Неточные совпадения
Артемий Филиппович.
Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой
порядок. С тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и
порядком.
— Нет, мы, по Божьей милости,
Теперь крестьяне вольные,
У нас, как у
людей.
Порядки тоже новые,
Да тут статья особая…
После краткого отдыха, состоящего в маршировке,
люди снова строятся и прежним
порядком разводятся на работы впредь до солнечного заката.
Наконец Манилов поднял трубку с чубуком и поглядел снизу ему в лицо, стараясь высмотреть, не видно ли какой усмешки на губах его, не пошутил ли он; но ничего не было видно такого, напротив, лицо даже казалось степеннее обыкновенного; потом подумал, не спятил ли гость как-нибудь невзначай с ума, и со страхом посмотрел на него пристально; но глаза гостя были совершенно ясны, не было в них дикого, беспокойного огня, какой бегает в глазах сумасшедшего
человека, все было прилично и в
порядке.
«Нет, я не так, — говорил Чичиков, очутившись опять посреди открытых полей и пространств, — нет, я не так распоряжусь. Как только, даст Бог, все покончу благополучно и сделаюсь действительно состоятельным, зажиточным
человеком, я поступлю тогда совсем иначе: будет у меня и повар, и дом, как полная чаша, но будет и хозяйственная часть в
порядке. Концы сведутся с концами, да понемножку всякий год будет откладываться сумма и для потомства, если только Бог пошлет жене плодородье…» — Эй ты — дурачина!
Учившись, воспитавшись, просветившись, сделавши порядочный запас тех именно сведений, какие требуются для управления
людьми, улучшения целой области, для исполнения многообразных обязанностей помещика, являющегося и судьей, и распорядителем, и блюстителем
порядка, вверить это место невеже-управителю!
Раскольники там и всякие-с бродяги смущают их, против властей их восстановляют, против властей и
порядков, а если
человек притеснен, так он легко восстает.
— Умер, — отвечал Раскольников. — Был доктор, был священник, все в
порядке. Не беспокойте очень бедную женщину, она и без того в чахотке. Ободрите ее, если чем можете… Ведь вы добрый
человек, я знаю… — прибавил он с усмешкой, смотря ему прямо в глаза.
Так, были какие-то мысли или обрывки мыслей, какие-то представления, без
порядка и связи, — лица
людей, виденных им еще в детстве или встреченных где-нибудь один только раз и об которых он никогда бы и не вспомнил; колокольня В—й церкви; биллиард в одном трактире и какой-то офицер у биллиарда, запах сигар в какой-то подвальной табачной лавочке, распивочная, черная лестница, совсем темная, вся залитая помоями и засыпанная яичными скорлупами, а откуда-то доносится воскресный звон колоколов…
Ну, а чуть заболел, чуть нарушился нормальный земной
порядок в организме, тотчас и начинает сказываться возможность другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновений с другим миром больше, так что, когда умрет совсем
человек, то прямо и перейдет в другой мир».
Ясно только одно, что
порядок зарождения
людей, всех этих разрядов и подразделений, должно быть весьма верно и точно определен каким-нибудь законом природы.
Здоровому
человеку, разумеется, их незачем видеть, потому что здоровый
человек есть наиболее земной
человек, а стало быть, должен жить одною здешнею жизнью, для полноты и для
порядка.
Какой
порядок ни затей,
Но если он в руках бессовестных
людей,
Они всегда найдут уловку,
Чтоб сделать там, где им захочется,
сноровку.
Мнение мое было принято чиновниками с явною неблагосклонностию. Они видели в нем опрометчивость и дерзость молодого
человека. Поднялся ропот, и я услышал явственно слово «молокосос», произнесенное кем-то вполголоса. Генерал обратился ко мне и сказал с улыбкою: «Господин прапорщик! Первые голоса на военных советах подаются обыкновенно в пользу движений наступательных; это законный
порядок. Теперь станем продолжать собирание голосов. Г-н коллежский советник! скажите нам ваше мнение!»
Скорее в обморок, теперь оно в
порядке,
Важнее давишной причина есть тому,
Вот наконец решение загадке!
Вот я пожертвован кому!
Не знаю, как в себе я бешенство умерил!
Глядел, и видел, и не верил!
А милый, для кого забыт
И прежний друг, и женский страх и стыд, —
За двери прячется, боится быть в ответе.
Ах! как игру судьбы постичь?
Людей с душой гонительница, бич! —
Молчалины блаженствуют на свете!
Приятелей наших встретили в передней два рослые лакея в ливрее; один из них тотчас побежал за дворецким. Дворецкий, толстый
человек в черном фраке, немедленно явился и направил гостей по устланной коврами лестнице в особую комнату, где уже стояли две кровати со всеми принадлежностями туалета. В доме, видимо, царствовал
порядок: все было чисто, всюду пахло каким-то приличным запахом, точно в министерских приемных.
