Неточные совпадения
Вольнодумцы, конечно, могут (под
личною, впрочем, за сие ответственностью) полагать, что пред лицом законов естественных все равно, кованая ли кольчуга или кургузая кучерская поддевка облекают начальника, но в глазах людей опытных и серьезных материя сия всегда будет пользоваться особливым перед всеми
другими предпочтением.
Константин молчал. Он чувствовал, что он разбит со всех сторон, но он чувствовал вместе о тем, что то, что он хотел сказать, было не понято его братом. Он не знал только, почему это было не понято: потому ли, что он не умел сказать ясно то, что хотел, потому ли, что брат не хотел, или потому, что не мог его понять. Но он не стал углубляться в эти мысли и, не возражая брату, задумался о совершенно
другом,
личном своем деле.
Всякий человек, зная до малейших подробностей всю сложность условий, его окружающих, невольно предполагает, что сложность этих условий и трудность их уяснения есть только его
личная, случайная особенность, и никак не думает, что
другие окружены такою же сложностью своих
личных условий, как и он сам.
— Да моя теория та: война, с одной стороны, есть такое животное, жестокое и ужасное дело, что ни один человек, не говорю уже христианин, не может лично взять на свою ответственность начало войны, а может только правительство, которое призвано к этому и приводится к войне неизбежно. С
другой стороны, и по науке и по здравому смыслу, в государственных делах, в особенности в деле воины, граждане отрекаются от своей
личной воли.
— Да, но в таком случае, если вы позволите сказать свою мысль… Картина ваша так хороша, что мое замечание не может повредить ей, и потом это мое
личное мнение. У вас это
другое. Самый мотив
другой. Но возьмем хоть Иванова. Я полагаю, что если Христос сведен на степень исторического лица, то лучше было бы Иванову и избрать
другую историческую тему, свежую, нетронутую.
Клим тоже чувствовал это стремление, и, находя его своекорыстным, угрожающим его
личной свободе, он выучился вежливо отмалчиваться или полусоглашаться каждый раз, когда подвергался натиску того или
другого вероучителя.
— Это — кто? — спросил он, указывая подбородком на портрет Шекспира, и затем сказал таким тоном, как будто Шекспир был
личным его
другом...
Напротив, меня вдруг кольнула
другая мысль: в досаде и в некотором унынии спускаясь с лестницы от Татьяны Павловны, я вспомнил бедного князя, простиравшего ко мне давеча руки, — и я вдруг больно укорил себя за то, что я его бросил, может быть, даже из
личной досады.
Он испытывал к ней теперь чувство такое, какого он никогда не испытывал прежде ни к ней ни к кому-либо
другому, в котором не было ничего
личного: он ничего не желал себе от нее, а желал только того, чтобы она перестала быть такою, какою она была теперь, чтобы она пробудилась и стала такою, какою она была прежде.
— Как вам сказать: и верю и не верю… Пустяки в нашей жизни играют слишком большую роль, и против них иногда мы решительно бессильны. Они опутывают нас по рукам и по ногам, приносят массу самых тяжелых огорчений и служат неиссякаемым источником
других пустяков и мелочей. Вы сравните: самый страшный враг — тот, который подавляет нас не единичной силой, а количеством. В тайге охотник бьет медведей десятками, — и часто делается жертвой комаров. Я не отстаиваю моей мысли, я только высказываю мое
личное мнение.
Заметь, что от твоего
личного счастья родится счастье, может быть, сотен и тысяч
других людей…
Встреча и общение с Богом возможно не как общение с Абсолютным, для которого не может быть
другого, не может быть отношения, не с Богом апофатической теологии, а с конкретным
личным Богом, имеющим отношение к
другому.
В детстве и юности он был мало экспансивен и даже мало разговорчив, но не от недоверия, не от робости или угрюмой нелюдимости, вовсе даже напротив, а от чего-то
другого, от какой-то как бы внутренней заботы, собственно
личной, до
других не касавшейся, но столь для него важной, что он из-за нее как бы забывал
других.
