Неточные совпадения
Место это давало от семи до десяти
тысяч в
год, и Облонский мог занимать его, не оставляя своего казенного места. Оно зависело от двух министерств, от одной дамы и от двух Евреев, и всех этих
людей, хотя они были уже подготовлены, Степану Аркадьичу нужно было видеть в Петербурге. Кроме того, Степан Аркадьич обещал сестре Анне добиться от Каренина решительного ответа о разводе. И, выпросив у Долли пятьдесят рублей, он уехал в Петербург.
Много у меня в год-то народу перебывает; вы то поймите: недоплачу я им по какой-нибудь копейке на
человека, а у меня из этого
тысячи составляются, так оно мне и хорошо!» Вот как, сударь!
— Без фантазии — нельзя, не проживешь. Не устроишь жизнь. О неустройстве жизни говорили
тысячи лет, говорят все больше, но — ничего твердо установленного нет, кроме того, что жизнь — бессмысленна. Бессмысленна, брат. Это всякий умный
человек знает. Может быть, это
люди исключительно, уродливо умные, вот как — ты…
— Екатерина Великая скончалась в
тысяча семьсот девяносто шестом
году, — вспоминал дядя Хрисанф; Самгину было ясно, что москвич верит в возможность каких-то великих событий, и ясно было, что это — вера многих
тысяч людей. Он тоже чувствовал себя способным поверить: завтра явится необыкновенный и, может быть, грозный
человек, которого Россия ожидает целое столетие и который, быть может, окажется в силе сказать духовно растрепанным, распущенным
людям...
— Н-не знаю. Как будто умен слишком для Пилата. А в примитивизме, думаете, нет опасности? Христианство на заре его дней было тоже примитивно, а с лишком на
тысячу лет ослепило
людей. Я вот тоже примитивно рассуждаю, а
человек я опасный, — скучно сказал он, снова наливая коньяк в рюмки.
— Вы, Нифонт Иванович, ветхозаветный
человек. А молодежь, разночинцы эти… не дремлют! У меня письмоводитель в шестом
году наблудил что-то, арестовали. Парень — дельный и неглуп, готовился в университет. Ну, я его вызволил. А он, ежа ему за пазуху, сукину сыну, снял у меня копию с одного документа да и продал ее заинтересованному лицу. Семь
тысяч гонорара потерял я на этом деле. А дело-то было — беспроигрышное.
— Есть причина. Живу я где-то на задворках, в тупике.
Людей — боюсь, вытянут и заставят делать что-нибудь… ответственное. А я не верю, не хочу. Вот — делают,
тысячи лет делали. Ну, и — что же? Вешают за это. Остается возня с самим собой.
— Ссылка? Это установлено для того, чтоб подумать, поучиться. Да, скучновато. Четыре
тысячи семьсот обывателей, никому — и самим себе — не нужных, беспомощных
людей; они отстали от больших городов
лет на тридцать, на пятьдесят, и все, сплошь, заражены скептицизмом невежд. Со скуки — чудят. Пьют. Зимними ночами в город заходят волки…
И если вспомнить, что все это совершается на маленькой планете, затерянной в безграничии вселенной, среди
тысяч грандиозных созвездий, среди миллионов планет, в сравнении с которыми земля, быть может, единственная пылинка, где родился и живет
человек, существо, которому отведено только пять-шесть десятков
лет жизни…
— Нынче безлесят Россию, истощают в ней почву, обращают в степь и приготовляют ее для калмыков. Явись
человек с надеждой и посади дерево — все засмеются: «Разве ты до него доживешь?» С другой стороны, желающие добра толкуют о том, что будет через
тысячу лет. Скрепляющая идея совсем пропала. Все точно на постоялом дворе и завтра собираются вон из России; все живут только бы с них достало…
Это от непривычки: если б пароходы существовали несколько
тысяч лет, а парусные суда недавно, глаз людской, конечно, находил бы больше поэзии в этом быстром, видимом стремлении судна, на котором не мечется из угла в угол измученная толпа
людей, стараясь угодить ветру, а стоит в бездействии, скрестив руки на груди,
человек, с покойным сознанием, что под ногами его сжата сила, равная силе моря, заставляющая служить себе и бурю, и штиль.
В окружном же суде он служил со времени открытия судов и очень гордился тем, что он привел к присяге несколько десятков
тысяч человек, и что в своих преклонных
годах он продолжал трудиться на благо церкви, отечества и семьи, которой он оставит, кроме дома, капитал не менее тридцати
тысяч в процентных бумагах.