— Семинарист, — повторил Долганов, снова закидывая волосы на затылок так, что обнажились раковины ушей, совершенно схожих с вопросительными знаками. — Затем, я —
человек, убежденный, что мир осваивается воображением, а не размышлением.
Человек прежде всего — художник. Размышление только вводит
порядок в его опыт, да!
— Вы, на горке, в дому, чай пьете, а за кирпичным заводом, в ямах, собраньице собралось, пришлый
человек речи говорит. Раздразнили мужика и все дразнят.
Порядка до-олго не будет, — сказал Петр с явным удовольствием и продолжал поучительно...
— Скажите… Это — не в
порядке дознания, — даю вам честное слово офицера! Это — русский
человек спрашивает тоже русского
человека… других мыслей, честного
человека. Вы допускаете…?
Час настал, и вот они, все одного
порядка, одной окраски, закружились, волнуя, обещая создать в душе прочный стержень уверенности в праве Клима Самгина быть совершенно независимым
человеком.
В нем быстро укреплялась уверенность, что надвигается великое историческое событие, после которого воцарится
порядок, а бредовые
люди выздоровеют или погибнут.
«Больной
человек. Естественно, что она думает и говорит о смерти. Мысли этого
порядка — о цели бытия и прочем — не для нее, а для здоровых
людей. Для Кутузова, например… Для Томилина».
— Отец — кузнецом был, крутого характера
человек, неуживчивый, и его по приговору общества выслали в Сибирь, был такой
порядок: не ладит мужик с миром — в Сибирь мужика как вредного.
И, думая словами, он пытался представить себе
порядок и количество неприятных хлопот, которые ожидают его. Хлопоты начались немедленно: явился
человек в черном сюртуке, краснощекий, усатый, с толстым слоем черных волос на голове, зачесанные на затылок, они придают ему сходство с дьяконом, а черноусое лицо напоминает о полицейском. Большой, плотный, он должен бы говорить басом, но говорит высоким, звонким тенором...
В должности «одной прислуги» она работала безукоризненно: вкусно готовила, держала квартиру в чистоте и
порядке и сама держалась умело, не мозоля глаз хозяина. Вообще она не давала повода заменить ее другой женщиной, а Самгин хотел бы сделать это — он чувствовал в жилище своем присутствие чужого
человека, — очень чужого, неглупого и способного самостоятельно оценивать факты, слова.
— Маловато
порядка, — сказал
человек в лисьей шубе и протяжно зевнул.
Мысли этого
порядка являлись у Самгина не часто и всегда от книг на темы «мировой скорби» о
человеке в космосе, от системы фраз того или иного героя, который по причинам, ясным только создателю его, мыслил, как пессимист.
Самгин прожил в Париже еще дней десять, настроенный, как
человек, который не может решить, что ему делать. Вот он поедет в Россию, в тихий мещанско-купеческий город, где
люди, которых встряхнула революция, укладывают в должный, знакомый ему, скучный
порядок свои привычки, мысли, отношения — и где Марина Зотова будет развертывать пред ним свою сомнительную, темноватую мудрость.
Сердито, звонким голоском Морозов посоветовал ему сначала привести себя в
порядок, постричься, помыться. Через минуту Гапон сидел на стуле среди комнаты, а
человек с лицом старика начал стричь его. Но, видимо, ножницы оказались тупыми или
человек этот — неловким парикмахером, — Гапон жалобно вскрикнул...
— У
людей — Твен, а у нас — Чехов. Недавно мне рекомендовали: прочитайте «Унтера Пришибеева» — очень смешно. Читаю — вовсе не смешно, а очень грустно. И нельзя понять: как же относится автор к
человеку, которого осмеивают за то, что он любит
порядок? Давайте-ко, выпьем еще.
Когда мысли этого цвета и
порядка являлись у Самгина, он хорошо чувствовал, что вот это — подлинные его мысли, те, которые действительно отличают его от всех других
людей. Но он чувствовал также, что в мыслях этих есть что-то нерешительное, нерешенное и робкое. Высказывать их вслух не хотелось. Он умел скрывать их даже от Лидии.
Гулять с молодым
человеком, с франтом — это другое дело: она бы и тогда не сказала ничего, но с свойственным ей тактом, как-нибудь незаметно установила бы другой
порядок: сама бы пошла с ними раз или два, послала бы кого-нибудь третьего, и прогулки сами собою бы кончились.
— Если все свести на нужное и серьезное, — продолжал Райский, — куда как жизнь будет бедна, скучна! Только что
человек выдумал, прибавил к ней — то и красит ее. В отступлениях от
порядка, от формы, от ваших скучных правил только и есть отрады…
— Все это баловство повело к деспотизму: а когда дядьки и няньки кончились, чужие
люди стали ограничивать дикую волю, вам не понравилось; вы сделали эксцентрический подвиг, вас прогнали из одного места. Тогда уж стали мстить обществу: благоразумие, тишина, чужое благосостояние показались грехом и пороком,
порядок противен,
люди нелепы… И давай тревожить покой смирных
людей!..
