Неточные совпадения
Стараньем кумушки Лисицы,
Словцо о нём замолвлено у
Львицы.
— Воображаю, как ты меня расписывал! Впрочем, ты поступил хорошо. Вези меня. Кто бы она ни была — просто ли губернская
львица или «эманципе» вроде Кукшиной, только у ней такие плечи, каких я не видывал давно.
Чаще всего дети играли в цирк; ареной цирка служил стол, а конюшни помещались под столом. Цирк — любимая игра Бориса, он был директором и дрессировщиком лошадей, новый товарищ Игорь Туробоев изображал акробата и льва, Дмитрий Самгин — клоуна, сестры Сомовы и Алина — пантера, гиена и
львица, а Лидия Варавка играла роль укротительницы зверей. Звери исполняли свои обязанности честно и серьезно, хватали Лидию за юбку, за ноги, пытались повалить ее и загрызть; Борис отчаянно кричал...
Она не хочет быть
львицей, обдать резкой речью неловкого поклонника, изумить быстротой ума всю гостиную, чтоб кто-нибудь из угла закричал: «браво! браво!»
Заехали они еще к одной молодой барыне, местной
львице, Полине Карповне Крицкой, которая смотрела на жизнь, как на ряд побед, считая потерянным день, когда на нее никто не взглянет нежно или не шепнет ей хоть намека на нежность.
Райский дня три был под влиянием воскресного завтрака. Внезапное превращение Татьяны Марковны из бабушки и гостеприимной хозяйки в
львицу поразило его.
Их женщины — пока еще так себе, хозяйственная принадлежность: им далеко до
львиц.
— Не правда ли,
львица? А заметили, какой у нее овал лица? — Половодов поцеловал кончики своих пальцев и прибавил точно в свое оправдание...
Конечно, во главе аристократии стояли Ляховские, а Зося явилась
львицей сезона и поэтому заслужила откровенную ненависть всех дам и девиц сезона.
Она поехала в Англию. Блестящая, избалованная придворной жизнью и снедаемая жаждой большого поприща, она является
львицей первой величины в Лондоне и играет значительную роль в замкнутом и недоступном обществе английской аристократии. Принц Валлийский, то есть будущий король Георг IV, у ее ног, вскоре более… Пышно и шумно шли годы ее заграничного житья, но шли и срывали цветок за цветком.
Приехавши домой, Варвара Павловна легко выскочила из кареты — только
львицы умеют так выскакивать, — обернулась к Гедеоновскому и вдруг расхохоталась звонким хохотом прямо ему в нос.
Паншин старался понять их тайный смысл, старался сам говорить глазами, но он чувствовал, что у него ничего не выходило; он сознавал, что Варвара Павловна, в качестве настоящей, заграничной
львицы, стояла выше его, а потому он и не вполне владел собою.
— Ну, все-таки, отчего же не попробовать? Не отчаивайтесь, — возразила Марья Дмитриевна и хотела потрепать ее по щеке, но взглянула ей в лицо — и оробела. «Скромна, скромна, — подумала она, — а уж точно
львица».
Львенок был привязан только на тоненькой цепочке и, катаясь по крылечку, обтирал свою мордочку бархатною лапкою, за которую его тормошили хорошенькие лапочки парижских
львиц в лайковых перчатках.
В ту же минуту несколько служителей бросились к наружной части галереи и заставили отделение
львицы широкими черными досками, а сзади в этом отделении послышались скрип и стук железной кочерги по железным полосам. Вскоре неистовый рев сменило тихое, глухое рычание.
Я дождался, пока снова отняли доски от клетки
львицы.
Львица казалась спокойною. Прижавшись в заднем углу, она лежала, пригнув голову к лапам; она только вздыхала и, не двигаясь ни одним членом, тревожно бросала во все стороны взоры, исполненные в одно и то же время и гордости и отчаянья.
У красивой, сильной
львицы, сидящей в Jardin des plantes [Ботаническом саду (франц.).] в Париже, раннею весною прошлого года родился львенок.
Егор Николаевич Бахарев теперь как-то напоминал собою всех: и мать, проводившую сына в рекруты, и кошку, возвращающуюся после поиска утопленных котят, и соловья, вспомнившего о минувших днях короткого счастия, и
львицу, смирившуюся в железной клетке.
