Неточные совпадения
К этой неприятной для него задаче он приступил у нее на дому, в ее маленькой уютной комнате. Осенний вечер сумрачно
смотрел в окна с улицы и в дверь с террасы; в саду, под красноватым небом, неподвижно стояли деревья, уже раскрашенные утренними заморозками. На столе, как всегда, кипел самовар, —
Марина, в капоте в кружевах, готовя чай, говорила, тоже как всегда, — спокойно, усмешливо...
— Ух, ух, — угрюмо звучали глухие вздохи мужчин. Самгин, мигая,
смотрел через это огромное, буйствующее тело, через серый вихрь хоровода на фигуру
Марины и ждал, когда и как вступит она.
Он стал ходить к ней каждый вечер и, насыщаясь ее речами, чувствовал, что растет. Его роман, конечно, был замечен, и Клим видел, что это выгодно подчеркивает его. Елизавета Спивак
смотрела на него с любопытством и как бы поощрительно,
Марина стала говорить еще более дружелюбно, брат, казалось, завидует ему. Дмитрий почему-то стал мрачнее, молчаливей и
смотрел на
Марину, обиженно мигая.
На
Марину он не
смотрел, помня памятью глаз, что она сидит неподвижно и выше всех.
Теперь
Марина, вскинув голову,
смотрела на него пристально, строго, и в глазах ее Самгин подметил что-то незнакомое ему, холодное и упрекающее.
Они очень интересовались здоровьем
Марины, спрашивали о ней таинственно и влюбленно и
смотрели на Самгина глазами людей, которые понимают, что он тоже все знает и понимает.
Елизавета Спивак простудилась и лежала в постели.
Марина, чрезмерно озабоченная, бегала по лестнице вверх и вниз, часто
смотрела в окна и нелепо размахивала руками, как бы ловя моль, невидимую никому, кроме нее. Когда Клим выразил желание посетить больную,
Марина сухо сказала...
Она предложила
посмотреть «ревю» в Фоли-Бержер. Поехали, взяли билеты в партер, но вскоре
Марина, усмехаясь, сказала...
Все другие сидели смирно, безмолвно, — Самгину казалось уже, что и от соседей его исходит запах клейкой сырости. Но раздражающая скука, которую испытывал он до рассказа Таисьи, исчезла. Он нашел, что фигура этой женщины напоминает Дуняшу: такая же крепкая, отчетливая, такой же маленький, красивый рот.
Посмотрев на
Марину, он увидел, что писатель шепчет что-то ей, а она сидит все так же величественно.
Но спрашивал он мало, а больше слушал
Марину, глядя на нее как-то подчеркнуто почтительно. Шагал по улицам мерным, легким шагом солдата, сунув руки в карманы черного, мохнатого пальто, носил бобровую шапку с козырьком, и глаза его
смотрели из-под козырька прямо, неподвижно, не мигая. Часто посещал церковные службы и, восхищаясь пением, говорил глубоким баритоном...
Говоря, она одевалась. Вышли на двор.
Марина заперла железную дверь большим старинным ключом и спрятала его в муфту. Двор был маленький, тесный, и отовсюду на него
смотрели окна, странно стесняя Самгина.
Кучер, благообразный, усатый старик, похожий на переодетого генерала, пошевелил вожжами, — крупные лошади стали осторожно спускать коляску по размытой дождем дороге; у выезда из аллеи обогнали мужиков, — они шли гуськом друг за другом, и никто из них не снял шапки, а солдат, приостановясь, развертывая кисет, проводил коляску сердитым взглядом исподлобья.
Марина, прищурясь, покусывая губы, оглядывалась по сторонам, измеряя поля; правая бровь ее была поднята выше левой, казалось, что и глаза
смотрят различно.
Она сказала все это негромко, не глядя на Самгина, обмахивая маленьким платком ярко разгоревшееся лицо. Клим чувствовал: она не надеется, что слова ее будут поняты. Он заметил, что Дуняша
смотрит из-за плеча
Марины упрашивающим взглядом, ей — скучно.
