Деревянно и сонно сидели присяжные, только один из них, совершенно
лысый старичок с голеньким, розовым лицом новорожденного, с орденом на шее, непрерывно двигал челюстью, смотрел на подсудимых остренькими глазками и ехидно улыбался, каждый раз, когда седой вор спрашивал, вставая...
Последняя фраза целиком долетела до ушей входившего в библиотеку бухгалтера из Заозерного завода. Сгорбленный
лысый старичок тускло посмотрел на беседовавших, неловко поклонился им и забился в самый дальний угол, где из-за раскрытой газеты торчало его любопытное старческое ухо, ловившее интересный беглый разговор.
— Да, да! — быстро говорил
лысый старичок. — Терпение исчезает… Все раздражаются, все кричат, все возрастает в цене. А люди, сообразно сему, дешевеют. Примиряющих голосов не слышно.
Вошел маленький,
лысый старичок, повар генерала Жукова, тот самый, у которого сгорела шапка. Он присел, послушал и тоже стал вспоминать и рассказывать разные истории. Николай, сидя на печи, свесив ноги, слушал и спрашивал все о кушаньях, какие готовили при господах. Говорили о битках, котлетах, разных супах, соусах, и повар, который тоже все хорошо помнил, называл кушанья, каких нет теперь; было, например, кушанье, которое приготовлялось из бычьих глаз и называлось «поутру проснувшись».
Неточные совпадения
— Вы не можете представить себе, что такое письма солдат в деревню, письма деревни на фронт, — говорил он вполголоса, как бы сообщая секрет. Слушал его профессор-зоолог, угрюмый человек, смотревший на Елену хмурясь и с явным недоумением, точно он затруднялся определить ее место среди животных. Были еще двое знакомых Самгину —
лысый, чистенький
старичок, с орденом и длинной поповской фамилией, и пышная томная дама, актриса театра Суворина.
Рядом с рассказчиком встал другой, выше его, глазастый,
лысый, в толстой ватной куртке и серых валенках по колено, с длинным костлявым лицом в рыжеватой, выцветшей бороде. Аккуратный
старичок воодушевленно действовал цифрами...
Мардарий Аполлоныч
старичок низенький, пухленький,
лысый, с двойным подбородком, мягкими ручками и порядочным брюшком.
«Мардарий Аполлонович Стегунов —
старичок низенький, пухленький,
лысый, с двойным подбородком, мягкими ручками и порядочным брюшком. Он большой хлебосол и балагур… Зиму и лето ходит в полосатом шлафроке на вате… Дом у него старинной постройки: в передней, как следует, пахнет квасом, сальными свечами и кожей…»
В дверях показался
лысый низенький
старичок, одетый в старое, потертое осеннее пальто; на ногах были резиновые калоши, одетые прямо на голую ногу.
Справа от него сидел славный
старичок с маленькой седой бородкой, курносый, в очках, а слева — человек
лысый, с раздвоенной рыжей бородой и жёлтым неподвижным лицом.
Никодим Егорыч был гол, как и всякий голый человек, но на его
лысой голове была фуражка. Боясь прилива к голове и апоплексического удара, он всегда парился в фуражке. Его собеседник Макар Тарасыч Пешкин, маленький
старичок с тонкими синими ножками, в ответ на его вопрос пожал плечами и сказал...
В гостиную вошел
старичок очень небольшого роста. Его короткие ручки,
лысая голова и бритое лицо, при черном суконном сюртуке и белом галстуке, приятно настроивали. Щеки его с мороза смотрели свежо, а глаза мигали и хмурились от света лампы.
За столом были мать, жившая при ней старушка Белова, жена, трое детей, гувернантка, гувернер, племянник с своим гувернером, Соня, Денисов, Наташа, ее трое детей, их гувернантка и
старичок Михаил Иваныч, архитектор князя, живший в
Лысых Горах на покое.