Во-вторых, мельница Привалова и его хлебная торговля служили только началом осуществления его гениальных планов, — ведь Привалов был герой и в качестве такового сделает чудесатам, где
люди в течение
тысячи лет только хлопали ушами.
О странностях Ляховского, о его страшной скупости ходили
тысячи всевозможных рассказов, и нужно сознаться, что большею частью они были справедливы. Только, как часто бывает в таких случаях,
люди из-за этой скупости и странностей не желают видеть того, что их создало. Наживать для того, чтобы еще наживать, — сделалось той скорлупой, которая с каждым
годом все толще и толще нарастала на нем и медленно хоронила под своей оболочкой живого
человека.
Все, что ты вновь возвестишь, посягнет на свободу веры
людей, ибо явится как чудо, а свобода их веры тебе была дороже всего еще тогда, полторы
тысячи лет назад.
И во-первых,
люди специальные и компетентные утверждают, что старцы и старчество появились у нас, по нашим русским монастырям, весьма лишь недавно, даже нет и ста
лет, тогда как на всем православном Востоке, особенно на Синае и на Афоне, существуют далеко уже за
тысячу лет.
Недавно в Петербурге один молодой
человек, почти мальчик, восемнадцати
лет, мелкий разносчик с лотка, вошел среди бела дня с топором в меняльную лавку и с необычайною, типическою дерзостью убил хозяина лавки и унес с собою
тысячу пятьсот рублей денег.
Так как Ефим Петрович плохо распорядился и получение завещанных самодуркой генеральшей собственных детских денег, возросших с
тысячи уже на две процентами, замедлилось по разным совершенно неизбежимым у нас формальностям и проволочкам, то молодому
человеку в первые его два
года в университете пришлось очень солоно, так как он принужден был все это время кормить и содержать себя сам и в то же время учиться.
— Гм. Вероятнее, что прав Иван. Господи, подумать только о том, сколько отдал
человек веры, сколько всяких сил даром на эту мечту, и это столько уж
тысяч лет! Кто же это так смеется над
человеком? Иван? В последний раз и решительно: есть Бог или нет? Я в последний раз!
На месте храма твоего воздвигнется новое здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится, как и прежняя, но все же ты бы мог избежать этой новой башни и на
тысячу лет сократить страдания
людей, ибо к нам же ведь придут они, промучившись
тысячу лет со своей башней!
Пенять на это нечего; советник, помнится, получал
тысячу двести рублей ассигнациями в
год; семейному
человеку продовольствоваться этим невозможно.
Отдельные сцены производили потрясающее впечатление. Горело десятками
лет нажитое добро, горело благосостояние нескольких
тысяч семей. И тут же рядом происходили те комедии, когда
люди теряют от паники голову. Так, Харитон Артемьич бегал около своего горевшего дома с кипой газетной бумаги в руках — единственное, что он успел захватить.
Лопахин. Ну, прощай, голубчик. Пора ехать. Мы друг перед другом нос дерем, а жизнь знай себе проходит. Когда я работаю подолгу, без устали, тогда мысли полегче, и кажется, будто мне тоже известно, для чего я существую. А сколько, брат, в России
людей, которые существуют неизвестно для чего. Ну, все равно, циркуляция дела не в этом. Леонид Андреич, говорят, принял место, будет в банке, шесть
тысяч в
год… Только ведь не усидит, ленив очень…
Тот еврей, у которого украли на Сахалине 56
тысяч, был прислан за фальшивые бумажки; он уже отбыл сроки и гуляет по Александровску в шляпе, пальто и с золотою цепочкой; с чиновниками и надзирателями он всегда говорит вполголоса, полушёпотом, и благодаря, между прочим, доносу этого гнусного
человека был арестован и закован в кандалы многосемейный крестьянин, тоже еврей, который был осужден когда-то военным судом «за бунт» в бессрочную каторгу, но на пути через Сибирь в его статейном списке посредством подлога срок наказания был сокращен до 4
лет.
Тысячу против одного держать можно, что изо ста дворянчиков, вступающих в службу, 98 становятся повесами, а два под старость или, правильнее сказать, два в дряхлые их, хотя нестарые
лета становятся добрыми
людьми.
Прошло пять
лет лечения в Швейцарии у известного какого-то профессора, и денег истрачены были
тысячи: идиот, разумеется, умным не сделался, но на
человека, говорят, все-таки стал походить, без сомнения, с грехом пополам.
Тут у меня собрано несколько точнейших фактов, для доказательства, как отец ваш, господин Бурдовский, совершенно не деловой
человек, получив пятнадцать
тысяч в приданое за вашею матушкой, бросил службу, вступил в коммерческие предприятия, был обманут, потерял капитал, не выдержал горя, стал пить, отчего заболел и наконец преждевременно умер, на восьмом
году после брака с вашею матушкой.