— Конечно. Такая бойкая цыганочка. Что… как она живет? Хочет быть актрисой? Это настоящее женское дело, — закончил он, усмехаясь в лицо Клима, и
посмотрел в сторону Спивак; она, согнувшись над клавиатурой через плечо мужа, спрашивала
Марину...
Самгин, не вслушиваясь в ее слова,
смотрел на ее лицо, — оно не стало менее красивым, но явилось в нем нечто незнакомое и почти жуткое: ослепительно сверкали глаза, дрожали губы, выбрасывая приглушенные слова, и тряслись, побелев, кисти рук. Это продолжалось несколько секунд.
Марина, разняв руки, уже улыбалась, хотя губы еще дрожали.
Стоя в буфете у окна, он
смотрел на перрон, из-за косяка. Дуняшу не видно было в толпе, окружавшей ее. Самгин машинально сосчитал провожатых: тридцать семь человек мужчин и женщин.
Марина — заметнее всех.
Марина молча погладила его плечо, но он уже не
смотрел на нее, говоря...
— Ну, идемте
смотреть город, — скорее приказала, чем предложила она. Клим счел невежливым отказаться и часа три ходил с нею в тумане, по скользким панелям, смазанным какой-то особенно противной грязью, не похожей на жирную грязь провинции.
Марина быстро и твердо, как солдат, отбивала шаг, в походке ее была та же неудержимость, как в словах, но простодушие ее несколько подкупало Клима.
Она легко поднялась с дивана и, покачиваясь, пошла в комнату
Марины, откуда доносились крики Нехаевой; Клим
смотрел вслед ей, улыбаясь, и ему казалось, что плечи, бедра ее хотят сбросить ткань, прикрывающую их. Она душилась очень крепкими духами, и Клим вдруг вспомнил, что ощутил их впервые недели две тому назад, когда Спивак, проходя мимо него и напевая романс «На холмах Грузии», произнесла волнующий стих...
Самгину показалось, что глаза
Марины смеются. Он заметил, что многие мужчины и женщины
смотрят на нее не отрываясь, покорно, даже как будто с восхищением. Мужчин могла соблазнять ее величавая красота, а женщин чем привлекала она? Неужели она проповедует здесь? Самгин нетерпеливо ждал. Запах сырости становился теплее, гуще. Тот, кто вывел писаря, возвратился, подошел к столу и согнулся над ним, говоря что-то Лидии; она утвердительно кивала головой, и казалось, что от очков ее отскакивают синие огни…
Он уже видел, что грубоватая
Марина относится к нему почтительно, Елизавета Спивак
смотрит на него с лестным любопытством, а Нехаева беседует с ним более охотно и доверчиво, чем со всеми другими.
Марина не возвращалась недели три, — в магазине торговал чернобородый Захарий, человек молчаливый, с неподвижным, матово-бледным лицом, темные глаза его
смотрели грустно, на вопросы он отвечал кратко и тихо; густые, тяжелые волосы простеганы нитями преждевременной седины. Самгин нашел, что этот Захарий очень похож на переодетого монаха и слишком вял, бескровен для того, чтоб служить любовником
Марины.
Тетушка, остановясь, позвала его, он быстро побежал вперед, а Самгин, чувствуя себя лишним, свернул на боковую дорожку аллеи, — дорожка тянулась между молодых сосен куда-то вверх. Шел Самгин медленно,
смотрел под ноги себе и думал о том, какие странные люди окружают
Марину: этот кучер, Захарий, Безбедов…
— Уйди, — повторила
Марина и повернулась боком к нему, махая руками. Уйти не хватало силы, и нельзя было оторвать глаз от круглого плеча, напряженно высокой груди, от спины, окутанной массой каштановых волос, и от плоской серенькой фигурки человека с глазами из стекла. Он видел, что янтарные глаза
Марины тоже
смотрят на эту фигурку, — руки ее поднялись к лицу; закрыв лицо ладонями, она странно качнула головою, бросилась на тахту и крикнула пьяным голосом, топая голыми ногами...
