Неточные совпадения
— Деньги —
люблю, а считать — не
люблю, даже противно, — сердито сказала она. — Мне бы американской миллионершей быть, они, вероятно, денег не считают. Захарий у меня тоже не
мастер этого дела. Придется взять какого-нибудь приказчика, старичка.
— В Ивана Ивановича — это хуже всего. Он тут ни сном, ни духом не виноват… Помнишь, в день рождения Марфеньки, — он приезжал, сидел тут молча, ни с кем ни слова не сказал, как мертвый, и ожил, когда показалась Вера? Гости видели все это. И без того давно не тайна, что он
любит Веру; он не
мастер таиться. А тут заметили, что он ушел с ней в сад, потом она скрылась к себе, а он уехал… Знаешь ли, зачем он приезжал?
В трактире «Столичный город» он уже давно слегка познакомился с одним молодым чиновником и как-то узнал в трактире же, что этот холостой и весьма достаточный чиновник до страсти
любит оружие, покупает пистолеты, револьверы, кинжалы, развешивает у себя по стенам, показывает знакомым, хвалится,
мастер растолковать систему револьвера, как его зарядить, как выстрелить, и проч.
— Ракитин знает. Много знает Ракитин, черт его дери! В монахи не пойдет. В Петербург собирается. Там, говорит, в отделение критики, но с благородством направления. Что ж, может пользу принесть и карьеру устроить. Ух, карьеру они
мастера! Черт с эфикой! Я-то пропал, Алексей, я-то, Божий ты человек! Я тебя больше всех
люблю. Сотрясается у меня сердце на тебя, вот что. Какой там был Карл Бернар?
Сквозь автоматическую оболочку порой, однако, прорывается что-то из другой жизни. Он
любит рассказывать о прошлом. В каждом классе есть особый
мастер, умеющий заводить Лемпи, как часовщик заводит часы. Стоит тронуть какую-то пружину, — старик откладывает скучный журнал, маленькие глазки загораются масленистым мерцанием, и начинаются бесконечные рассказы…
Шесть лет и семь месяцев я жил в городе у сапожного
мастера, и хозяин
любил меня.
В свои побывки на заводы он часто приглашал лучших
мастеров к себе и пил с ними чай, не отказывался крестить у них ребят и задавал широкие праздники, на которых сам пил водку и
любил слушать мужицкие песни.
— Сурков не опасен, — продолжал дядя, — но Тафаева принимает очень немногих, так что он может, пожалуй, в ее маленьком кругу прослыть и львом и умником. На женщин много действует внешность. Он же
мастер угодить, ну, его и терпят. Она, может быть, кокетничает с ним, а он и того… И умные женщины
любят, когда для них делают глупости, особенно дорогие. Только они
любят большею частью при этом не того, кто их делает, а другого… Многие этого не хотят понять, в том числе и Сурков, — вот ты и вразуми его.
Моя обязанности в мастерской были несложны: утром, когда еще все спят, я должен был приготовить
мастерам самовар, а пока они пили чай в кухне, мы с Павлом прибирали мастерскую, отделяли для красок желтки от белков, затем я отправлялся в лавку. Вечером меня заставляли растирать краски и «присматриваться» к мастерству. Сначала я «присматривался» с большим интересом, но скоро понял, что почти все, занятые этим раздробленным на куски мастерством, не
любят его и страдают мучительней скукой.
Любил пан Опанаса, потому что Опанас хорошо на бандуре играл и песни был
мастер петь.
Соловьихинцы, — я вот рассказывал, —
любят так, чтоб чужое взять, а уж песочницы — те свое беречь
мастера.
— Voilà m-r Pigassoff enterré, [Вот господин Пигасов и уничтожен (фр.).] — проговорила Дарья Михайловна. — Какой вы
мастер определять человека! Впрочем, Пигасов, вероятно, и не понял бы вас. А
любит он только собственную свою особу.
Да во-первых, я, сударыня вы моя, я для вас не гожусь, сами знаете, комплиментам не
мастер, дамские там разные раздушенные пустячки говорить не
люблю, селадонов не жалую, да и фигурою, признаться, не взял.
Я с детства
любил музыку, но в то время я еще плохо понимал ее, мало был знаком с произведениями великих
мастеров, и если бы г. Ратч не проворчал с некоторым неудовольствием: «Aha, wieder dieser Beethoven!» [А, опять этот Бетховен! (нем.).], я бы не догадался, что именно выбрала Сусанна.
— Молодец ты, брат, врать! молодец! — похвалила его Марфа Андревна, — и врешь смело и терпеть горазд. Марфа в Новегороде сотником бы тебя нарядила, а сбежишь к Пугачу, он тебя есаулом сделает; а от меня вот пока получи полтину за терпенье.
Люблю, кто речист порой, а еще больше
люблю, кто молчать
мастер.
Нил(задумчиво). Да, глупости! На это я
мастер… Ну, она потрезвее меня… Она — тоже
любит жизнь… такой внимательной, спокойной любовью… Знаешь, мы с ней великолепно будем жить! Мы оба — смелые… и если захотим чего — достанем! Да, мы с ней достанем… Она какая-то… новорожденная… (Смеется.) Мы с ней прекрасно будем жить!
Петр III не лишен был и суеверных предрассудков; так он очень
любил гадать в карты. Кто-то сказал императору, что есть офицер Веревкин, большой
мастер гадать на них. Веревкин стал известен еще при императрице Елизавете по следующему случаю.
— Бывает, воротится герой с подвигов своих, и оказывается: ни к чертям он больше ни на что не годен. Работать не
любит, выпить первый
мастер. Рад при случае взятку взять. Жену бьет. К женщине отношение такое, что в лицо тебе заглянет — так бы и дала ему в рожу его… широконосую! — неожиданно прибавила она с озлоблением, поведя взглядом на Спирьку.
Мастера особенно
любили щеголять друг перед другом в развиве столбиков, в узорочной резьбе на подзорах и над красными окнами.
— Признаться,
люблю в театр. Как там принц датский вместо мыши убивает человека, али Кречинский подменивает алмазы на стеклышки. Сам я
мастер на разные штуки. То водочки отбавишь из графинчика, да водой подольешь, то в счетце постояльцу припишешь, да серебряную ложку подтибришь. Все с рук сходило. Да ведь и учителя у нас, старшие, хороши, хозяина надувать горазды.
А кони у меня были превостренькие, так как я, не обязанный еще узами брака,
любил слегка пошиковать, а править-то я сам был не
мастер, да и скандал, знаете, без кучера домой возвращаться и четверкой править.