— Представьте себе, что в прошлом
году сделал Шепшерович! Он отвез в Аргентину тридцать женщин из Ковно, Вильно, Житомира. Каждую из них он продал по
тысяче рублей, итого, мадам, считайте, — тридцать
тысяч! Вы думаете на этом Шепшерович успокоился? На эти деньги, чтобы оплатить себе расходы по пароходу, он купил несколько негритянок и рассовал их в Москву, Петербург, Киев, Одессу и в Харьков. Но вы знаете, мадам, это не
человек, а орел. Вот кто умеет делать дела!
— Виноват, видишь ли, тот, кто первый сказал — это мое!
Человек этот помер несколько
тысяч лет тому назад, и на него сердиться не стоит! — шутя говорил хохол, но глаза его смотрели беспокойно.
Тысячу лет люди аккуратно господами были, с мужика шкуру драли, а вдруг — проснулись и давай мужику глаза протирать.
Куда стремился Калинович — мы знаем, и, глядя на него, нельзя было не подумать, что богу еще ведомо, чья любовь стремительней: мальчика ли неопытного, бегущего с лихорадкой во всем теле, с пылающим лицом и с поэтически разбросанными кудрями на тайное свидание, или
человека с солидно выстриженной и поседелой уже головой, который десятки
лет прожил без всякой уж любви в мелких служебных хлопотах и дрязгах, в ненавистных для души поклонах, в угнетении и наказании подчиненных, —
человека, который по опыту жизни узнал и оценил всю чарующую прелесть этих тайных свиданий, этого сродства душ, столь осмеянного практическими
людьми, которые, однако, платят иногда сотни
тысяч, чтоб воскресить хоть фальшивую тень этого сердечного сродства с какой-нибудь не совсем свежей, немецкого или испанского происхождения, m-lle Миной.
Тут он вспомнил про 12 р., которые был должен Михайлову, вспомнил еще про один долг в Петербурге, который давно надо было заплатить; цыганский мотив, который он пел вечером, пришел ему в голову; женщина, которую он любил, явилась ему в воображении, в чепце с лиловыми лентами;
человек, которым он был оскорблен 5
лет тому назад, и которому не отплатил за оскорбленье, вспомнился ему, хотя вместе, нераздельно с этими и
тысячами других воспоминаний, чувство настоящего — ожидания смерти и ужаса — ни на мгновение не покидало его.
— А главное, — подхватил капитан, молчавший всё время, — вот что, Владимир Семеныч: — вы представьте себе, что
человек, как я, например, служит 20-ть
лет на 200 рублях жалованья в нужде постоянной: так не дать ему хоть за его службу кусок хлеба под старость нажить, когда комисьонеры в неделю десятки
тысяч наживают!
Это не знаменитый генерал-полководец, не знаменитый адвокат, доктор или певец, это не удивительный богач-миллионер, нет — это бледный и худой
человек с благородным лицом, который, сидя у себя ночью в скромном кабинете, создает каких хочет
людей и какие вздумает приключения, и все это остается жить на веки гораздо прочнее, крепче и ярче, чем
тысячи настоящих, взаправдашних
людей и событий, и живет
годами, столетиями, тысячелетиями, к восторгу, радости и поучению бесчисленных человеческих поколений.
Всем сотрудникам, ни разу не оставлявшим его редакцию за все время ее существования, выдано было за несколько
лет до его кончины по пяти
тысяч рублей, а после его смерти все лица, близко стоявшие к его газете, остались если не богатыми, то вполне обеспеченными
людьми.
— Я, конечно, понимаю застрелиться, — начал опять, несколько нахмурившись, Николай Всеволодович, после долгого, трехминутного задумчивого молчания, — я иногда сам представлял, и тут всегда какая-то новая мысль: если бы сделать злодейство или, главное, стыд, то есть позор, только очень подлый и… смешной, так что запомнят
люди на
тысячу лет и плевать будут
тысячу лет, и вдруг мысль: «Один удар в висок, и ничего не будет». Какое дело тогда до
людей и что они будут плевать
тысячу лет, не так ли?
Сделка для молодого
человека была выгодная: он получал с отца в
год до
тысячи рублей в виде дохода с имения, тогда как оно при новых порядках не давало и пятисот (а может быть, и того менее).
