Неточные совпадения
Пошли было наши-то боем на
Максима, ну — он здоров был, сила у него была редкая! Михаила с паперти сбросил, руку вышиб ему, Клима тоже ушиб, а дедушко с Яковом да мастером этим —
забоялись его.
А тут еще Яков стал шутки эти перенимать: Максим-то склеит из картона будто голову — нос, глаза, рот сделает, пакли налепит заместо волос, а потом идут с Яковом по улице и рожи эти страшные в окна суют — люди, конечно,
боятся, кричат.
Слепой ездил ловко и свободно, привыкнув прислушиваться к топоту других коней и к шуршанию колес едущего впереди экипажа. Глядя на его свободную, смелую посадку, трудно было бы угадать, что этот всадник не видит дороги и лишь привык так смело отдаваться инстинкту лошади. Анна Михайловна сначала робко оглядывалась,
боясь чужой лошади и незнакомых дорог,
Максим посматривал искоса с гордостью ментора и с насмешкой мужчины над бабьими страхами.
— Ну и я не
боюсь. Разве может быть, чтобы мужчина простудился скорее женщины? Дядя
Максим говорит, что мужчина не должен ничего
бояться: ни холода, ни голода, ни грома, ни тучи.
— Не
бойтесь, пан Валентин, — улыбаясь, ответил на эту речь
Максим, — мы не вербуем паненок для отряда Гарибальди.
— Чего ты
боишься? Поди сюда, моя умная крошка, — сказал
Максим с необычной нежностью. И, когда она, ослабевая от этой ласки, подошла к нему со слезами на глазах, он погладил ее шелковистые волосы своей большой рукой и сказал...
Исполняя обещание, данное
Максиму, Серебряный прямо с царского двора отправился к матери своего названого брата и отдал ей крест
Максимов. Малюты не было дома. Старушка уже знала о смерти сына и приняла Серебряного как родного; но, когда он, окончив свое поручение, простился с нею, она не посмела его удерживать,
боясь возвращения мужа, и только проводила до крыльца с благословениями.
Отец — человек высокий, тучный, с большой рыжей и круглой, как на образе
Максима Грека, бородою, с красным носом. Его серые глаза смотрели неласково и насмешливо, а толстая нижняя губа брезгливо отвисала. Он двигался тяжело, дышал шумно и часто ревел на стряпуху и рабочих страшным, сиплым голосом. Матвей долго
боялся отца, но однажды как-то сразу и неожиданно полюбил его.
Максим странно зашаркал ногами по земле, глядя, как они уходят из сада и Горюшина, шагая осторожно, поддерживает юбку, точно
боясь задеть за что-то, что остановит её.
— Нарочно не говорил я, что араратские рассказывают про иерусалимского старца и про христа и царя
Максима, — сказал Денисов. —
Боялся запугать ее. Ты ведь говорил, что от этих сказаний возникло в ней охлаждение к вере. Если она будет на соборе, тоже ни слова об этом не скажу. А надо, чтоб она была. Пускай не радеет, пускай ничего не говорит, оденется во что хочет… Шутка сказать — миллион! Не надо его упускать, надо, чтоб она волей или неволей осталась у вас.
Максим Трифонович перешел глазами от Виктора Мироныча к его жене, глядя на них через очки. Он перевел дыхание, но незаметно. Сегодня утром он
боялся за все станицынское дело и надеялся на одну Анну Серафимовну. Теперь надо половчее составить доверенность на случай непредвиденных «претензий» из-за границы.