Неточные совпадения
Месяца четыре все шло как нельзя лучше. Григорий Александрович, я уж, кажется, говорил, страстно
любил охоту: бывало, так его в лес и подмывает за кабанами или козами, — а тут хоть бы вышел за крепостной вал. Вот, однако же, смотрю, он стал снова задумываться, ходит по комнате, загнув руки назад; потом раз, не сказав никому, отправился стрелять, — целое утро пропадал; раз и другой, все чаще и чаще… «Нехорошо, — подумал я, — верно, между ними черная
кошка проскочила!»
Она была очень набожна и чувствительна, верила во всевозможные приметы, гаданья, заговоры, сны; верила в юродивых, в домовых, в леших, в дурные встречи, в порчу, в народные лекарства, в четверговую соль, в скорый конец света; верила, что если в светлое воскресение на всенощной не погаснут свечи, то гречиха хорошо уродится, и что гриб больше не растет, если его человеческий глаз увидит; верила, что черт
любит быть там, где вода, и что у каждого жида на груди кровавое пятнышко; боялась мышей, ужей, лягушек, воробьев, пиявок, грома, холодной воды, сквозного ветра, лошадей, козлов, рыжих людей и черных
кошек и почитала сверчков и собак нечистыми животными; не ела ни телятины, ни голубей, ни раков, ни сыру, ни спаржи, ни земляных груш, ни зайца, ни арбузов, потому что взрезанный арбуз напоминает голову Иоанна Предтечи; [Иоанн Предтеча — по преданию, предшественник и провозвестник Иисуса Христа.
— Петровна у меня вместо матери,
любит меня, точно
кошку. Очень умная и революционерка, — вам смешно? Однако это верно: терпеть не может богатых, царя, князей, попов. Она тоже монастырская, была послушницей, но накануне пострига у нее случился роман и выгнали ее из монастыря. Работала сиделкой в больнице, была санитаркой на японской войне, там получила медаль за спасение офицеров из горящего барака. Вы думаете, сколько ей лет — шестьдесят? А ей только сорок три года. Вот как живут!
— Нет — глупо! Он — пустой. В нем все — законы, все — из книжек, а в сердце — ничего, совершенно пустое сердце! Нет, подожди! — вскричала она, не давая Самгину говорить. — Он — скупой, как нищий. Он никого не
любит, ни людей, ни собак, ни
кошек, только телячьи мозги. А я живу так: есть у тебя что-нибудь для радости? Отдай, поделись! Я хочу жить для радости… Я знаю, что это — умею!
После чая все займутся чем-нибудь: кто пойдет к речке и тихо бродит по берегу, толкая ногой камешки в воду; другой сядет к окну и ловит глазами каждое мимолетное явление: пробежит ли
кошка по двору, пролетит ли галка, наблюдатель и ту и другую преследует взглядом и кончиком своего носа, поворачивая голову то направо, то налево. Так иногда собаки
любят сидеть по целым дням на окне, подставляя голову под солнышко и тщательно оглядывая всякого прохожего.
Захар
любил Обломовку, как
кошка свой чердак, лошадь — стойло, собака — конуру, в которой родилась и выросла. В сфере этой привязанности у него выработывались уже свои особенные, личные впечатления.
Зрелые девы, перестав мечтать, сосредоточивают потребность
любить — на
кошках, на собачонках, души более нежные — на цветах.
В детстве он очень
любил вешать
кошек и потом хоронить их с церемонией.
Он удивительно хорошо себя держит, осторожен, как
кошка, и ни в какую историю замешан отроду не бывал, хотя при случае дать себя знать и робкого человека озадачить и срезать
любит.
А между этих дел он сидит, болтает с детьми; тут же несколько девушек участвуют в этом разговоре обо всем на свете, — и о том, как хороши арабские сказки «Тысяча и одна ночь», из которых он много уже рассказал, и о белых слонах, которых так уважают в Индии, как у нас многие
любят белых
кошек: половина компании находит, что это безвкусие, — белые слоны,
кошки, лошади — все это альбиносы, болезненная порода, по глазам у них видно, что они не имеют такого отличного здоровья, как цветные; другая половина компании отстаивает белых
кошек.
А в доме Хорошее Дело всё больше не
любили; даже ласковая
кошка веселой постоялки не влезала на колени к нему, как лазала ко всем, и не шла на ласковый зов его. Я ее бил за это, трепал ей уши и, чуть не плача, уговаривал ее не бояться человека.
Она жила, точно
кошка: зимою
любила сидеть в тёплых темноватых уголках, летом пряталась в тени сада. Шила, вязала, мурлыча неясные, однообразные песни, и, начиная с мужа, всех звала по имени и отчеству, а Власьевну — тётенькой.
Видно, папенька прав: он упрекает меня, что я
люблю одних собак да
кошек.