— Я теперь собственно потому опоздал, что был у генерал-губернатора, которому тоже объяснил о моей готовности внести на спасение от голодной смерти
людей триста
тысяч, а также и о том условии, которое бы я желал себе выговорить: триста
тысяч я вношу на покупку хлеба с тем лишь, что самолично буду распоряжаться этими деньгами и при этом обязуюсь через две же недели в Москве и других местах, где найду нужным, открыть хлебные амбары, в которых буду продавать хлеб по ценам, не превышающим цен прежних неголодных
годов.
Он — бедный
человек, Иван Тимофеич! и хотя говорит, что адвокатура дает ему не меньше двадцати пяти
тысяч в
год, но это он лжет!
Помилуй, братец, — говорит, — ведь во всех учебниках будет записано: вот какие дела через Рюрика пошли! школяры во всех учебных заведениях будут долбить: обещался-де Рюрик по закону грабить, а вон что вышло!"–"А наплевать! пускай их долбят! — настаивал благонамеренный
человек Гадюк, — вы, ваше сиятельство, только бразды покрепче держите, и будьте уверены; что через
тысячу лет на этом самом месте…
Мы руководимся в экономических, государственных и международных отношениях теми основами, которые были годны
людям три и пять
тысяч лет тому назад и которые прямо противоречат и теперешнему нашему сознанию и тем условиям жизни, в которых мы находимся теперь.
Есть
люди — есть сотни
тысяч квакеров, есть менониты, есть все наши духоборцы, молокане и
люди, не принадлежащие ни к каким определенным сектам, которые считают, что насилие, а потому и военная служба — несовместимы с христианством, и потому каждый
год у нас в России несколько призываемых
людей отказываются от военной службы на основании своих религиозных убеждений.
Общественное же мнение не нуждается для своего возникновения и распространения в сотнях и
тысячах лет и имеет свойство заразительно действовать на
людей и с большою быстротою охватывать большие количества
людей.
Так это продолжалось сотни,
тысячи лет, и правительства, т. е.
люди, находящиеся во власти, старались и теперь всё более стараются поддерживать народы в этом заблуждении.
Тысяча восемьсот
лет тому назад христианское учение открыло
людям истину о том, как им должно жить, и вместе с тем предсказало то, чем будет жизнь человеческая, если
люди не будут так жить, а будут продолжать жить теми основами, которыми они жили до него, и чем она будет, если они примут христианское учение и будут в жизни исполнять его.
Свойство этого провидения того пути, по которому должно идти человечество, в большей или меньшей степени обще всем
людям; но всегда во все времена были
люди, в которых это свойство проявлялось с особенной силой, и
люди эти ясно и точно выражали то, что смутно чувствовали все
люди, и устанавливали новое понимание жизни, из которого вытекала иная, чем прежняя, деятельность, на многие сотни и
тысячи лет.
Разве можно нам,
людям, стоящим на пороге ужасающей по бедственности и истребительности войны внутренних революций, перед которой, как говорят приготовители ее, ужасы 93
года будут игрушкой, говорить об опасности, которая угрожает нам от дагомейцев, зулусов и т. п., которые живут за тридевять земель и не думают нападать на нас, и от тех нескольких
тысяч одуренных нами же и развращенных мошенников, воров и убийц, число которых не уменьшается от всех наших судов, тюрем и казней.
Старичок этот мыслью своей за
тысячу семьсот
лет назад заскочил: это во втором веке по рождестве Христовом некоторые
люди думали, что плоти надо полную волю дать и что она духу не вредит.
Явившийся тогда подрядчик, оренбургских казаков сотник Алексей Углицкий, обязался той соли заготовлять и ставить в оренбургский магазин четыре
года, на каждый
год по пятидесяти
тысяч пуд, а буде вознадобится, то и более, ценою по 6 коп. за пуд, своим коштом, а сверх того в будущий 1754
год,
летом построить там своим же коштом, по указанию от Инженерной команды, небольшую защиту оплотом с батареями для пушек, тут же сделать несколько покоев и казарм для гарнизону и провиантский магазин и на все жилые покои в осеннее и зимнее время ставить дрова, а провиант, сколько б там войсковой команды ни случилось, возить туда из Оренбурга на своих подводах, что всё и учинено, и гарнизоном определена туда из Алексеевского пехотного полку одна рота в полном комплекте; а иногда по случаям и более военных
людей командируемо бывает, для которых, яко же и для работающих в добывании той соли
людей (коих
человек ста по два и более бывает), имеется там церковь и священник с церковными служителями.
— Потому что это — он. Он уже стал теперь как тень, — пора! Он живет
тысячи лет, солнце высушило его тело, кровь и кости, и ветер распылил их. Вот что может сделать бог с
человеком за гордость!..