Дня за два до моего отхода Чжан Бао пришел ко мне проститься. Неотложные дела требовали его
личного присутствия на реке Такеме. Он распорядился назначить 2 китайцев, которые должны были проводить меня до Сихотэ-Алиня, возвратиться обратно
другой дорогой и сообщить ему о том, что они в пути увидят.
Рахметовы — это
другая порода; они сливаются с общим делом так, что оно для них необходимость, наполняющая их жизнь; для них оно даже заменяет
личную жизнь.
Это и была последняя перемена в распределении прибыли, сделанная уже в половине третьего года, когда мастерская поняла, что получение прибыли — не вознаграждение за искусство той или
другой личности, а результат общего характера мастерской, — результат ее устройства, ее цели, а цель эта — всевозможная одинаковость пользы от работы для всех, участвующих в работе, каковы бы ни были
личные особенности; что от этого характера мастерской зависит все участие работающих в прибыли; а характер мастерской, ее дух, порядок составляется единодушием всех, а для единодушия одинаково важна всякая участница: молчаливое согласие самой застенчивой или наименее даровитой не менее полезно для сохранения развития порядка, полезного для всех, для успеха всего дела, чем деятельная хлопотливость самой бойкой или даровитой.
Что надобно было бы сделать с
другим человеком за такие слова? вызвать на дуэль? но он говорит таким тоном, без всякого
личного чувства, будто историк, судящий холодно не для обиды, а для истины, и сам был так странен, что смешно было бы обижаться, и я только мог засмеяться: — «Да ведь это одно и то же», — сказал я.
Эта радость выше всех
других личных радостей; что во всякой
другой личной радости редкая, мимолетная высокость, то в ней обыкновенный уровень каждого обыкновенного дня.
— Благодарю вас. Теперь мое
личное дело разрешено. Вернемся к первому, общему вопросу. Мы начали с того, что человек действует по необходимости, его действия определяются влияниями, под которыми происходят; более сильные влияния берут верх над
другими; тут мы и оставили рассуждение, что когда поступок имеет житейскую важность, эти побуждения называются выгодами, игра их в человеке — соображением выгод, что поэтому человек всегда действует по расчету выгод. Так я передаю связь мыслей?
Что же коснулось этих людей, чье дыхание пересоздало их? Ни мысли, ни заботы о своем общественном положении, о своей
личной выгоде, об обеспечении; вся жизнь, все усилия устремлены к общему без всяких
личных выгод; одни забывают свое богатство,
другие — свою бедность и идут, не останавливаясь, к разрешению теоретических вопросов. Интерес истины, интерес науки, интерес искусства, humanitas [гуманизм (лат.).] — поглощает все.
Тихо и с самоотверженной улыбкой склонялась она перед неотвратимым, без романтического ропота, без
личной строптивости и без кичливого удовольствия, с
другой стороны.
Нельзя же двум великим историческим личностям, двум поседелым деятелям всей западной истории, представителям двух миров, двух традиций, двух начал — государства и
личной свободы, нельзя же им не остановить, не сокрушить третью личность, немую, без знамени, без имени, являющуюся так не вовремя с веревкой рабства на шее и грубо толкающуюся в двери Европы и в двери истории с наглым притязанием на Византию, с одной ногой на Германии, с
другой — на Тихом океане.
Доктор выходил из себя, бесился, тем больше, что
другими средствами не мог взять, находил воззрения Ларисы Дмитриевны женскими капризами, ссылался на Шеллинговы чтения об академическом учении и читал отрывки из Бурдаховой физиологии для доказательства, что в человеке есть начало вечное и духовное, а внутри природы спрятан какой-то
личный Geist. [дух (нем.).]
