Неточные совпадения
«Разумеется», сказал он себе, как будто
логический, продолжительный и ясный ход
мысли привел его к несомненному заключению.
— Ошибка! — завопил спорщик, —
логический вывод уже сам по себе разлагает предрассудки. Разумное убеждение порождает то же чувство.
Мысль выходит из чувства и в свою очередь, водворяясь в человеке, формулирует новое!
И вот постепенно, в расстроенном и больном мозгу его созидается
мысль — страшная, но соблазнительная и неотразимо
логическая: убить, взять три тысячи денег и свалить все потом на барчонка: на кого же и подумают теперь, как не на барчонка, кого же могут обвинить, как не барчонка, все улики, он тут был?
Диалектическая метода, если она не есть развитие самой сущности, воспитание ее, так сказать, в
мысль — становится чисто внешним средством гонять сквозь строй категорий всякую всячину, упражнением в
логической гимнастике, — тем, чем она была у греческих софистов и у средневековых схоластиков после Абеларда.
Во мне нет того, что называют обдумыванием, дискурсивным, выводным мышлением, нет систематической,
логической связи
мысли.
Это было после ряда сильных и мучительных припадков моей болезни, а я всегда, если болезнь усиливалась и припадки повторялись несколько раз сряду, впадал в полное отупение, терял совершенно память, а ум хотя и работал, но
логическое течение
мысли как бы обрывалось.
«Что ж такое, что мы богаты, а они бедны? — думал я, — и каким образом из этого вытекает необходимость разлуки? Отчего ж нам не разделить поровну того, что имеем?» Но я понимал, что с Катенькой не годится говорить об этом, и какой-то практический инстинкт, в противность этим
логическим размышлениям, уже говорил мне, что она права и что неуместно бы было объяснять ей свою
мысль.
Но как — он и сам не мог придумать, и наконец в голове его поднялась такая кутерьма:
мысль за
мыслью переходила, ощущение за ощущением, и все это связи даже никакой
логической не имело между собою; а на сердце по-прежнему оставалось какое-то неприятное и тяжелое чувство.
Вот мой разговор с I — там, вчера, в Древнем Доме, среди заглушающего
логический ход
мыслей пестрого шума — красные, зеленые, бронзово-желтые, белые, оранжевые цвета… И все время — под застывшей на мраморе улыбкой курносого древнего поэта.
И не нашел я тут никакой
логической связи, либо весьма мало ее отыскивал, а только все лишь какие-то обрывки
мыслей встречал; но такие обрывки, что невольно их помнишь, да и забыть едва ли сумеешь.
Определяя прекрасное как полное проявление идеи в отдельном существе, мы необходимо придем к выводу: «прекрасное в действительности только призрак, влагаемый в нее нашею фантазиею»; из этого будет следовать, что «собственно говоря, прекрасное создается нашею фантазиею, а в действительности (или, [по Гегелю]: в природе) истинно прекрасного нет»; из того, что в природе нет истинно прекрасного, будет следовать, что «искусство имеет своим источником стремление человека восполнить недостатки прекрасного в объективной действительности» и что «прекрасное, создаваемое искусством, выше прекрасного в объективной действительности», — все эти
мысли составляют сущность [гегелевской эстетики и являются в ней] не случайно, а по строгому
логическому развитию основного понятия о прекрасном.
Кто-то, отличавшийся
логическим настроением ума, все обнял
мыслью и сказал...
В науке совсем напротив: идея существует в
логическом организме, все частное заморено, все проникнуто светом сознания, скрытая
мысль, волнующая и приводящая в движение природу, освобождаясь от физического бытия развитием его, становится открытой мыслию науки.
В ней будущности, собственно, нет, потому что она предузнана как неминуемое
логическое последствие, но такое осуществление бедно своей отвлеченностью;
мысль должна принять плоть, сойти на торжище жизни, раскрыться со всею роскошью и красотой временного бытия, без которого нет животрепещущего, страстного, увлекательного деяния.
В науке истина, облеченная не в вещественное тело, а в
логический организм, живая архитектоникой диалектического развития, а не эпопеей временного бытия; в ней закон —
мысль исторгнутая, спасенная от бурь существования, от возмущений внешних и случайных; в ней раздается симфония сфер небесных, и каждый звук ее имеет в себе вечность, потому что в нем была необходимость, потому что случайный стон временного не достигает так высоко.
В том-то и дело, что все эти господа подходят к ней замысловато, с «задними
мыслями», испытывая ее, делая ей требования и ничем не жертвуя для нее; и она для них остается — хотя бы они были мудры, как змеи, — бессмысленным формализмом,
логическим casse-tête [головоломкой (франц.).], не заключающим в себе никакой сущности.
Уверенный в справедливости своих начал, радуясь на свою Нью-Лэнэркскую фабрику и колонию, он сочинил, между прочим, следующий, может быть и справедливый, но несколько странный силлогизм: «Что могло однажды образоваться и осуществиться в
логических построениях
мысли человека, то не может уже быть признано невозможным в мире и должно, рано или поздно, непременно найти свое осуществление и в фактах действительной жизни».