Между тем, отрицая в
человеке человека — с душой, с правами на бессмертие, он проповедовал какую-то правду, какую-то честность, какие-то стремления к лучшему
порядку, к благородным целям, не замечая, что все это делалось ненужным при том, указываемом им, случайном
порядке бытия, где
люди, по его словам, толпятся, как мошки в жаркую погоду в огромном столбе, сталкиваются, мятутся, плодятся, питаются, греются и исчезают в бестолковом процессе жизни, чтоб завтра дать место другому такому же столбу.
— Книги! Разве это жизнь? Старые книги сделали свое дело;
люди рвутся вперед, ищут улучшить себя, очистить понятия, прогнать туман, условиться поопределительнее в общественных вопросах, в правах, в нравах: наконец привести в
порядок и общественное хозяйство… А он глядит в книгу, а не в жизнь!
Может быть, в этих, столь ранних, порывах безумия заключается именно эта жажда
порядка и это искание истины, и кто ж виноват, что некоторые современные молодые
люди видят эту истину и этот
порядок в таких глупеньких и смешных вещах, что не понимаешь даже, как могли они им поверить!
Если бы я был русским романистом и имел талант, то непременно брал бы героев моих из русского родового дворянства, потому что лишь в одном этом типе культурных русских
людей возможен хоть вид красивого
порядка и красивого впечатления, столь необходимого в романе для изящного воздействия на читателя.
— Так, знаем, — отвечали они, — мы просим только раздавать сколько следует воды, а он дает мало, без всякого
порядка; бочки у него текут, вода пропадает, а он, отсюда до Золотой горы (Калифорнии), никуда не хочет заходить, между тем мы заплатили деньги за переезд по семидесяти долларов с
человека.
При этом, конечно, обыкновенный, принятый на просторе
порядок нарушается и водворяется другой, необыкновенный. В капитанской каюте, например, могло поместиться свободно — как привыкли помещаться порядочные
люди — всего трое, если же потесниться, то пятеро. А нас за стол садилось в этой каюте одиннадцать
человек, да в другой, офицерской, шестеро. Не одни вещи эластичны!
Для угощения свиты и
людей и для соблюдения
порядка назначено было несколько офицеров.
Порядок тот же, как и в первую поездку в город, то есть впереди ехал капитан-лейтенант Посьет, на адмиральской гичке, чтоб встретить и расставить на берегу караул; далее, на баркасе, самый караул, в числе пятидесяти
человек; за ним катер с музыкантами, потом катер со стульями и слугами; следующие два занимали офицеры:
человек пятнадцать со всех судов.
С первого раза невыгодно действует на воображение все, что потом привычному глазу кажется удобством: недостаток света, простора, люки, куда
люди как будто проваливаются, пригвожденные к стенам комоды и диваны, привязанные к полу столы и стулья, тяжелые орудия, ядра и картечи, правильными кучами на кранцах, как на подносах, расставленные у орудий; груды снастей, висящих, лежащих, двигающихся и неподвижных, койки вместо постелей, отсутствие всего лишнего;
порядок и стройность вместо красивого беспорядка и некрасивой распущенности, как в
людях, так и в убранстве этого плавучего жилища.
Я на родине ядовитых перцев, пряных кореньев, слонов, тигров, змей, в стране бритых и бородатых
людей, из которых одни не ведают шапок, другие носят кучу ткани на голове: одни вечно гомозятся за работой, c молотом, с ломом, с иглой, с резцом; другие едва дают себе труд съесть горсть рису и переменить место в целый день; третьи, объявив вражду всякому
порядку и труду, на легких проа отважно рыщут по морям и насильственно собирают дань с промышленных мореходцев.
Веселились по свистку, сказал я; да, там, где собрано в тесную кучу четыреста
человек, и самое веселье подчинено общему
порядку. После обеда, по окончании работ, особенно в воскресенье, обыкновенно раздается команда...
Она очень хорошо могла доказывать, что существующий
порядок невозможен, и что обязанность всякого
человека состоит в том, чтобы бороться с этим
порядком и пытаться установить тот и политический и экономический строй жизни, при котором личность могла бы свободно развиваться, и т. п.
— Чье дело, те не заботятся.
Людей морить разве
порядок?
— Да-с, удивительные
порядки, — как бы продолжал прерванный разговор словоохотливый молодой
человек, спускаясь с Нехлюдовым вместе с лестницы. — Спасибо еще капитан — добрый
человек, не держится правил. Всё поговорят — отведут душу.
Нехлюдов понял теперь, что общество и
порядок вообще существуют не потому, что есть эти узаконенные преступники, судящие и наказывающие других
людей, а потому, что, несмотря на такое развращение,
люди всё-таки жалеют и любят друг друга.
Трагизм ситуации
человека заключается в том, что он принужден жить в природном и объективированном
порядке, т. е. доля действия на него необходимости больше доли действия в нем свободы.