Но — и в этом его
личная мощь — ему вообще не часто нужно было прибегать к таким фикциям, он на каждом шагу встречал удивительных людей, умел их встречать, и каждый, поделившийся его душою, оставался на всю жизнь страстным
другом его и каждому своим влиянием он сделал или огромную пользу, или облегчил ношу.
Тон общества менялся наглазно; быстрое нравственное падение служило печальным доказательством, как мало развито было между русскими аристократами чувство
личного достоинства. Никто (кроме женщин) не смел показать участия, произнести теплого слова о родных, о
друзьях, которым еще вчера жали руку, но которые за ночь были взяты. Напротив, являлись дикие фанатики рабства, одни из подлости, а
другие хуже — бескорыстно.
Грановский и мы еще кой-как с ними ладили, не уступая начал; мы не делали из нашего разномыслия
личного вопроса. Белинский, страстный в своей нетерпимости, шел дальше и горько упрекал нас. «Я жид по натуре, — писал он мне из Петербурга, — и с филистимлянами за одним столом есть не могу… Грановский хочет знать, читал ли я его статью в „Москвитянине“? Нет, и не буду читать; скажи ему, что я не люблю ни видеться с
друзьями в неприличных местах, ни назначать им там свидания».
При
личных свиданиях происходили целования; за глаза, во всякую свободную минуту, не уставая, сплетничали и обносили
друг друга.
Но, кроме двоегласия в
личном существовании, представлялась еще
другая опасность, которую приводило за собой отсутствие реальных интересов… Опасность эту представляло вторжение некоторых противоречивых примесей, которые угрожали возможностью измен в будущем.
Но я был
личным свидетелем
другого исторического момента (войны 1853–1856 г.), близко напоминавшего собой двенадцатый год, и могу сказать утвердительно, что в сорокалетний промежуток времени патриотическое чувство, за недостатком питания и жизненной разработки, в значительной мере потускнело.
Раньше доктор изредка завертывал в клуб, а теперь бросил и это из страха скандала. Что стоило какому-нибудь пьяному купчине избить его, —
личная неприкосновенность в Заполье ценилась еще слишком низко. Впрочем, доктор приобрел благодаря этим злоключениям нового
друга в лице учителя греческого языка только что открытой в Заполье классической прогимназии, по фамилии Харченко. Кстати, этот новый человек сейчас же по приезде на место служения женился на Агнии Малыгиной, дополнив коллекцию малыгинских зятьев.
Ни мысли, ни заботы о своем общественном положении, о своей
личной выгоде, об обеспечении; вся жизнь, все усилия устремлены к общему без всяких
личных выгод; одни забывают свое богатство,
другие свою бедность — идут, не останавливаясь, к разрешению теоретических вопросов.
Он выходил из затруднения тем, что устанавливал крайний дуализм морали
личной и морали общественной, монашескую аскезу для одной сферы и силу и красоту для
другой сферы.
Весьма понятно, что там, где совокупление происходит на токах, на общих сборищах, — ни самцы, ни самки не могут питать
личной взаимной любви: они не знают
друг друга; сегодня самец совокупляется с одною самкой, а завтра с
другою, как случится и как придется; точно так же и самка.
Казалось, слишком острое и эгоистическое сознание
личного горя, вносившее в душу пассивность и угнетавшее врожденную энергию, теперь дрогнуло и уступило место чему-то
другому.
Ведь у них самих отняли все, что они имели, свою волю и свою мысль; как же им рассуждать о том, что честно и что бесчестно? как не захотеть надуть
другого для своей
личной выгоды?
Между тем нравственное развитие идет своим путем, логически неизбежным при таком положении: Подхалюзин, находя, что
личные стремления его принимаются всеми враждебно, мало-помалу приходит к убеждению, что действительно личность его, как и личность всякого
другого, должна быть в антагонизме со всем окружающим и что, следовательно, чем более он отнимет от
других, тем полнее удовлетворит себя.