— Monsieur, [Сударь (франц.).] — спросил я, — сделайте милость, скажите, что это сделалось с
львицей?
Я еще подошел к клетке и долго смотрел сквозь железные полосы в страшные глаза
львицы. Она хотела защитить свое дитя, и, поняв, что это для нее невозможно, она была велика в своем грозном молчании.
И так она за эти «правила» держится, что, словно
львица разъяренная, готова всякому горло зубами перервать и кровь выпить, кто к ним без сноровки подойдет!
Только единственный сын Анны Павловны, Александр Федорыч, спал, как следует спать двадцатилетнему юноше, богатырским сном; а в доме все суетились и хлопотали. Люди ходили на цыпочках и говорили шепотом, чтобы не разбудить молодого барина. Чуть кто-нибудь стукнет, громко заговорит, сейчас, как раздраженная
львица, являлась Анна Павловна и наказывала неосторожного строгим выговором, обидным прозвищем, а иногда, по мере гнева и сил своих, и толчком.
Она обмахивается веером. Она — девочка — кокетничает с юнкером совсем как взрослая записная
львица. Серьезные, почти строгие гримаски она переплетает улыбками, и каждая из них по-разному выразительна. Ее верхняя губа вырезана в чудесной форме туго натянутого лука, и там, где этот рисунок кончается с обеих сторон у щек, там чуть заметные ямочки.
Первою подкатила щегольская линейка, в которой, словно на пикник, приехала из подгородного имения местная
львица с целым выводком дамочек.
В большей части случаев Анна Ивановна, даже перейдя границу сорокалетнего возраста, все еще бодро держит в руках знамя уездной
львицы, но иногда случается и так: покуда она гарцует в своем Сан-Суси, по соседству, в Монплезире, вдруг объявляется другая Анна Ивановна.
Даже в те горькие минуты, когда она убеждалась, что Феденька изменяет ей (а это случалось нередко, потому что он далеко не был равнодушен к сверкающим плечам и бюстам навозных
львиц) — она спешила сюда, чтоб излить свое горе на груди одной из юных затворниц.
В пошевнях блистали наезжие
львицы, жены местных аристократов; охотницкими санями и рысаками щеголяли молодые наезжие львы.
Не светская женщина теперь перед вами, вам стоит только взглянуть на меня, не
львица… так, кажется, нас величают… а бедное, бедное существо, которое, право, достойно сожаления.
Дарья Михайловна действительно не любила стеснять себя в деревне, и в свободной простоте ее обхождения замечался легкий оттенок презрения столичной
львицы к окружавшим ее, довольно темным и мелким существам…
И над вершинами Кавказа
Изгнанник рая пролетал:
Под ним Казбек, как грань алмаза,
Снегами вечными сиял,
И, глубоко внизу чернея,
Как трещина, жилище змея,
Вился излучистый Дарьял,
И Терек, прыгая, как
львицаС косматой гривой на хребте,
Ревел, — и горный зверь, и птица,
Кружась в лазурной высоте,
Глаголу вод его внимали...
Когда я в первый раз после болезни вышла вечером на музыку, я узнала, что без меня приехала давно ожидаемая и известная своею красотою леди С. Около меня составился круг, меня встретили радостно, но еще лучше круг составлен был около приезжей
львицы.
Цезарь спит и тихо, точно бредящая собака, взвизгивает во сне. Одна из его могучих желтых лап высунулась в ту щель внизу решетки, куда просовывают пищу, и небрежно свесилась наружу. Голову он спрятал в другую лапу, согнутую в колене, и сверху видна только густая темная грива. Рядом с ним свернулась в клубок, точно спящая кошечка, его
львица. Цезарь спит беспокойно и иногда вздрагивает. Дыхание клубами горячего пара вылетает из его широких ноздрей.
— А вот африканский лев. Называется Цезарь. Стоит двадцать пять тысяч марок. И со своей
львицей, стоящей одиннадцать тысяч марок, — запел сторож.
