Больные, искалеченные, страдающие люди бесконечною вереницею потянулись перед глазами;
легких больных в клиники не принимают, — все это были страдания тяжелые, серьезные.
Неточные совпадения
— Случай, положим, действительно, не из
легких, — сказал профессор и приступил сам к расспросу
больной.
Вот передо мною
больной; он лихорадит и жалуется на боли в боку; я выстукиваю бок: притупление звука показывает, что в этом месте грудной клетки легочный воздух заменен болезненным выделением; но где именно находится это выделение, — в
легком или в полости плевры?
Голосовая вибрация грудной клетки на
больной стороне оказывается ослабленною; это обстоятельство с такою же верностью, как если бы я видел все собственными глазами, говорит мне, что выпот находится не в
легких, а в полости плевры.
Я исследовал
больную: весь живот был при давлении болезнен, область же печени была болезненна до того, что до нее нельзя было дотронуться; желудок,
легкие и сердце находились в порядке, температура была нормальна.
К вечеру температура с потрясающим ознобом поднялась до 40°, у
больной появилась
легкая одышка, а боли в печени стали еще сильнее.
Теперь для меня не было сомнения: как следствие дизентерии, у
больной образуется нарыв печени, опухшая печень давит на
легкое, и этим объясняется одышка.
Оказывается, у моей
больной… крупозное воспаление
легких!
Я вспомнил, что даже не догадался спросить ее о кашле, даже не исследовал вторично ее
легких, так я обрадовался ознобу, и так ясно показался он мне говорящим за мой диагноз; правда, мне приходила в голову мысль, что
легкие не мешало бы исследовать еще раз, но
больная так кричала при каждом движении, что я прямо не решался поднять ее, чтобы как следует выслушать.
В мою палату был положен на второй день болезни старик-штукатур; все его правое
легкое было поражено сплошь; он дышал очень часто, стонал и метался; жена его сообщила, что он с детства сильно пьет. Случай был подходящий, и я назначил
больному наперстянку по Петреску.
Сердце и
легкие ее при самом тщательном исследовании оказались здоровыми; ясное дело, у
больной была истерия. Я назначил соответственное лечение.
Больной жаловался на сильное слюнотечение, десны покраснели и распухли, изо рта несло отвратительным запахом; это была типическая картина
легкого отравления ртутью, вызванного назначенным мною каломелем: обвинить себя я ни в чем не мог, — я принял решительно все предупредительные меры.
К часто повторяющимся впечатлениям привыкаешь. Тем не менее, когда, с
легкой краской на лице и неуловимым трепетом всего тела, передо мною раздевается
больная, у меня иногда мелькает мысль: имею ли я представление о том, что теперь творится у нее в душе?
И муж, и жена относились ко мне с тем милым доверием, которое так дорого врачу и так поднимает его дух; каждое мое назначение они исполняли с серьезною, почти благоговейною аккуратностью и тщательностью.
Больная пять дней сильно страдала, с трудом могла раскрывать рот и глотать. После сделанных мною насечек опухоль опала,
больная стала быстро поправляться, но остались мускульные боли в обеих сторонах шеи. Я приступил к
легкому массажу шеи.
Неточные совпадения
Я, знаете, труслив-с, поехал намедни к Б—ну, — каждого
больного minimum по получасу осматривает; так даже рассмеялся, на меня глядя: и стукал, и слушал, — вам, говорит, между прочим, табак не годится;
легкие расширены.
Мысли его, и без того
больные и бессвязные, стали мешаться все больше и больше, и вскоре сон,
легкий и приятный, обхватил его.
— Нет, есть: как между
больным и здоровым.
Легкие у чахоточного не в том положении, как у нас с вами, хоть устроены одинаково. Мы приблизительно знаем, отчего происходят телесные недуги; а нравственные болезни происходят от дурного воспитания, от всяких пустяков, которыми сызмала набивают людские головы, от безобразного состояния общества, одним словом. Исправьте общество, и болезней не будет.
Говорила она с акцентом, сближая слова тяжело и медленно. Ее лицо побледнело, от этого черные глаза ушли еще глубже, и у нее дрожал подбородок. Голос у нее был бесцветен, как у человека с
больными легкими, и от этого слова казались еще тяжелей. Шемякин, сидя в углу рядом с Таисьей, взглянув на Розу, поморщился, пошевелил усами и что-то шепнул в ухо Таисье, она сердито нахмурилась, подняла руку, поправляя волосы над ухом.
— Доктор, дайте мне вашу руку… — прошептала
больная. — Мне будет
легче…