Неточные совпадения
—
Максим Максимыч, не хотите ли чаю? —
закричал я ему в окно.
— Постой, постой! —
закричал вдруг
Максим Максимыч, ухватясь за дверцы коляски, — совсем было забыл… У меня остались ваши бумаги, Григорий Александрович… я их таскаю с собой… думал найти вас в Грузии, а вот где Бог дал свидеться… Что мне с ними делать?..
— Так вы в Персию?.. а когда вернетесь?.. —
кричал вслед
Максим Максимыч…
Сел
Максим Иванович и
кричит мальчику: „Резвись!“ — а тот перед ним еле дышит.
А тут еще Яков стал шутки эти перенимать: Максим-то склеит из картона будто голову — нос, глаза, рот сделает, пакли налепит заместо волос, а потом идут с Яковом по улице и рожи эти страшные в окна суют — люди, конечно, боятся,
кричат.
Максим Яценко, сам малоросс, был человек простой с мужиками и дворней. Он часто
кричал и ругался, но как-то необидно, и потому к нему относились люди почтительно, но свободно.
— Нет, постой! — гневно
крикнул Максим. — Никто еще не прошел мимо слепых, не кинув им хоть пятака. Неужели ты убежишь, не сделав даже этого? Ты умеешь только кощунствовать со своею сытою завистью к чужому голоду!..
Но это выражение заметила только она. В гостиной поднялся шумный говор. Ставрученко-отец что-то громко
кричал Максиму, молодые люди, еще взволнованные и возбужденные, пожимали руки музыканта, предсказывали ему широкую известность артиста.
Малюта слушал сына, и два чувства спорили в нем между собою. Ему хотелось
закричать на
Максима, затопать на него ногами и привести его угрозами к повиновению, но невольное уважение сковывало его злобу. Он понимал чутьем, что угроза теперь не подействует, и в низкой душе своей начал искать других средств, чтоб удержать сына.
Наскучив отзывать его,
Максим выхватил саблю и поскакал прямо на куст. Несколько человек с поднятыми дубинами выскочили к нему навстречу, и грубый голос
крикнул...
Наконец, когда тоска стала глубже забирать
Максима, он подобрал поводья, поправил шапку, свистнул,
крикнул и полетел во всю конскую прыть.
Подбежал
Максим, тоже пьяный, и вдвоем они потащили меня по палубе к своей каюте, мимо спящих пассажиров. Но у дверей каюты стоял Смурый, в двери, держась за косяки, — Яков Иваныч, а девица колотила его по спине кулаками и пьяным голосом
кричала...
Утром он сам догадался, что это так, и тогда даже зависти к
Максиму не почувствовал, а в эту минуту её слова точно обожгли ему лицо, — он отшатнулся и, захлебнувшись злой обидою,
крикнул...
— Ну, и чёрт его дери! —
крикнул Максим на дворе.
— Зови их! — сказал Кожемякин, но
Максим, не двигаясь, заложил руки за спину и
крикнул...
Пришли домой. Разбудив Дроздова, пили в кухне чай и снова водку. Шакир
кричал на
Максима, топая ногой о пол...
Я с
Максимом Ивановичем обедал у полицеймейстера, и, как теперь помню, за пудином услышали мы колокольчик;
Максим Иваныч, — знаете его слабость, — не вытерпел: «Матушка, говорит, Вера Васильевна, простите», подбежал к окну и вдруг
закричал: «Карета шестерней, да какая карета!» Я к окну: точно, карета шестерней, отличнейшая, — Иохима, должно быть, работа, ей-богу.
— Молчи,
Максим! Ты не знаешь кавказской жизни! —
кричит он мне.
Максим. Господи Боже мой, угодники-святители! Что же это делается! Татары, чистые татары. Много войска было… (Уходит.
Кричит за сценой.) Господа военные, что же это вы делаете!
Максим, рассердившись, встал из-за стола и начал укорять свою молодую жену, говорил, что она немилосердная и глупая. А она, тоже рассердившись, заплакала и ушла в спальню и
крикнула оттуда...
Арендатор хутора Низы
Максим Горчаков, бердянский мещанин, ехал со своей молодой женой из церкви и вез только что освященный кулич. Солнце еще не всходило, но восток уже румянился, золотился. Было тихо… Перепел
кричал свои: «пить пойдем! пить пойдем!», да далеко над курганчиком носился коршун, а больше во всей степи не было заметно ни одного живого существа.
— Христос воскрес! —
крикнул ему
Максим.
— Вторая смена! Макатюк и Жданов! —
крикнул Максимов.
— Ко мне! —
закричал еще раз Нилов. —
Максим!
— Ко мне! —
закричал он. —
Максим! Ко мне!