Неточные совпадения
Я, знаете, труслив-с, поехал намедни к Б—ну, — каждого
больного minimum по получасу осматривает; так даже рассмеялся, на меня глядя: и стукал, и слушал, — вам, говорит, между прочим, табак не годится;
легкие расширены.
Мысли его, и без того
больные и бессвязные, стали мешаться все больше и больше, и вскоре сон,
легкий и приятный, обхватил его.
— Нет, есть: как между
больным и здоровым.
Легкие у чахоточного не в том положении, как у нас с вами, хоть устроены одинаково. Мы приблизительно знаем, отчего происходят телесные недуги; а нравственные болезни происходят от дурного воспитания, от всяких пустяков, которыми сызмала набивают людские головы, от безобразного состояния общества, одним словом. Исправьте общество, и болезней не будет.
Говорила она с акцентом, сближая слова тяжело и медленно. Ее лицо побледнело, от этого черные глаза ушли еще глубже, и у нее дрожал подбородок. Голос у нее был бесцветен, как у человека с
больными легкими, и от этого слова казались еще тяжелей. Шемякин, сидя в углу рядом с Таисьей, взглянув на Розу, поморщился, пошевелил усами и что-то шепнул в ухо Таисье, она сердито нахмурилась, подняла руку, поправляя волосы над ухом.
— Доктор, дайте мне вашу руку… — прошептала
больная. — Мне будет
легче…
Дело было именно в том, чтобы был непременно другой человек, старинный и дружественный, чтобы в
больную минуту позвать его, только с тем чтобы всмотреться в его лицо, пожалуй переброситься словцом, совсем даже посторонним каким-нибудь, и коли он ничего, не сердится, то как-то и
легче сердцу, а коли сердится, ну, тогда грустней.
Утром Дерсу почувствовал себя
легче. Боль в спине утихла совсем. Он начал ходить, но все еще жаловался на головную боль и слабость. Я опять приказал одного коня предоставить
больному. В 9 часов утра мы выступили с бивака.
Как быть! смотритель уступил ему свою кровать, и положено было, если
больному не будет
легче, на другой день утром послать в С*** за лекарем.
Судьи, надеявшиеся на его благодарность, не удостоились получить от него ни единого приветливого слова. Он в тот же день отправился в Покровское. Дубровский между тем лежал в постеле; уездный лекарь, по счастию не совершенный невежда, успел пустить ему кровь, приставить пиявки и шпанские мухи. К вечеру ему стало
легче,
больной пришел в память. На другой день повезли его в Кистеневку, почти уже ему не принадлежащую.
Я отправился к ним. В этот день мужу было
легче, хотя на новой квартире он уже не вставал с постели; я был монтирован, [возбужден, взвинчен (от фр. être monté).] дурачился, сыпал остротами, рассказывал всякий вздор, морил
больного со смеху и, разумеется, все это для того, чтоб заглушить ее и мое смущение. Сверх того, я чувствовал, что смех этот увлекает и пьянит ее.
…Я ждал ее больше получаса… Все было тихо в доме, я мог слышать оханье и кашель старика, его медленный говор, передвиганье какого-то стола… Хмельной слуга приготовлял, посвистывая, на залавке в передней свою постель, выругался и через минуту захрапел… Тяжелая ступня горничной, выходившей из спальной, была последним звуком… Потом тишина, стон
больного и опять тишина… вдруг шелест, скрыпнул пол,
легкие шаги — и белая блуза мелькнула в дверях…
Тюфяев был настоящий царский слуга, его оценили, но мало. В нем византийское рабство необыкновенно хорошо соединялось с канцелярским порядком. Уничтожение себя, отречение от воли и мысли перед властью шло неразрывно с суровым гнетом подчиненных. Он бы мог быть статский Клейнмихель, его «усердие» точно так же превозмогло бы все, и он точно так же штукатурил бы стены человеческими трупами, сушил бы дворец людскими
легкими, а молодых людей инженерного корпуса сек бы еще
больнее за то, что они не доносчики.
Стабровский действительно перерыл всю литературу о нервных болезнях и модной наследственности, и чем больше читал, тем больше приходил в отчаяние. Он в своем отцовском эгоизме дошел до того, что точно был рад, когда Устенька серьезно заболела тифом, будто от этого могло быть
легче его Диде. Потом он опомнился, устыдился и старался выкупить свою несправедливость усиленным вниманием к
больной.
Лечебницы называются, по-старому, окружными лазаретами, а те избы или камеры, куда помещают
больных с
легкими формами, — околотками.