Я свое настроение скрыл даже от своей любезной супруги, которая
любит ковыряться у меня в душе и, как
кошка, выцарапывает самые тайные мысли.
— Сам молчи! А я поговорю… Я вот смотрю на вас, — жрёте вы, пьёте, обманываете друг друга… никого не
любите… чего вам надо? Я — порядочной жизни искал, чистой… нигде её нет! Только сам испортился… Хорошему человеку нельзя с вами жить. Вы хороших людей до смерти забиваете… Я вот — злой, сильный, да и то среди вас — как слабая
кошка среди крыс в тёмном погребе… Вы — везде… и судите, и рядите, и законы ставите… Гады однако вы…
И, не
любя животных,
кошку даже с котятами терпела только за то, что она всегда чиста и умывается.
— Ну ты, мирская табакерка! — крикнул на Фиону Сергей. — Тоже — совеститься! Что мне тут еще совеститься! я ее, может, и никогда не
любил, а теперь… да мне вот стоптанный Сонеткин башмак милее ее рожи,
кошки эдакой ободранной: так что ж ты мне против этого говорить можешь? Пусть вон Гордюшку косоротого
любит, а то… — он оглянулся на едущего верхом сморчка в бурке и в военной фуражке с кокардой и добавил: — а то вон еще лучше к этапному пусть поластится: у него под буркой по крайности дождем не пробирает.
— Уж молчите, Афанасий Иванович, — говорила Пульхерия Ивановна, — вы
любите только говорить, и больше ничего. Собака нечистоплотна, собака нагадит, собака перебьет все, а
кошка тихое творение, она никому не сделает зла.
— Но послушайте, Татьяна Ивановна:
любя человека, разве вы в состоянии были бы в каких-нибудь трех шагах просидеть два часа и не выйти, и чем же в это время заниматься: дурацким мытьем какой-нибудь мерзкой
кошки!
Жмигулина. Теперь ты с мужем, как
кошка с собакой, так поневоле в его башку-то придет, что, значит, ты его не
любишь, а
любишь другого.
Мать его, чванная, надутая особа с дворянскими претензиями, презирала его жену и жила отдельно с целою оравой собак и
кошек, и он должен был выдавать ей особо по 7 рублей в месяц; и сам он был человек со вкусом,
любил позавтракать в «Славянском Базаре» и пообедать в «Эрмитаже»; денег нужно было очень много, но дядя выдавал ему только по две тысячи в год, этого не хватало, и он по целым дням бегал по Москве, как говорится, высунув язык, и искал, где бы перехватить взаймы, — и это тоже было смешно.
Левка качал головой: «Разве щенята, а большие нет. Они так
любят, кто по нраву придется, вот наша
кошка Машка
любит моего Шарика».
Особенно
любили девочки веселые, шумные игры вроде «гусей-лебедей», «коршуна», «
кошки и мышки» и «золотых воротец».
Женщины, когда
любят, климатизируются и привыкают к людям быстро, как
кошки. Побыла Кисочка у меня в номере часа полтора, а уж чувствовала себя в нем, как дома, и распоряжалась моим добром, как своим собственным. Она укладывала в чемодан мои вещи, журила меня за то, что я не вешаю на гвоздь свое новое, дорогое пальто, а бросаю его на стул, как тряпку, и проч.
Эти женщины
любят, как
кошки.
— Очень просто: отдай мне её
кошку. Ведь горбунья ее очень
любит, и если ты ее мне подаришь, твоей горбунье больно будет. Вот ты и отмстишь таким образом.
Не
любил тех князь Алексей Юрьич, кто помимо его по судам просил. Призовет, бывало, такого, шляхетного ли роду, купчину ли, мужика ли, ему все едино: перво-наперво обругает, потом из своих рук побить изволит, а после того
кошки, плети аль кашица березовая, смотря по чину и по званию. А после бани тот человек должен идти к князю благодарить за науку.
Он
любил больше
кошек, она обожала маленьких мопсиков, белых болонок и уродливых мосек. Разговор опять оборвался.
Когда Лопухин был здесь, она, окруженная поклонниками, с которыми она играла как
кошка с мышкою, почти не замечала его, хотя знала, что он
любит ее с самого детства,
любит любовью, исключающею мысль о ее состоянии, но он был для нее слишком мелок, она еще тогда мечтала о выдающейся партии, о титуле и даже о мужнином колоссальном богатстве.
— Ах, какая ты смешная! Не по хорошу̀ мил, а по милу̀ хорош. Это только Malvina и других
любят за то, что они красивы; а жену разве я
люблю? Я не
люблю, а так, не знаю как тебе сказать. Без тебя и когда вот так у нас какая-то
кошка пробежит, я как будто пропал и ничего не могу. Ну, что я
люблю палец свой? Я не
люблю, а попробуй, отрежь его…