…
очнись! — говорила ему вслед до глубины души оскорбленная
мать.
Раздирающий душу вопль генеральши, покатившейся в кресле; столбняк девицы Перепелицыной перед неожиданным поступком до сих пор всегда покорного дяди; ахи и охи приживалок; испуганная до обморока Настенька, около которой увивался отец; обезумевшая от страха Сашенька; дядя, в невыразимом волнении шагавший по комнате и дожидавшийся, когда
очнется мать; наконец, громкий плач Фалалея, оплакивавшего господ своих, — все это составляло картину неизобразимую.
Я
очнулся ранним и свежим зимним утром. Тит сидел у стола и что-то читал. Я долго смотрел на него, на его лицо, склоненное на руки, внимательное, доброе и умное. С таким выражением Тит никогда не читал записки. Так он читал только письма сестры и
матери. Все лицо его светилось тогда каким-то внутренним светом. Потом он поднял глаза на меня. В них был тот же свет.
Бледная, с решимостью во взгляде, но почти дрожащая от волнения, чудно-прекрасная в своем негодовании, она выступила вперед. Обводя всех долгим вызывающим взглядом, она посреди наставшего вдруг безмолвия обратилась к
матери, которая при первом ее движении тотчас же
очнулась от обморока и открыла глаза.
Когда я
очнулся, первые мои слова были: «Где маменька?» Но возле меня стоял Бенис и бранил ни в чем не виноватого Евсеича: как бы осторожно ни сказали мне о приезде
матери, я не мог бы принять без сильного волнения такого неожиданного и радостного известия, а всякое волнение произвело бы обморок.
Я плакал, ревел, как маленькое дитя, валялся по полу, рвал на себе волосы и едва не изорвал своих книг и тетрадей, и, конечно, только огорчение
матери и кроткие увещания отца спасли меня от глупых, безумных поступков; на другой день я как будто
очнулся, а на третий мог уже заниматься и читать вслух моих любимых стихотворцев со вниманием и удовольствием; на четвертый день я совершенно успокоился, и тогда только прояснилось лицо моего наставника.
Русаков (вбегая). Где? Что? Господи! (Всплеснув руками.) Побелела как снег, хоть в гроб клади!.. Дунюшка! (Берет за руку.) Дунюшка! (Смотрит на нее.) Вот и
мать такая же лежала в гробу — вот две капли воды. (Утирает слезы.) Господи! не попусти! Дуня! (С ужасом.)
Очнется ли она,
очнется ль?.. Нет! Ужли ж я ее убил?.. (Стоит подле в оцепенении.)
Ровно от тяжелого сна
очнулась Наташа, медленно провела по лицу руками и, окинув
мать и сестру кротким взором, чуть слышно проговорила...
В то время, когда девушки приветствовали невесту этой песней, она была в объятьях своей
матери и, слушая с удовольствием приятные для нее напевы, скрывала на груди Лукерьи Савишны свое горящее лицо. Затем, как бы
очнувшись, она начала целовать по одиночке своих подруг.
На рыданье
матери вбежали обе княжны, сидевшие в соседней гостиной. Александрита машинально побежала в будуар княгини и принесла одеколон и соли. Общими усилиями три девушки стали приводить в чувство Зою Александровну. Князь Виктор стоял поодаль у окна, и кусая губы, сдерживал невольно набегавшие на глаза слезы пережитого волнения. Княгиня
очнулась и увидев наклонившуюся над ней Александру, продолжавшую примачивать ей виски одеколоном, вдруг выпрямилась.
Очнувшись от дремоты, Юрий Петрович тотчас же бросился шарить под лавкой, действительно нашел там образ Божией
Матери Казанской и начал ему усердно молиться.
В то время, когда девушки приветствовали невесту этой песнею, она была в объятиях своей
матери и, слушая с удовольствием приятные для нее напевы, скрывала на груди Лукерьи Савишны свое горящее лицо. Затем, как бы
очнувшись, она начала целовать поодиночке своих подруг.
С тяжелым чувством вступил Яков Потапович под кров этого жилища своего благодетеля, где он провел свое детство и юность, где его несчастная сиротская доля освещалась тем светлым чувством любви к той, которая, быть может, теперь, несмотря на старания его несчастной
матери, не
очнулась от своего глубокого обморока и заснула тем вечным, могильным сном, которым веет и от стен ее родового жилища.
А как в нем еще были заметны признаки жизни, то грузовщики сняли его и стали его трясти и подбрасывать, чтобы он
очнулся, а в то же время послали отрока к нему в дом за его
матерью Пуплией и за женою его Тениею, и за детьми их Вириной и Виттом.