Я никогда не мог равнодушно видеть не только вырубленной рощи, но даже падения одного большого подрубленного дерева; в этом падении есть что-то невыразимо грустное: сначала звонкие удары топора производят только
легкое сотрясение в древесном стволе; оно становится сильнее с каждым ударом и переходит в общее содрогание каждой ветки и каждого листа; по мере того как топор прохватывает до сердцевины, звуки становятся глуше,
больнее… еще удар, последний: дерево осядет, надломится, затрещит, зашумит вершиною, на несколько мгновений как будто задумается, куда упасть, и, наконец, начнет склоняться на одну сторону, сначала медленно, тихо, и потом, с возрастающей быстротою и шумом, подобным шуму сильного ветра, рухнет на землю!..
—
Легче ли тебе? — спросил я, — чувствительная ты моя Леночка,
больное ты мое дитя?
Впоследствии она не всегда была им довольна за самовольство его распоряжений и двусмысленную трату денег; она даже замечала, что он втайне был ближе к ее отцу, чем бы она желала; но видя, как он усердно ходит за
больным господином (у которого в комнате всегда спал), как успевает в то же время отлично исполнять должность дворецкого, она довольствовалась
легкими выговорами и оставляла Калмыка спокойно укореняться во всех его должностях.
— Да вы не беспокойтесь, — посоветовал мне однажды конторщик из унтеров, — сами вылечатся. Присохнет, как на собаке. Я, доложу вам, только одно лекарство употребляю — нашатырь. Приходит ко мне мужик. «Что тебе?» — «Я, говорит,
больной»… Сейчас же ему под нос склянку нашатырного спирту. «Нюхай!» Нюхает… «Нюхай еще… сильнее!..» Нюхает… «Что,
легче?» — «Як будто полегшало…» — «Ну, так и ступай с Богом».
Этот отзыв кровно ее обижал, потому что попадал в самое
больное место: она сама иногда боялась своего
легкого богатства.
Пескарь берет живо и верно; его подержка и утаскиванье видны по наплавку и слышны по руке; надобно подсекать его проворно; разумеется, должно удить на одну удочку и всегда держать удилище в руке. Он служит превосходною насадкою для хищной рыбы и самою здоровою пищею для человека. Уха из пескарей, как нежирная и
легкая, обыкновенно предписывается докторами
больным; пескари, жаренные в сметане, отлично вкусны.
"Если вам вздумается нас посетить, — так кончала она, — милости просим, приезжайте: говорят, даже
больным легче вместе, чем порознь".
Солнце и
легкий ветерок с моря нежат и ласкают мое
больное тело.
Больная молча смотрела на Рославлева; взоры ее понемногу оживлялись; вдруг они заблистали,
легкой румянец пробежал по бледным щекам ее; она схватила руку Рославлева и покрыла ее поцелуями.
На следующий день я опять съехался с Высоцким, который нашел Писарева в лучшем положении и сказал, что воспаление через несколько дней пройдет, но что
больной ослабеет и должен будет пролежать долго в постели, совершенно отстранив от себя всякое беспокойство, волнение и умственное занятие; даже чтение позволил слушать только самое
легкое.
Вошел в толстых сапогах, распространяя вокруг себя приятный запах дегтя от сапог и свежести зимнего воздуха,
легкой сильной поступью Герасим, в посконном чистом фартуке и чистой ситцевой рубахе, с засученными на голых, сильных, молодых руках рукавами, и, не глядя на Ивана Ильича, — очевидно сдерживая, чтоб не оскорбить
больного, радость жизни, сияющую на его лице, — подошел к судну.
Следствием ли лекарственных разных снадобий, которыми поили
больную, или просто помогла сама натура, но Акулине стало, однако, гораздо
легче.
Настоящим образом таять начало с апреля, и я уж целый день оставался на воздухе, походя на
больного, которому после полугодичного заключения разрешены прогулки, с тою только разницею, что я не боялся ни катара, ни ревматизма, ходил в
легком платье, смело промачивал ноги и свободно вдыхал свежий и сыроватый воздух.
К четырем часам, когда
больных выпустили на полчаса погулять, дорожки были совершенно сухи и тверды, как камень, и опавший лист шуршал под ногами с
легким отзвуком жести.
Некоторые простудились, и в том числе
больной, который стучит: у него сделалось воспаление
легких, и несколько дней можно было думать, что он умрет, и другой умер бы, как утверждал доктор, но его сделала непостижимо живучим, почти бессмертным его страшная воля, его безумная мечта о дверях, которые должны быть открыты: болезнь ничего не могла сделать с телом, о котором забыл сам человек.
Нет существа более пристрастного, более близорукого в отношении к самому себе, как мнимый
больной; ничтожнейшему из них кажется непременно, что внимание целого мира должно быть устремлено на его печень и
легкие; он возмущается, когда не падаете вы в кресло и не приходите в ужас, слушая рассказ о колотье в боку, или остаетесь равнодушны при известии, что он дурно спал вчерашнюю ночь.