С привычной и не угасшей еще верой в то, что можно что-то знать, я думал, что нашел источник своих безумных желаний. Очевидно, желание ползать и другие были результатом самовнушения. Настойчивая
мысль о том, что я сумасшедший, вызывала и сумасшедшие желания, а как только я выполнил их, оказалось, что и желаний-то никаких нет и я не безумный. Рассуждение, как видите, весьма простое и
логическое. Но…
В ней подлинно софийно не это универсальное,
логическое, трансцендентальное сознание или мышление, которое есть лишь провизорное средство выразить мир, его ассимилировать
мыслью в данном разрезе бытия, в образах
логических понятий, но именно самая φιλία, эрос [Отождествление «эроса» и «филиа» не вполне правомерно.
Т. 1. С. 225.]. «Философия рассматривает, следовательно, абсолютное, во-первых, как
логическую идею, идею, как она существует в
мысли, как ее содержанием являются сами определения
мысли.
Противоречие
логическое проистекает из ошибки в мышлении, из несоответствия мышления своим собственным нормам, оно имманентно в своем происхождении и объясняется недостаточным овладением предметом
мысли со стороны
логической формы.
Трудность философской проблемы догмата и состоит в этой противоречивости его
логической характеристики: с одной стороны, он есть суждение в понятиях и, стало быть, принадлежит имманентному, самопорождающемуся и непрерывному мышлению, а с другой — он трансцендентен
мысли, вносит в нее прерывность, нарушает ее самопорождение, падает, как аэролит, на укатанное поле мышления.
Поэтому противоречие диалектическое отличается от противоречия
логического тем, что оно проистекает не из ошибки, но из критического самосознания формальной
мысли, причем диалектика считает себя тем самым и возвышающейся над этими противоречиями.
«Наша
мысль, в своей чисто
логической форме, не способна представить себе действительную природу жизни, — говорит Бергсон. — Жизнь создала ее в определенных обстоятельствах для воздействия на определенные предметы;
мысль — только проявление, один из видов жизни, — как же может она охватить жизнь?.. Наш ум неисправимо самонадеян; он думает, что по праву рождения или завоевания, прирожденно или благоприобретено, он обладает всеми существенными элементами для познания истины».
Наташа до такой степени привыкла говорить с мужем этим способом, что вернейшим признаком того, что что-нибудь было неладно между ней и мужем, для нее служил
логический ход
мыслей Пьера…
Противоречия, которые можно найти в моей
мысли, противоречия духовной борьбы, противоречия в самом существовании, которые не могут быть прикрыты кажущимся
логическим единством.
Подлинное единство
мысли, связанное с единством личности, есть единство экзистенциальное, а не
логическое.
Философская
мысль есть сложное образование и даже в наиболее
логических и приглаженных философских системах можно открыть совмещение противоречивых элементов.
Но христианскому откровению чужды наивный реализм и
логический универсализм философской
мысли.
Ее спокойная, плавная речь действовала магически на расшатанные нервы, ее
логические доводы были неотразимы, а ее практический ум всегда находил выход из неприятно сложившихся обстоятельств, выход такой простой и возможный, что люди, которым давала свои советы Погорелова, подчас долго ломали себе голову, почему такая простая
мысль не появилась ранее у них.
По лестнице Александр Ильич поднимался медленно. Целая вереница
мыслей, связанных с личностью его свояка, Виктора Павловича Нитятко, проходила в его ясной,
логической голове; но на сердце у него все еще щемило от тех ощущений, какие заставил его испытать граф Заваров в кабинете князя Мухоярова.
Не оглядываясь ни направо, ни налево, равнодушный к софизмам, полуответам и намекам, он двигал свою
мысль тяжело, даже жестоко — пока не распылится она или не дойдет до того крайнего,
логического предела, за которым пустота и тайна.
Своей
мысли от себя он не отделял,
мыслил как-то весь, всем телом, и каждый
логический вывод тотчас становился для него и действенным, — как это бывает только у очень здоровых, непосредственных людей, не сделавших еще из своей
мысли игрушку.
Тогда я еще не понимал, что неожиданно, подобно Ньютону с его знаменитым яблоком, я открыл великий закон, на котором зиждется вся история человеческой
мысли, ищущей не правды, которой ей не дано знать, а правдоподобности, т. е. гармонии между видимым и мыслимым, на основании строгих законов
логического мышления.
Наташа до такой степени привыкла говорить с мужем этим способом, что вернейшим признаком того, что что-нибудь было не ладно между нею и мужем, для нее служил
логический ход
мыслей Пьера.
Поймите же и вы меня: именно из трясины суеверий, из глубокого омута предрассудков и необоснованных верований хочу я извлечь их заблудившуюся
мысль и поставить ее на твердые основы строго
логического мышления.