Самгину казалось, что все мужчины и дамы
смотрят на
Марину, как бы ожидая, когда она будет танцевать. Он находил, что она отвечает на эти взгляды слишком пренебрежительно.
Марина чистит грушу, срезая толстые слои, а рядом с нею рыжеволосая дама с бриллиантами на шее, на пальцах ловко срезает кожицу с груши слоями тонкими, почти как бумага.
Он сказал
Марине, что на нее
смотрит кто-то из крупных людей Франции.
—
Смотри: все — точно в лохмотьях, — заметила
Марина.
— Вот Борюшка говорит, что увезла. Посмотри-ка у себя и у Василисы спроси: все ли ключи дома, не захватили ли как-нибудь с той вертушкой,
Мариной, от которой-нибудь кладовой — поди скорей! Да что ты таишься, Борис Павлович, говори, какие ключи увезла она: видел, что ли, ты их?
— А, постой, голубчик, я поквитаюсь с тобой — вместо
Марины! — злобно говорил он, —
смотри, пожалуй, в калитку лезет: а я там, как пень, караулю у плетня!..
Наконец Улита показалась в подвалах, бабы и девки поползли по двору, только
Марины нет. Бледный и мрачный Савелий показался на пороге своей каморки и тупо
смотрел на двор.
Нужно было узнать, не вернулась ли Вера во время его отлучки. Он велел разбудить и позвать к себе
Марину и послал ее
посмотреть, дома ли барышня, или «уж вышла гулять».
Он подозрительно
смотрел на бабушку, на Марфеньку, на Тита Никоныча, на
Марину, пуще всего на
Марину, как на поверенную и ближайшую фрейлину Веры.
Он убаюкивался этою тихой жизнью, по временам записывая кое-что в роман: черту, сцену, лицо, записал бабушку, Марфеньку, Леонтья с женой, Савелья и
Марину, потом
смотрел на Волгу, на ее течение, слушал тишину и глядел на сон этих рассыпанных по прибрежью сел и деревень, ловил в этом океане молчания какие-то одному ему слышимые звуки и шел играть и петь их, и упивался, прислушиваясь к созданным им мотивам, бросал их на бумагу и прятал в портфель, чтоб, «со временем», обработать — ведь времени много впереди, а дел у него нет.
Если сам он идет по двору или по саду, то пройти бы ему до конца, не взглянув вверх; а он начнет маневрировать,
посмотрит в противоположную от ее окон сторону, оборотится к ним будто невзначай и встретит ее взгляд, иногда с затаенной насмешкой над его маневром. Или спросит о ней
Марину, где она, что делает, а если потеряет ее из вида, то бегает, отыскивая точно потерянную булавку, и, увидевши ее, начинает разыгрывать небрежного.
— Ну,
смотри, пеняй на себя! Я напишу к Борису Павловичу,
Марина не моя, а его, — как он хочет.
—
Смотри, как бы барыня не спросила! — говорил Яков, выталкивая другую стерлядь, — и когда
Марина вошла, они уже доедали цыпленка.
Подъезжая к пригорку, на котором стоял белый кош Ляховской, Привалов издали заметил какую-то даму, которая
смотрела из-под руки на него. «Уж не пани ли
Марина?» — подумал Привалов. Каково было его удивление, когда в этой даме он узнал свою милую хозяйку, Хионию Алексеевну. Она даже сделала ему ручкой.
Телегин. Еду ли я по полю,
Марина Тимофеевна, гуляю ли в тенистом саду,
смотрю ли на этот стол, я испытываю неизъяснимое блаженство! Погода очаровательная, птички поют, живем мы все в мире и согласии, — чего еще нам? (Принимая стакан.) Чувствительно вам благодарен!
А какова, скажи, моя
Марина?
Я только ей промолвил: ну,
смотри!
Не упускай Димитрия!.. и вот
Все кончено. Уж он в ее сетях.