К одиннадцати часам замирали и эти последние отголоски минувшего дня, и звонкая, словно стеклянная, тишина, чутко сторожившая каждый
легкий звук, передавала из палаты в палату сонное дыхание выздоравливающих, кашель и слабые стоны тяжелых
больных.
Звонкая тишина подхватывала их рыдания и вздохи и разносила по палатам, смешивая их с здоровым храпом сиделок, утомленных за день, со стонами и кашлем тяжелых
больных и
легким дыханием выздоравливающих.
Легкий, сначала чуть заметный румянец показался на бледных ланитах Насти. Глубже и свободней стала она вздыхать, исхудавшая грудь начала подыматься. Гуще и гуще разыгрывался румянец. И вот
больная открыла глаза, сухие, как стекло блестящие.
К часто повторяющимся впечатлениям привыкаешь. Тем не менее, когда, с
легкой краской на лице и неуловимым трепетом всего тела, передо мною раздевается
больная, у меня иногда мелькает мысль: имею ли я представление о том, что теперь творится у нее в душе?
— Случай, положим, действительно, не из
легких, — сказал профессор и приступил сам к расспросу
больной.
Голосовая вибрация грудной клетки на
больной стороне оказывается ослабленною; это обстоятельство с такою же верностью, как если бы я видел все собственными глазами, говорит мне, что выпот находится не в
легких, а в полости плевры.
Теперь для меня не было сомнения: как следствие дизентерии, у
больной образуется нарыв печени, опухшая печень давит на
легкое, и этим объясняется одышка.
Вот передо мною
больной; он лихорадит и жалуется на боли в боку; я выстукиваю бок: притупление звука показывает, что в этом месте грудной клетки легочный воздух заменен болезненным выделением; но где именно находится это выделение, — в
легком или в полости плевры?
Оказывается, у моей
больной… крупозное воспаление
легких!
Я исследовал
больную: весь живот был при давлении болезнен, область же печени была болезненна до того, что до нее нельзя было дотронуться; желудок,
легкие и сердце находились в порядке, температура была нормальна.
И муж, и жена относились ко мне с тем милым доверием, которое так дорого врачу и так поднимает его дух; каждое мое назначение они исполняли с серьезною, почти благоговейною аккуратностью и тщательностью.
Больная пять дней сильно страдала, с трудом могла раскрывать рот и глотать. После сделанных мною насечек опухоль опала,
больная стала быстро поправляться, но остались мускульные боли в обеих сторонах шеи. Я приступил к
легкому массажу шеи.
Я вспомнил, что даже не догадался спросить ее о кашле, даже не исследовал вторично ее
легких, так я обрадовался ознобу, и так ясно показался он мне говорящим за мой диагноз; правда, мне приходила в голову мысль, что
легкие не мешало бы исследовать еще раз, но
больная так кричала при каждом движении, что я прямо не решался поднять ее, чтобы как следует выслушать.
Сердце и
легкие ее при самом тщательном исследовании оказались здоровыми; ясное дело, у
больной была истерия. Я назначил соответственное лечение.
К вечеру температура с потрясающим ознобом поднялась до 40°, у
больной появилась
легкая одышка, а боли в печени стали еще сильнее.
В мою палату был положен на второй день болезни старик-штукатур; все его правое
легкое было поражено сплошь; он дышал очень часто, стонал и метался; жена его сообщила, что он с детства сильно пьет. Случай был подходящий, и я назначил
больному наперстянку по Петреску.
Больной жаловался на сильное слюнотечение, десны покраснели и распухли, изо рта несло отвратительным запахом; это была типическая картина
легкого отравления ртутью, вызванного назначенным мною каломелем: обвинить себя я ни в чем не мог, — я принял решительно все предупредительные меры.
— Благодарствуй! Как мне теперь хорошо стало, какую непонятную сладость я испытываю, — говорила
больная, и
легкая улыбка играла на ее тонких губах. — Как бог милостив! Не правда ли, он милостив и всемогущ? — И она снова с жадной мольбой смотрела полными слез глазами на образ.
Грохольский воображал себя
больным катаром
легких и, по совету доктора Дмитриева, истреблял огромнейшее количество винограда, молока и сельтерской воды.
— В пользу? А вот приходите-ка в больницу после праздника: как настанет праздник, выпьет народ, так на другой день сразу вдвое больше
больных; и эти всего
легче помирают: вечером принесут его, а утром он уже богу душу отдает.
— Недавно в тюремную палату к нам перевели из особого отдела одного генерала с крупозным воспалением
легких. Смирный такой старичок, тихий. Швабрин этот так и ест его глазами. Молчит, ничего не говорит, а смотрит, как будто тот у него сына зарезал. Как у волка глаза горят, — злые, острые. И вчера мне рассказал генерал: Швабрин по ночам приходит — и бьет его!.. Вы подумайте:
больного, слабого старика!