— Господа, я никого из вас не ожидал, — начал князь, — сам я до сего дня был болен, а дело ваше (обратился он к Антипу Бурдовскому) я еще месяц назад поручил Гавриле Ардалионовичу Иволгину, о чем тогда же вас и уведомил. Впрочем, я не удаляюсь от
личного объяснения, только согласитесь, такой час… я предлагаю пойти со мной в
другую комнату, если ненадолго… Здесь теперь мои
друзья, и поверьте…
Но это нам невозможно, а вы
другое дело: как могли бы вы не любить хоть кого-нибудь, когда вы ни с кем себя не можете сравнивать и когда вы выше всякой обиды, выше всякого
личного негодования?
Я хочу говорить не о себе, а о вас и, устранив на время все
личные счеты, буду с вами объясняться просто как член известной ассоциации с
другим членом той же ассоциации.
— Нет, не все равно; мой отец болен, может быть опасен, и вы в такую минуту вызываете меня на ответ о…
личных чувствах. Я теперь должна заботиться об отце, а не… о чем
другом.
Несколько позже, когда я уже успел освободиться из-под влияния того предубеждения, которое развилось у меня относительно вас, — несколько позже, положив руку на сердце, я мог уже беспристрастнее взглянуть на дело и, следовательно, быть строже и к самому себе; я пришел к тому заключению, что выказывать свои
личные желания относительно
другого никто из нас не вправе, тем более если эти желания клонятся к удалению одного из членов.
— Но ведь это, наконец, твои
личные счеты, мой
друг…
Он старается съютить противоположные полюсы
личных воззрений, приводит примеры, одно одобряет,
другое порицает и в заключение все-таки взывает к усмотрению.
Я говорил себе, что разлука будет полная, что о переписке нечего и думать, потому что вся сущность наших отношений замыкалась в
личных свиданиях, и переписываться было не о чем; что ежели и мелькнет Крутицын на короткое время опять в Петербурге, то не иначе, как по делам «знамени», и вряд ли вспомнит обо мне, и что вообще вряд ли мы не в последний раз видим
друг друга.
Гнетомый этими мыслями, Имярек ближе и ближе всматривался в свое
личное прошлое и спрашивал себя: что такое «
друг» и «дружба» (этот вопрос занимал его очень живо — и как элемент общежития, и в особенности потому, что он слишком близко был связан с его настоящим одиночеством)? Что такое представляет его собственная,
личная жизнь? в чем состояли идеалы, которыми он руководился в прошлом? и т. д.
В области материальных интересов, как, например: пошлин, налогов, проведения новых железных дорог и т. п., эти люди еще могут почувствовать себя затронутыми за живое и даже испустить вопль сердечной боли; но в области идей они, очевидно, только отбывают повинность в пользу того или
другого политического знамени, под сень которого их поставила или судьба, или
личный расчет.
Возможна ли, при подобных условиях, иная деятельность, кроме такой, которая ничего
другого не приносит, исключая
личного самомнения, ненависти и презрения?
Вздумал было потом поершиться против него один из прокуроров и на
личные предложения начальника губернии стал давать по губернскому правлению протесты, но кончил тем, что, для пользы службы, был переведен в
другую, дальнюю губернию.
Может быть, его громкий титул, может быть, его богатство и
личное обаяние, а вероятнее всего, стадная подражательность, так свойственная юношеству, были причинами того, что обычаем «цукания» заразилась сначала первая рота — рота его величества, — в которую попал князь, а потом постепенно эту дурную игру переняли и
другие три роты.
Другое дело настоящий пожар: тут ужас и всё же как бы некоторое чувство
личной опасности, при известном веселящем впечатлении ночного огня, производят в зрителе (разумеется, не в самом погоревшем обывателе) некоторое сотрясение мозга и как бы вызов к его собственным разрушительным инстинктам, которые, увы! таятся во всякой душе, даже в душе самого смиренного и семейного титулярного советника…