Сторож зажег лампу. Свет ее упал на глаза Цезарю, и он проснулся. Сначала лев долго не мог прийти в себя; он даже чувствовал до сих пор на языке вкус свежей крови. Но как только он понял, где он находится, то быстро вскочил на ноги и заревел таким гневным голосом, какого еще никогда не слыхали вздрагивающие постоянно при львином реве обезьяны, ламы и зебры.
Львица проснулась и, лежа, присоединила к нему свой голос.
Что затем произошло — никто не мог дать себе отчета. Послышался потрясающий крик Карла, ужасный рев Цезаря и
львицы, три оглушительных выстрела, испуганные крики зрителей и безумный, отчаянный старческий вопль: «Карльхен! Карльхен! Карльхен!..»
На полу клетки лежал Карл, весь истерзанный, с переломанными руками, ногами и ребрами, но еще живой; сзади него
львица, которой пуля Иоганна попала в череп, и рядом с ней в последней агонии Цезарь.
Цезарь уже не помнил своего сна, но никогда еще эта тесная клетка с решеткой, эти ненавистные лампы, эти человеческие фигуры так его не раздражали. Он метался из угла в угол, злобно рычал на
львицу, когда она попадалась на дороге, и останавливался только для того, чтобы в бешеном реве выразить весь бессильный, но страшный гнев Цезаря, запертого в тюрьме.
Другую нашел?..» И, только что мелькнула у ней ревнивая мысль, как раненая
львица вскочила она с дивана, гневным огнем вспыхнули очи ее, руки стиснулись, и вся она затрепетала…
Это надо покончить!» И с этим он сделал шаг к Глафире и коснулся слегка ее локтя, но тотчас же отскочил, потому что Глафира рванулась, как раненая
львица, и, с судорожно подергивающимися щеками, вперив острые, блуждающие глаза в Горданова, заговорила...
Судьбе угодно было столкнуть меня и с той провинциальной
львицей, над которой посмеялся Вейнберг в своем фельетоне и прозой, и припевом...
Я впервые увидал его в итальянской опере, когда он в антрактах входил в ложи тогдашних"
львиц". Он смотрел тогда еще молодым мужчиной: сильный брюнет, с большими бакенбардами по тогдашней моде, очень барственный и эффектный.
Меня взяла в ложу бельэтажа тетка со стороны отца, и я изображал из себя молодого человека во фраке. Тут было все тогдашнее светское общество. В литерной ложе дочь генерал-губернатора, графиня Нессельроде, тогдашняя
львица, окруженная всегда мужчинами, держала себя совершенно по-домашнему, так же как и ее кавалеры.
В той боковой зале, где шла более крупная игра в rente et quarante, я заметил наших тогдашних петербургских «
львиц» и во главе их княгиню Суворову (рожденную Базилевскую), считавшуюся самой отчаянной игрицей. А рядом несколько тогдашних знаменитых кокоток с Корой Перль (Пирль) во главе, возлюбленной принца Наполеона. И тут, и у киоска музыки, у столиков — вы могли наткнуться на парижских знаменитостей той эпохи: и Оффенбах, и актриса Шнейдер, и тенор Марио, и целый ассортимент бульварных лиц.
Впечатление всего этого дома было какое-то двойственное — ни русская семья, ни совсем парижская. Хозяйка оставалась все-таки московской экс-львицей 40-х годов, старшая дочь — девица без определенной физиономии, уже плоховато владевшая русским языком, а меньшая — и совсем французская избалованная девочка.
Вскоре он совершенно перестал слушать графа, только что окончившего какую-то пикантную историю с известной артисткой и перешедшего к не менее пикантному приключению одной светской
львицы, приключению, которое составляло злобу дня петербургских гостиных.
Наша Капитолина Николаевна металась из угла в угол, как какая-нибудь
львица.
Анжелика Сигизмундовна ходила взад и вперед по гостиной, подобно разъяренной
львице в клетке.
Тот, который, влюбленный в дикую
львицу, жаждал лизать окровавленные губы, лизал руки укротительницы. Замышлявший освободить всех трех львов, укусил, подобно хорошо дрессированной собаке, одного из своих товарищей, замедлившего дать лапу, а мечтавший умереть, созерцая заходящее солнце, задрожал всем телом при холостом выстреле пистолета.